Оксана Аболина - Лики Януса
— Слушай, — сказал я. — Ты не должен выходить из-под контроля. Ты обязан выполнять все мои инструкции. Главный — я. Не будешь вести себя по-человечески — я тебя уволю.
— Кадди с пенисом, — хмыкнул в ответ Хаус. Я не знал, кто такая Кадди, но понял, что у моего врача с ней при жизни были сложные отношения. — Ты включи свой мозг. Ах, ты не можешь? Ну да, он же у тебя спит сном праведника. Ну, я тебе помогу, я тебе растолкую. Включай соображалку и отвечай: если бы я не треснул по твоей дурацкой башке, разве твои руки что-нибудь почувствовали бы?
Он знал! Мне не показалось! Хаус тоже знал, что мои руки перестали быть совсем мёртвыми. В них появилась жизнь. Пока ещё микроскопическая, пока ещё едва заметная, но это были уже не два куска мяса, это были мои руки. Мозг искал с ними связь и почти нащупал её.
— Я буду размышлять дальше, — произнёс Хаус. — Но мне нужна доска с маркером и моя команда. Я без них не могу думать.
— Бери, что хочешь, — устало сказал я. — только позаботься о том, чтобы хотя бы твою команду я не видел. Мне и тебя хватает по самое не могу. Общайся с ними за пределами моего сознания.
— Замётано, — пообещал Хаус.
— Я тебе доверяю, — постарался я воззвать к его совести. — Руководи моим лечением. Ты мне нужен. Делай то, что считаешь правильным.
И доктор Хаус взялся за работу.
6. Брюня и обретение формы
Когда Сергей пришёл вечером с работы и увидел меня, он испугался. Ещё бы — под глазом у меня красовался огромный, иссиня-чёрный синяк. Мухин понимал, что я не мог упасть с кровати, удариться, а затем подняться и вновь юркнуть в постель. Квартира была заперта, в неё не мог зайти посторонний и повредить мне. Значит, синяк — следствие болезни, у которой появился новый, неизвестный и тревожный симптом. Квартирант хотел немедленно вызвать «скорую», и только напомнив ему Декларацию прав человека, мне удалось заставить его отказаться от этой затеи.
Я, как мог, постарался его успокоить, сказал, что вся проблема в моём зубе, из которого выпала пломба, что со мной такое уже случалось, и при зубных болях мое лицо покрывается синяками — так на меня действуют внутренние воспаления. И не надо так на меня смотреть, не надо, даю голову на отсечение, что это простой фингал, мне ещё рано покрываться трупными пятнами. Через пару дней я буду выглядеть намного лучше.
Единственное, что мне безудержно хотелось спросить у Сергея: цел ли «очкарик», нет ли на нём каких-нибудь царапин или повреждений, но задать подобный вопрос я так и не решился, он бы вновь возбудил в Мухине излишние подозрения.
Вечером, после мытья-бритья я, как всегда заснул, надеясь, что проснусь, как всегда, в семь утра. Не тут-то было. Ни свет, ни заря, в четыре ночи, явился Хаус, скинул с меня тростью одеяло и рявкнул:
— Вставай, лежебока! Пора лечиться. Я для тебя кое-что нашёл.
Лежать голым перед врачом, который на тебя при этом орёт, унизительно. Но у меня не было никакой возможности натянуть на себя вновь одеяло.
— Слушай, ты, — гавкнул в ответ я. — Мы договорились, что я главный. Так вот, прекрати тут командовать. И положи одеяло, как было. А то уволю, — предупредил я.
— Тебя унижает вид твоего мужского достоинства или твоего тряпичного туловища? — съехидничал Хаус, но послушался и снова закрыл меня одеялом, предварительно окинув мои причиндалы оценивающим и насмешливым взглядом. — Да, так вот. Ты будешь с сегодняшнего дня заниматься борьбой.
— Чем-чем? — поперхнулся я.
— Восточными единоборствами, а точнее, стилем Джит Кун-До, — уточнил Хаус. — Я нашёл на их сайте для тебя классного специалиста. Его зовут Брюс Ли. Он говорит, что сумеет тебе помочь. И я с ним согласен — у него есть для такой уверенности все основания.
— Да я бы лучше русской борьбой, на фига мне восток? — возмутился я. — Это в ваше время всякая экзотика была в моде, а я люблю всё наше, доморощенное, родное, русское. Может, Илья Муромец или Добрыня?
— Добрыня? — ухмыльнулся Хаус. — Махать дубиной? Ну конечно же, сила есть, ума не надо! Нет, голубчик, тебе сейчас нужны не туполомные кулаки, тебе нужна работа с обретением формы. И с этим тебе никакой Добрыня не поможет. Только Брюс.
— Я буду звать его Брюней, — капризно произнёс я (всё-таки я был не выспавшийся).
— Да хоть Сифилисом, — добродушно согласился Хаус и громко свистнул.
Передо мной появился невысокий темноволосый китаец с голым мускулистым торсом. Лицо китайца было молодым и запоминающимся, особенно в нем выделялись чёрные кустистые брови.
— Этот собирается звать тебя Брюней, — сообщил ему Хаус вредным голосом ябеды, но китаец сделал вид, что не заметил его слов.
— Нам пора приступать к занятиям, — сказал он. — Приготовься, сейчас начинаем.
— Я не выспался, у меня болит голова, спина так вообще отваливается, — запротестовал я. — Сейчас четыре утра. Мне и так из-за вас придется вкалывать себе ещё одно обезболивающее.
— Никаких лекарств, — решительно возразил Брюня. — Между прочим, я умер, выпив всего лишь одну таблетку от головной боли. Лекарства — яд. Вся твоя проблема в том, что ты потерял форму. Этим и следует заняться.
— Не согласен, — возразил Хаус. — Без лекарств обойтись нельзя. Вот хотя бы викадин…
— Никакой химии, — твёрдо повторил Брюня. — Во всяком случае, пока мы проходим курс Джит Кун-До.
И мы начали заниматься. Прежде всего Брюня привёл меня в спортивный зал, где собравшиеся в круге люди наблюдали за борьбой двух бойцов. Их сражение (назвать это дракой я никак не могу) было стремительным и твердым. А затем началась тренировка группы. Люди, сидевшие в круге, поднялись и приняли позу, похожую на боксёрскую, которую они изменяли по команде Брюни.
После групповых занятий, которые теперь проводились ежедневно, Брюня в течение часа занимался индивидуально со мной. Начинал он всегда с рассказа о своём жизненном кредо.
— Ты видишь, что восточная борьба красива. Но красота в ней — не главное. Главное — простота и точный расчёт. Ты можешь выжить, только если приспособишься к тем условиям, в которых находишься и сумеешь их эффективно для себя использовать. Постарайся избегать всего лишнего и пустого. Всегда помни о цели и стремись к ней. Я не могу передать тебе свой опыт, но ты можешь сам его взять у меня.
Он рассказал мне историю о дзенском монахе, который переправился через реку на лодке, а затем сломал её и дрова использовал для костра, на котором зажарил рыбу.
— Как ты думаешь, для чего он это сделал?
Мой ум поначалу возмутился этой историей. Зачем портить хорошую вещь, даже если тебе никогда не придётся обратно переплывать реку? Ведь лодка может пригодиться кому-нибудь другому. Но потом я понял, что лодка — это мой мозг. Раньше он работал для того, чтобы я мог себя прокормить, но сейчас у него другая задача. И поэтому я должен относиться к нему иначе. Такие притчи мастер рассказывал мне каждый день.
После разговоров начиналась физическая тренировка. Сначала Брюня показывал мне движения, которые я должен был делать вместе с ним, но руки мои и ноги, как и прежде, не шевелились. С того раза, как Хаус дважды ударил меня, они больше не давали о себе добрых вестей. Но Брюня не придавал этому особого значения, был спокоен и своей уверенностью вдохновлял меня на то, чтобы я не прекращал усилий. Он стоял передо мной, как бы пританцовывая, хотя казалось, что ноги его неподвижны, и наносил удары, останавливая их перед самым моим лицом и телом. Я должен был отвечать, но ответить не мог. Однако, через неделю Брюня вдруг предложил нам поменяться местами, и вот теперь я был Брюней, а он мной. Приняв облик мастера, я почувствовал его тело, его руки и ноги. Ощущения были потрясающие, я снова жил полноценной жизнью! Только бы мне не пришлось возвращаться обратно в своё тело. Каково же было ему в моём, обмякшем, мёртвом туловище? Когда я посмотрел на него, он (то есть я) не лежал в постели, а стоял напротив меня. И тогда мы начали бой. Я видел со стороны себя, но не больного, а здорового. Мои руки и ноги совершали микроскопические, тонко отточенные движения, сменявшиеся резкими ударами.
— Это и есть Джит Кун-До? — спросил я.
— В моё время это называлось методом «зеркальной терапии», — пробурчал вечно увязывавшийся за нами Хаус. — Ничего в этом такого особенного нет. Но эффективно, не спорю. Сам со временем увидишь.
И, действительно, через месяц ежедневных тренировок я стал чувствовать усилием воли свои руки и ноги, хотя они по-прежнему не могли двигаться.
— Ты начинаешь вновь приобретать форму, — заметил однажды довольным голосом Брюня. — Ты достиг определённых успехов, ты научился избавляться от пустых сомнений и приобрёл умение чувствовать уверенность, даже когда причин для неё нет.
В этом был он весь — мои успехи на физическом уровне волновали его гораздо меньше, чем умственные и эмоциональные. Но они были! Они были…
