Беркем Атоми - Мародер
Рявкнул аммонал, Ахмет еще немного повозился, цепляя утконосами нижний ригель, и дверь бесшумно отворилась, выпустив на платформу облако смрада. Перегоревшая, но еще довольно забористая трупная вонь заставила мародеров спешно подняться назад по лестнице.
– Третий год уже, а все еще воняет.
– Дак сыро же. Плюс еще кумулятивная струя все в воздух подняла, а если б тихо вошли, ниче б не воняло. По крайней мере, не так.
– Ладно, я спущусь. Как открою, свистну.
Паневин стянул чеченку, закрыв ею рот и нос, и ушел, подсвечивая огарком. Через несколько томительно долгих минут раздался лязг металла во вскрытой комнате, словно пьяный великан, придя домой, не может попасть ключом в скважину, затем скрежетнули, страгиваясь, и мерзко завизжали расходящиеся створки ворот.
– Спускайтесь, эй! Я у тоннеля подожду.
Мародеры снова оказались на платформе, стараясь скорее преодолеть облако тухлой вони. В конце платформы, где виднелась свечка Паневина, почти не воняло, в тоннеле не воняло совсем – только ржавчиной, сыростью и креозотом. Паневин, державший на плече здоровенную ручку аварийного привода, дождавшись спутников, задул свой огарок.
– Смотри, в натуре, рельсы. Тележки по ним какие-то катали, да, Толян? – включил дуру Ахмет, разглядев в колеблющемся свете и натоптанный рельс двухпутки, и прокопченный солярой потолок тоннеля[159].
– Ага, «тележки», – технично съехал Паневин. – Мотовозы[160]. Пошли, че встали. Вон, видите? Лестница с парапета, туда нам.
– А че возили? И куда? – не дал спрыгнуть с темы Ахмет, навяливаясь уже полностью открыто.
Наклонился к рельсовому стыку, попросил у Кирюхи свечку:
– О, ты понял, нет?
– Че там? Брюлик нашел?
– Щас, погодь… – Ахмет пробежался к следующему стыку, снова наклонился, всматриваясь в место клеймения и шевеля губами.
– РК-36, НКЖД, тысяча девятьсот сорок восьмой год. Не перекинутые, следов демонтажа нет. Это их тут, Кирюх, натоптали. Мотовозы. Да, Толян? И контактник тоже они стерли. Надо же, какие шершавые в РВСН мотовозы на вооружении стояли, охуеть.
– На самом деле, Толь, че тут за дела? – заинтересовался Кирюха, догоняя Паневина. – Ахмет, я так понимаю, что тут поезда не раз в год ходили, так, нет?
– Два. Или больше. Или гораздо больше. Толян, слышь? Все, страны, которой ты давал кучу подписок, нет. Мне тоже от этого радости мало, однако факт есть факт, слышь, Толян?
Паневина, это было видно, здорово плющила сложившаяся ситуация – вроде и так оно, Союза нет, даже этой блядской Российской Федерации тоже нет, не считать же государством стадо пухлых пидоров, радостно кувыркающихся по хозяйкиной команде… Однако, похоже, мужик крепко знал простые вещи, на которых стоит человеческое: взял – отдай, обещал – сделай… Доверили секрет – не болтай.
– Так че это за железка-то? Куда она? – уже не на шутку завелся Кирюха.
– Это… метро, – решился Паневин, хмуро шагавший впереди.
– Чего?? Какое еще, на хуй, метро?!
– Такое. Спецметро. По нему можно попасть к любому стратегически важному объекту в стране. Хоть в Кремль, хоть в Чехов, хоть в Косьву.
– И че, всю дорогу под землей?
– Да нет, не всю, конечно, но полпути точно. Так едешь, едешь, а потом раз – от магистрали путь отходит в лесок, там забор «в/ч номер такой-то», солдатики, собаки – и в холме дырка. Через полста верст раз – и из другой дырки выезжает тот же груз, но уже на другом поезде. На таком же, но на другом. Это еще Сталин начал, в тридцать втором. Он до Горького проложил, на юг еще там что-то, но я там не был, не знаю. Здесь, в Ур-ВО[161], Берия все построил, потом Хрущев столько же добавил, потом Брежнев, но тот уже меньше. От семидесятки до Косьвы с юга на север и от Куйбышева через Ямантау, через нас и до Кургана, а там в Казахстан поворачивает. Говорили, самые длинные подземные перегоны именно там, у казахов.
– А если по этому тоннелю ехать, где выйдешь? – Ахмет ткнул пальцем назад.
– В Барабаше. Станция Пирит. Там верхом до Вишневогорска, и опять вниз – до семидесятки. Если вперед ехать, то тут будет длинный перегон на Миасс, до Сыростана. Ну, и там, как версты три отъехать, свороток еще к нам, на химзавод, и дальше вверх.
– Куда?
– В Старогорном бригада ГО[162] стояла, знаешь? Вот у них на территории части выход. Под склад закошен.
– Так… Значит, путь мы не срежем…
– Не срежем никак. В Тридцатке выход только через ЗКП[163], а там сами знаете, гэбейники сидят под площадью, в Старогорном зона хозяйская начинается. А как здорово было бы – на бэтээре по тоннелю до Старогорного долететь. Если б не хозяйки…
– Да, хозяек на бэтээре не объедешь… Значит, будем здесь где-то выезжать, да?
– Ну, если заведется. Тут есть выход, на южную сторону горушки. Там типа лесозащитная просека, по ней можно на дорогу возле Тыелги выйти, а там уже Новоандреевка и трасса Миасская.
Пройдя еще с полста метров, мародеры остановились у сетчатых ворот, за которыми зиял провал куда-то во тьму.
– Это, что ли?
– Да. Кто тут у нас спец, по замкам хуячить? Кирюхин, твою жопу, да погоди ты! Дай хоть отойти!
Снова грохнул басистый жириковский «Грач», расплескивая проржавевший замок, зашелестела ржавая рабица, отгнившая от рамы.
– Паневин, а на хера их тут держали, а? Начальству съебаться, если на бомбе кто таймер случайно запустит?
– Не, вы точно в свое время боевиков пересмотрели. Не бывает на изделиях таймеров, их вообще просто так не взорвешь.
– Ты скажи, бэтээры зачем?
– Ну… – снова замялся Паневин, но продолжил: – Есть вещи, которые в случае захвата объекта или мятежа должны быть эвакуированы любой ценой. Если б те пацаны, ну, проходили мы через которых, с защитой не справились.
– Это те, которые «компрессорщики»? Без компрессоров которые?
– Они. А ты быстро смекаешь, татарин. Многие тут на пенсию уходили, думая, что я, Равдугин тот же, еще пара человек – старшие смен климатических установок.
– Вы персонал контролировали?
– Да. Ну, и еще пару функций. Типа этой. Ну, вот они.
Посреди здоровенного бокса стояли три БТР-80. Кирюха тут же запрыгнул на броню, подсветил – и застонал от разочарования.
– Че там ноешь-то?
– Бля-я-ать, сука, пиздец! Пиздец стволу! Иди вон, залезь, сам глянь…
– Ой, бля-я-я…
В самом деле, ствол торчащего из бэтээровской башенки КПВТ казался плюшевым от ржавчины. Пока Ахмет сбривал ножом трухлявый рыжий налет, определяя глубину поражения, Кирюха метнулся к следующему, взлетел на броню, едва не навернувшись, торопливо чиркнул зажигалкой…
– Фф-фу-у… Вроде ниче.
С треском распахнул люк, нырнул внутрь, что-то ронял, отшвыривал с пути, матерно рыча, наконец вылез, закурил, выдохнув:
– Вроде ниче…
Годных КПВТ оказалось два. Никаких стрел в укладках, конечно, не было, как и положенных по штату РПГ-7, зато во всех трех бэтээрах хранился положенный боезапас – по пятьсот 14,5 и по две тысячи семеры к ПКТ. Все затраты и риск разом окупились. Сами бэтээры были, видимо, только получены – такой модели никто из мародеров в войсках не встречал. Вместо привычных раз-два-третьих[164] раций стояли какие-то новые, нарядные и загадочные, пластиковые сидухи, по мелочи много всего.
Завестись ни один не пожелал – соляра в баках дала парафин, и движки не схватывали.
– Да брось, бесполезно. – Оглохший от пускача Паневин постучал по броне упорному Кирюхе.
– Похоже. Че удивляться – соляр самый херовый куда? В армию.
– Или времени слишком много прошло.
– Да насрать. Давай машинки выдергивать…
Втроем демонтировать КПВТ – одно удовольствие.
Вскоре на отсыревшем бетоне лежало упакованное вооружение бэтээров. Решение оставить автоматические пулеметные точки на потом принялось само собой – без них набиралось нехило, полтонны веса. Закончив, сели перекурить. Ахмет покосился на жириковские котлы[165]:
– Сколько сейчас наверху? Мои че-то встали.
– Почему наверху, везде. Ой, бля, полвосьмого уже… Ни хера себе, я думал – к обеду дело.
– Пацаны там задубели уже. Надо менять.
Все замолчали – никому не хотелось вылазить на мороз в пропитанной подземной сыростью одежде. Однако делать нечего – именно забота о своих делает командира командиром. Ахмет вытащил нож и отрезал от сигаретной пачки два кусочка картона. Короткий достался ему, и он до полуночи трясся под елью на склоне горы, откуда просматривалась территория объекта С.
Трясло его и от мороза, но больше от сознания того неприятного факта, что Кирюхин сейчас сидит с новым человеком Паневиным и разговаривает. О чем? Пацаны спят, а эти – разговаривают. Ахмет четко чуял это, мир вокруг каждым шорохом предупреждал его: не спи, Ахметзянов, ой не спи. До чего они договорятся, вернее, могут договориться? Не слишком ли велик для Кирюхина этот кусок – новый домашний, которого хоть сейчас ставь вместо Немца, два КПВТ, три ПК? Не поедет ли у него крыша? Больно уж гладко складывался этот выход, и везде получалось, что Кирюха тут пуп земли, а он, Ахмет, – так, пристяжь. Не попытается ли Кирюха учесть данный «факт» при разливе? Хотя те же бронедвери эти два гандона (оп-па, вот уже подельники и гандонами стали – отметила та часть его сознания, которая всегда смотрит за человеком со стороны) хрен вскрыли бы. …А че – всегда же так. О чем на берегу договаривались, это одно. А по жизни частенько другое вылазит, куда чаще кидают, чем по чесноку расходятся. И по жизни щас – ну завалит меня Жирик, и че? Кто-то спросит? Кто? Баба? – злобно скривился Ахмет. – Серб? На хера ему это? Какие Жирику минуса, если моего Дома не будет? А никаких. Еще Жирик знает, ну, догадывается, как у меня забит подвал, это тоже важно. Серб и Почтарь – два хороших бойца, особенно Серб. «Утеса» два – ну, один нормальный. Короче, после Пыштыма сечь вокруг, как в бою, надо будет. А то, похоже, отряд не заметит потери бойца. А вот хуй вам, уважаемый товарищ Жириновский. Сглотнете вы у меня теплого…
