Нил Гейман - Хрупкие вещи

– Потому что сейчас и твои годы тоже сгорают, – сказал профессор Мандалай. Он захлопнул книгу в кожаном переплете, потому что страница, на которой он писал, вспыхнула. Обрез книги обуглился, но все остальное не пострадало. – Когда годы сгорают, возвращается похороненная в них память, – Профессор выглядел намного плотнее, живее, и он улыбался. Раньше никому из членов Эпикурейского клуба не доводилось видеть улыбки профессора Мандалая.

– Мы сгорим без остатка? – спросила раскаленная Вирджиния. – Или выгорим обратно в детство, обратно в духов и ангелов, и начнем все сначала? Хотя это не важно. О, Красти, как это прекрасно!

– Наверное, – произнес Джеки Ньюхаус из-за стены огня, – в соус стоило бы добавить чуть больше уксуса. Такое мясо, думаю, заслуживало чего-то покрепче. – И он исчез, словно растаял в пламени.

– Chacun a son gout, – заметил Зебедия Т. Кроукрастл, что в переводе означает «на вкус и цвет...», облизнул палец и покачал головой. – Лучше не бывает, – сказал он с невероятным удовлетворением.

– Прощай, Красти. – прошептала Вирджиния. Она протянула руку сквозь пламя и на пару мгновений крепко сжала его смуглую ладонь.

В следующий миг на заднем дворе кофейни Мустафы Строхайма в Гелиополисе (который некогда был городом Солнца, а теперь превратился в пригород Каира) не осталось ничего, кроме белого пепла, разносимого мягким ветерком – пепла, похожего на снег или сахарную пудру; не осталось ничего и никого, кроме молодого парня с черными как смоль волосами и ровными белыми зубами, в фартуке с надписью ПОЦЕЛУЙ ПОВАРА.

Из-под толстого слоя пепла, засыпавшего кирпичный алтарь, показалась маленькая пурпурно-золотая птичка. Она пискнула и уставилась прямо на Солнце, как дитя смотрит на своего родителя. Расправив тонкие крылышки, она взмыла вверх, к Солнцу, и никто не следил за ее полетом, кроме юноши во дворе.

У ног парня, под пеплом, который недавно было деревянным столом, лежали два длинных золотых пера. Он поднял перья, стряхнул с них пепел и аккуратно уложил в карман куртки. Потом снял передник и ушел своей дорогой.

Холлиберри ДваПера Маккой – взрослая женщина, мать семейства. Ее некогда черные волосы теперь отливают серебром, а из узла на затылке торчат два золотых пера. Сразу бросается в глаза, что когда-то эти перья выглядели очень эффектно, но с тех пор минуло много лет. Холлиберри является президентом Эпикурейского клуба: богатой и неспокойной компашки. Давным-давно она унаследовала эту должность от отца. Я слышал, что эпикурейцы вновь начинают роптать: говорят, что уже перепробовали все на свете.

СОТВОРЕНИЕ АЛАДДИНА

Inventing Aladdin

Перевод. Н. Эристави

2007

И снова – в который уж раз! –Она – на супружеском ложе.В ногах свернулась сестренка.Она досказала сказку –И ждет. Девочка знает свою роль,Торопливо щебечет: «Я спать не могу, сестрица.Я новую сказку хочу!»Шахерезада с трудом переводит дыханьеИ начинает: «Дошло до меня, о царь.Что в далеком Пекине жил некогда юный повеса.Звали его... Аладдином. Отец его умер,И овдовела мать...»Нить сказки плетется – приехал колдун-чернокнижник.Назвался дядюшкой Аладдина, а самВтайне лелеял мрачные планы.Завел он юношу в тайное место в пустыне.Перстень на палец надел – волшебной, он клялся, силы,Спустил Аладдина в колодец, а там –Пещера, полны ее гротыБесценных каменьев.Просил: «Принеси мне лишь лампу!» –и Аладдин принес,А дядя столкнул его в пещерную тьму –На верную гибель...

Пока что довольно.Пускай Аладдин несчастный еще потомится в пещере!Она умолкает – а муж опятьНе может дождаться грядущей ночи.

Итак, наступает утро.Она готовит еду,Кормит детишек.Мечтает...Помнит она: Аладдин – в западне.Помнит, что сказкой своеюКупила она себе новыйДень жизни.А дальше-то что?Ох, наперед бы знать!

И только когда на город спускается вечер.Когда супруг рычит (в который уж раз):«Уж завтра ты точно расстанешься с головой!»,Когда сестренка ее Дуньязада невинно мурлычет:«Сегодня еще не завтра. Ну а пока, –Что ж с Аладдином случилось?» –Только тогдаОна понимает, что было дальше.

В пещере, сияющей жаром цветных каменьев,Трет Аладдин лампу. Вот джинн появился...Тянется, льется сказка. У Аладдина уже –Невеста-царевна, дворец, сады и фонтаны.Но вот – опасность! Вернулся в город колдун.В обличье старьевщика он по улицам бродит,Кричит: «На новые старые лампы меняю!»Теряет все Аладдин...Она замолкает.

Ну что ж – прожить еще день ей явно позволят!

Тихонько сопит сестра. Захрапел супруг.Она же лежит без сна и глядит в темноту ночную,Предвосхищая развитье дальнейших событий.Как Аладдину вернее удачу вернуть –Так или этак?Как воротить свой дворец, сады и царевну?Она уснет на рассвете.А сказке нужен конец...Но, может, сны ей помогут лучше, чем мысли?

Она просыпается.Кормит детишек.Жемчуг вплетает в косы.Лениво плетется на рынок,Чтобы купить тамМасла для лампы. Торговец нальетМасла в кувшинИз бочки огромной –В сознанье мелькает мыслишка:«А в бочке такойИ человека ведь спрятать можно!»В тот день она купит и травки душистой – сим-сима.Сестренка смеется: «Тебя он казнит не скоро!»«Не скоро». А в воздухе жарком висит молчаливо:«Но все же – казнит».

На ложе ее перстень потрет Аладдин –Раб Перстня придет на помощь.(Замерли царь и сестренка.)...Мертв чернокнижник, спасен Аладдин! –И она замолкает.Сказке конец – но конец и рассказчице тоже?Теперь бы скорее начать сказку другую!Шахерезада спешно проводит смотрВойскам своих слов, отрядам случайных придумок.Сны и дневные событья наводят на мысльО бочках, в которых прячутся люди.«Сим-сим, откройся!» – шепчет она, и на губахуже играет улыбка.«Дошло до меня, о царь, – жил некогда человекпо имени Али-Баба. И был он честен, но беден...»Она говорит, и пока говорит – свободна.Ну что ж... еще на день жалкая жизнь ееОпять спасена. Так будет до новой ночи,Так будет, покуда царь от нее не устанетИли покуда дар ее не иссякнет.Так что за новая сказка? Откуда ей знать –Слова-то еще не пришли...(А я? Я знаю не больше!)Но «сорок разбойников» – это звучит красиво.Так, значит, пускай будет сорок. И молит она небеса –Пошлите еще хоть несколько дней!Какой же странной ценоюМы жизнь свою покупаем...

ПОВЕЛИТЕЛЬ ГОРНОЙ ДОЛИНЫ

новелла из цикла «Американские боги»

The Monarch of the Glen

Перевод. А. Комаринец

2007

Она сама – словно дом, населенный призраками. Она сама не властна над собой; иногда ее предки являются и выглядывают из ее глаз, как из окон, и это выглядит очень пугающе.

Глава первая

– Если хотите знать мое мнение, – сказал Тени худощавый пожилой человек, – вы в своем роде монстр. Я прав?

Если не считать барменши, кроме них в баре при гостинице в городке на северном побережье Шотландии никого не было. Тень сидел себе за столиком, тянул светлое пиво, когда к нему пересел этот человечек. Лето подходило к концу, и Тени казалось, что все кругом холодное, маленькое и сырое. На столе перед ним лежала книга «Приятные прогулки по окрестностям», и он изучал маршрут, которым собирался пойти завтра: к береговым скалам и дальше к мысу Гнева.

Он закрыл книгу.

– Я американец, – ответил он, – если вы это имели в виду.

Склонив голову набок, человечек театрально подмигнул. У него были отливающие сталью седые волосы, серое лицо и серый дождевик, и выглядел он как провинциальный юрист.

– Это как посмотреть, – сказал он. – Возможно, как раз об этом я и говорил.

За свое недолгое пребывание в этих краях Тень лишь едва-едва научился понимать местный выговор: сплошь гортанная картавость с вкраплениями раскатистого «р» да еще странные слова, но с серым незнакомцем проблем не возникало. Все в речи человечка было маленьким и живым, каждое слово произносилось так четко и правильно, что Тени казалось, будто это он сам говорит с полным ртом овсянки.