Осторожно, волшебное! - Наталья Викторовна Соколова
Теффик деликатно кашлянул, сгибом указательного пальца тронул усы.
- Простите, конечно. Но юной пчеле дорог густой светлый нектар зрелой мудрости. И если он не напитан горечью разочарования...
Дамочка не стала слушать, передернула плечами, обтянутыми розово-чешуйчатым, блистающим платьем.
- Ах, нет, пустяки! На обычного современного молодого человека он не подействует, ваш белобородый дедуся с его ярмарочными фокусами. Не тот товар. Не та фаза развития общества. Уверяю вас. Готова пари держать... ну, даже на свои лучшие осенние лаковые сапоги-скороходы с суперкаблуками. Или на самую любимую ондатровую шапку-невидимку! - Перегнулась с торшера, разглядывая улицу внизу.- Возьмите любого... Вон они идут, молодые Васильевы, Ивановы, Смирновы,- указала куда-то маленьким кукольным пальчиком с ярким хищным ногтем,- смотрите, дед! Хорошо логарифмируют, извлекают корень квадратный из длиннейших чисел. Знают, сколько хромосом у человека и сколько ватт в киловатте. А вы к нему с Царевной-Лебедью? И с этим самым... «ах, истина, ох, возвышенное, чистое». Очаровательная наивность! Знаете анекдот? «Хочется чего-то большого, светлого, чистого». Ответ - «Так вымойте слона» Метко и смешно, ха-ха!
Теффик хотел что-то сказать, но она замахала игрушечными ручками:
- Даже вам, обаятельный силач, я не могу позволить...
Иванов смотрел вниз, шевелил кустистыми бровями. Задумчиво поглаживал бороду.
- Васильевы, Ивановы... Хм. Взять любого... Пари, говорите? - В руках его очутилась подзорная труба старинного вида, черная; она стала удлиняться, раздвигаться, выталкивая из себя одно колено за другим, поблескивая серебряными кольцами,- Взять, значит, любого молодого, кого угодно, все равно... хоть вон того... что подходит к углу, сейчас свернет,- Раздвижная труба исчезла,- Так, говорите, пари? - Лукавая усмешка морщила губы старого волшебника, глаза его хитровато, озорно поблескивали из-под лохматых нависших бровей.- Обязательно, стало быть, попаду впросак? Осрамлюсь, а?
Дамочка уже была занята вплотную другим делом - завлекала и очаровывала Теффика (возможно, за неимением ничего лучшего). Он, перегнувшись из окна, помогал ей застегнуть «молнию» на спине, которая плохо держала, все время раскрывалась. Она мило и доверчиво лепетала:
- Нанта с вами встреча, прекрасный незнакомец... А? Что? - полуобернулась через плечо к Иванову.- Вы согласны на пари? Стоит ли, ведь все равно наверняка проиграете... Дело ясное. Недискуссионный вопрос.- Переключилась на Теффика: - Хочу вам признаться, могучий атлет, у меня такое чувство...
Круг подзорной трубы. Что в него вписалось?
Выхвачена, увеличена случайная картинка из книги большого города. Угол дома, массивные серые камни рустики с неровной, бугристой поверхностью, прохожий, который занес ногу, чтобы сделать шаг вперед. Он молод, у него светловолосая голова, под мышкой зажата толстая книга.
Ладно, подзорная труба исчезла. Все в порядке, делай свой шаг, прохожий. Ничего не случилось, тебя ведь не потревожили, верно? Заворачивай за угол, шагай себе дальше. Спеши по своим делам. Жизнь продолжается.
-Хочу вам признаться, могучий атлет,- щебетала миниатюрная дамочка,- у меня такое чувство, что мы с вами уже когда-то встречались. М-м? А не были ли мы двумя соседними нильскими тростниками в тот год, когда толстый лысый Имхотеп, воображая себя великим инженером, затеял строить пирамиду фараона Джосера?
- Ты-то была нильским крокодилом,- не так чтобы очень громко, но и не совсем тихо сказал Иванов.
- О, Восток, Восток,- это моя любовь, моя слабость,- запела дама тонким, детским голоском,- Лучшие годы...-
Ее волосы стали иссиня-черными, упали на грудь змеистыми косами, и клипсы, неожиданно удлинившись, закачались узорчатыми вырезными подвесками где-то у самых плеч.-
Ведь, в сущности, это я описана у Пушкина под именем Шемаханской царицы,- Она оказалась легко, весьма легко одетой, в каких-то длинных тюлевых шароварах, с голым животом и двумя хорошо начищенными кастрюлями, соединенными на манер лифчика. Шарикоподшипники крутились, позванивая, на ее запястьях и лодыжках,- Кстати, полная ерунда, будто из-за меня царь Додон и его два сына... Эти поэты, у них такая фантазия. И про старичка звездочета тоже неправда, до сих пор жив-здоров, препротивная личность; когда я пролетала недавно над Кавказским хребтом (там его обсерватория), попросилась переночевать, нет, отказал, не пустил. Я и так и сяк,- она энергично покрутила животом,- но сами знаете, он же... э-э... скопец. Простите, должна вас покинуть! Сегодня уйма дел. Наколдовать грозу с ливнем, потому что в Лужниках большой футбол. Раскидать по дворам драже детской заболеваемости - вызывают сколиоз, авитаминоз, туберкулез... косоглазие, косолапие... рахит, плохой аппетит, стоматит... ухудшение успеваемости и уменьшение сопротивляемости вирусным инфекциям. Ну, пока-покедова! Приветик! Салютик!
Стала опять такой, какой была, когда только появилась: полосатой, похожей на осу, с осиной перетянутой талией и короткими раетрепистыми прядями соломенно-желтых, беспощадно обесцвеченных волос. Лихо перевернулась вниз головой, мотая в воздухе кожаными макаронами бахромы, мелькая концами прозрачного шарфика. Только ее и видели.
- Ничего себе,- оценил Теффик. - Такой можно преподнести розу ветров. Пикантная.
- Тьфу, пакость,- Иванов сплюнул.- Видеть ее не могу.
Вид у него был обеспокоенный.
Теффик пробовал заступиться:
- Тот, кто высок духом, иногда слишком строго судит...
- Оставь! Сейчас красотка, а через минуту - жаба, или плесень, или клубок змей.- Иванов зашагал по своей комнатке от стены к стене, четыре шага туда, четыре обратно,- У меня с ней свои счеты. Великий инквизитор - это тоже была она, жгла людей. Много чего за ней числится... Когда она в первую минуту заглянула в окно - ты заметил? - вот это ее настоящий вид: седые патлы, нос крюком, морщины.
- Какие морщины? - искренне удивился Теффик. Он уже успел все позабыть.
- Ведьмины штучки. Это она тебя околдовала, чертова баба.
Гнусно задребезжал звонок, загорелась синяя лампочка. Волшебник взялся за штурвал. И, поворачивая большое скрипучее колесо с отполированными от долгого употребления ручками, озабоченно качал головой, все покряхтывал, бормотал глухо, ворчливо, обращаясь не столько к Теффику, сколько к себе самому (была у него такая привычка одинокого человека):
- Вернулась, стало быть. Объявилась. Теперь не жди добра. Да и ее мил дружок, наверное, уже тут как тут. Где она, там и он... Ну, смотри в оба, Иванов!
* * *
Это еще не сказка, а присказка, сказка вся впереди... Беги, крутись, клубок-колобок, разматывайся, моя шерстинка, да смотри не оборвись. Куда-то ты меня приведешь...
5
В тот день Никита Иванов спустился по эскалатору метро, держа под мышкой толстенный учебник К. М. Быкова, Е. С. Быковой, Г. Е. Волосюк, А. П. Дубинина, Г. В. Кольраби и Д. И. Слоним по какой-то очень важной технической дисциплине, названия которой я сейчас
