Алексей Лукьянов - Карлики-великаны
— Ну-ка, хором: помогите, — шепотом рявкнул Эм-Си.
Орлы крикнули хором. Потом еще раз. Кричали без перерыва минут десять. Потом еще полчаса (ибо Лысюка благополучно забыла о своем обещании, дура такая), однако эффекта от зова было ноль. Котовцы почти сорвали голоса, когда до Эм-Си наконец дошло, в чем дело: кричали орлы шепотом.
— Помогите, — чуть ли не пропел Кафка в полный голос, дивясь идиотизму орлов.
И помощь тут же пришла. В лице Лысюки.
— Чего орете? — возмутилась она. — Я же сказала, что сейчас приду.
На Лысюке переливалось вечернее платье с таким глубоким декольте, что котовцы еще раз позабыли, зачем пришли и кто такие. Грамотно, хотя и несколько излишне наложенный макияж преобразил Нямню Назуковну в лучшую сторону чрезвычайно, но котовцы не видели ничего, кроме кокетливо раскачивающейся кувалды в наманикюренных пальчиках.
Инстинкт самосохранения сработал у всех мужчин одновременно, и, не сговариваясь, они выкрикнули единственное слово, которое могло их спасти.
— МЕНТУРА!
Жильцы ЧУДО-общаги, внимательно следившие за развитием событий в комнате Мумукина и Трефаила, в едином порыве дернули на паровых телефонах клапаны экстренного вызова ментов.
— Ну вы и идиоты, — обиделась Лысюка. — Зачем кричать, когда клапан можно выдернуть?
Она подошла к батарее, вызвала ментов и присела рядом с Эм-Си Кафкой.
Из рекреации донеслось пыхтение и скрип рессор, что могло означать только одно: прибыл автомент.
МЕНТУРА слыла органом прижимистым и экономным, менты никогда не выходили в отставку и продолжали служить после смерти, вследствие чего профессионализм рос практически на глазах. Автоматизированных ментов было не так много, но со временем их будет гораздо больше, ибо все смертны, и это обстоятельство угнетало Кафку сильнее, чем наличие на Сахарине врагов режима.
Торс и руки автомента армированы железными пластинами, глаза — паровой оптикой, а рот — нержавеющими вставными челюстями с победитовыми насадками и паровым усилителем голоса. Все, что располагалось ниже пояса, представляло шедевр механики и дизайна: двухколесный тарантас с паровым двигателем, фарами и сигнальными фонарями фиолетового и желтого цветов.
Прибывший автомент имел также особые приметы: правая линза светилась недобрым багровым светом, на борту серебрилась надпись: «Арни Шварц, машина-убийца». Этого громилу Кафка знал при жизни и заметил, что, превратившись в автомента, Арни практически не изменился.
Автомент заметил Эм-Си Кафку и криво ухмыльнулся:
— Я ведь обещал, что вернусь.
Что произошло дальше, Лысюке увидеть не довелось, потому что Арни попросил штатских очистить помещение.
Куда было идти бедной брошенной девушке?
Часть вторая. Коварство и любовь
Биркель проснулся и заорал, но широкая мозолистая рука закрыла ему рот. Через минуту Биркель начал задыхаться, потому что рука закрыла еще и нос.
— Пикнешь — и Мумукин тебе глаз высосет.
Лицо Биркеля выразило крайнюю степень заинтересованности: какой именно глаз собирался высосать Мумукин и каким образом, но кислородное голодание не позволило долго паясничать, и он отчаянно закивал.
Биркель Касимсот, лидер сахаринских контрабандистов, жил в относительном комфорте — на первом этаже, без центрального отопления, с автономным обогревательным котлом и без соседей, а те комнаты, в которых оные соседи должны были проживать, Касимсот использовал под склад контрабандного груза. Все потому, что он был управдом. Сууркисат знал Биркеля как подлого, беспринципного и наглого дельца, иными словами — лучшего партнера для побега и придумать нельзя. Кроме того, у Биркеля имелся личный паровой катер.
— Мы тебя сейчас шантажировать будем. — Мумукин изобразил зловещую рожу.
Биркель сделал вид, что испугался.
— Мумукин, заткни фонтан! — Трефаил дал Мумукину затрещину. — Сиди вон и поддерживай огонь.
Тургений обиделся и уселся напротив топки автономного обогревательного котла системы ЛАЗО.
— Трефаил, — Биркель встал с постели, — я тебе сколько раз говорил, чтобы ты никого ко мне не приводил. Ну ладно, девчонки не в счет. — Касимсот вовремя прервал возмутившегося Сууркисата. — Но ведь этот твой… шантажист… он на девчонку не похож. Даже если в платье нарядишь его, хе-хе.
— Ой-ой-ой, какие мы щепетильные, уже ему Мумукин и на девчонку не похож, — сморщился Сууркисат.
— Это я не похож? — возмутился Тургений.
— Я кому сказал — сидеть? — Трефаил нехорошо посмотрел на Тургения, тот еще поворчал немного и уселся обратно. — А тебе я вот что скажу, товарищ контрабандист. Нас преследует сам Эм-Си Кафка.
Биркель старательно пытался скрыть свое потрясение, напяливая штаны, но те почему-то надевались шиворот-навыворот. Наконец, оставив тщетные попытки, Касимсот уселся на кровать и жалобно посмотрел на Сууркисата.
— Ты меня надуть хочешь, ага? Кому вы на хрен нужны?
— Сам ты на хрен никому не нужен. Мы махровые диссиденты! — Благородная ярость вскипала в Трефаиле как волна. — Враги номер один.
— Один-два, — поправил Мумукин, не оборачиваясь.
— Усохни. Так вот — если нас с Мумукиным поймают, мы все про тебя расскажем.
Вообще-то бить ниже пояса было не в правилах Сууркисата, однако безвыходное положение обязывало вылезти вон из шкуры, но спасти оную во что бы то ни стало. И никого не жалко.
— Нам нужно удрать с острова, — резюмировал Сууркисат.
— Всего-то?
— Я никогда не прошу больше, чем мне нужно.
Касимсот, наконец, оделся и с чувством морального превосходства посмотрел на непрошеных гостей:
— А не слишком ли мало вы просите?
Трефаил растерялся. Но тут ему на выручку пришел Мумукин:
— Я тебе сейчас глаз высосу! — И завершил сердитый выпад продолжительной отрыжкой.
Именно этой отрыжкой Биркель и оказался сражен наповал. Подобной крутизны ему видеть, точнее — слышать, пока не доводилось. Мумукин же попросил прощения, сославшись на выпитое вчера.
— Ладно, куда вас девать… — Касимсот накинул на плечи куртку и распахнул дверь. — Пошли, буду вас спасать.
Чего только не перепробовал Люлик Касимсот ради того, чтобы его сняли с капитанской должности. Из всего арсенала средств аморального поведения он не испробовал разве что откровенную антиправительственную агитацию, но в результате оказывалось, что виноват кто угодно, но не капитан. Это, безусловно, угнетало.
Когда в каюту (Касимсот-старший, как всякий уважающий себя капитан, жил на своем корабле) ввалились трое неизвестных в масках, Люлик пребывал в состоянии каталептическом: как задумался, сидя у иллюминатора и ковыряя трубкой в левом ухе, так и остался сидеть, не обращая на гостей внимания. Брат Биркель, зная о каталепсии, развернул Люлика лицом к Тургению и Сууркисату, а затем дунул в ухо через трубку и, едва капитан начал проявлять первые признаки жизни, отскочил к диссидентам и сделал вид, будто они только что вошли.
Маску догадался снять только Биркель.
— Я… кхм… здрасте… задумался немного. — Люлик вынул трубку из уха и озадаченно поковырял в ушной раковине пальцем. Взгляд сконцентрировался на брате, и в голосе прорезались командирские нотки. — Это кто?
— Диссиденты мы, — встрял Мумукин, но продолжить не смог: трубка капитана угодила ему в лоб.
— Тебя я не спрашивал! — Люлик нахмурил брови и потянулся уже за кортиком, но тут трубка, словно бумеранг, ударила в лоб его самого, и капитан грохнулся со стула.
— Быдла какая, еппона мама! — Трефаил опустил руку, только что вернувшую снаряд владельцу. — Мы люди штатские, кто мячом в нас метнет, тот от мяча и…
Люлик заревел. На Мумукина с Трефаилом такая реакция произвела неизгладимое впечатление.
— Чего это он? — Мумукин незаметно хлопнул из стоящей на столе рюмки прозрачную жидкость, с удивлением обнаружив, что это обычная вода. — Трефаил, ты его случаем не того… не обидел?
— Да он, по-моему, и так умом скорбный. — Сууркисат перехватил взгляд Биркеля и тут же добавил: — Без обид, я зла не держу.
— Стресс у него, — заступился Биркель за брата.
— Точно, — хлопнул себя по лбу Тургений. — У него шары стрясенные.
Люлик ревел все громче, и успокоить бравого капитана удалось лишь совместными усилиями и килограммом конфет, которые предусмотрительно захватил Биркель. И в тот момент, когда диссиденты уже всерьез начали задумываться насчет отдаться в руки правосудия, Люлик внезапно успокоился и спросил:
— Чего приперлись-то?
— Товарищи с деловым предложением. — Биркель вытер пот. — Шантажируют нас.
Люлик встал с пола, налил в стопку, опустошенную Мумукиным, прозрачной жидкости, выпил залпом и раскраснелся, что заставило Тургения с подозрением принюхаться к содержимому бутылки.
