Ефим Зозуля - Эскадрилья всемирной коммуны
Последняя фраза превратила речь Фохта во внушительное приказание.
Действительно, стоило даже офицеру-пилоту подняться на воздух, как он чувствовал, что вариться в бульоне ненависти внизу он не может, и он держал курс на север к туманной Африке, откуда до крамольной и милостивой Европы так близко…
— Революционная стихия — это воздух, — сказал как-то Муссолини в интимном кружке баронессы Гиршман.
Это повторялось как откровение во всех светских гостиных.
Фельдмаршал наградил целым состоянием инженера Битерфорда, который изобрел полуторатонные воздушные мины из сильнейшего, им уже усовершенствованного пикринола. Эти мины, разрывавшиеся на высоте до восьми и даже десяти километров, создавали целую систему воздушных почти цилиндрических ям и ураганных течений, а также явления воздушной детонации, в которых погибло несколько дезертиров Мадагаскара, пытавшихся скрыться в красную Африку.
Лаборант профессора теле-механики Канэ, — Раймонд Пуассон, усовершенствовал посылку без проводов сильных волн электрической энергии. Эти волны, при соприкосновении с дюр-алюминием, из которого строились все воздухоплавательные аппараты, давали сильную искру, очень опасную, как для самого аппарата и мотора, а, главным образом, для взрывчатых веществ, хранившихся на воздушных кораблях.
Мадагаскар казался неприступным.
Нужно сказать, что в специальных кругах Лондона и Гринвича (Центральный Британский аэродром) все это стало известным от воздушных перебежчиков. И в вольной лаборатории русского красвоенлета Алексея Уралова шла интенсивная работа по обеспечению и обезопасению аэропланов от волн Пуассона и по усовершенствованию стабилизаторов, дающих максимальную устойчивость самолету.
Кое-кто из членов Совнаркома Всемирной Коммуны тоже стал задумываться над участью Мадагаскара и его населения. Это возникло не без напоминаний Уралова, которому, как председателю Е. В. К. (Европейский Воздухоплавательный Комитет), часто приходилось бывать на заседаниях Правительства и разных высокоавторитетных комиссий.
Алексей Степанович Уралов был участником гражданской войны в России. В 1926 году он окончил Академию Воздушного Флота имени Н. Е. Жуковского.
В 1929 году вышла его знаменитая книга — «Стратегия и тактические особенности воздушного боя», сразу поставившая имя нашего летчика на ряду с именами Клаузевица и Бернгарди. Книга была переведена на все языки и сделалась настольной у всякого генштабиста и военного летчика.
Во время Европейской гражданской войны товарищ Уралов был начальником объединенных сил России, Германии и Италии и практически усовершенствовал свои теоретические домыслы.
Еще в 1939 году товарищ Уралов протестовал против беспрепятственной эвакуации мировой буржуазии на остров Мадагаскар и предлагал прекратить пиратские подвиги своего старого врага, фельдмаршала Фохта. Но назначение на ответственный мирный пост председателя Е. В. К. отвлекло энергию т. Уралова в другом направлении. Однако, когда появились первые перебежчики-авиаторы из лагеря Фохта, товарищ Уралов написал в парижской газете «Humanité»:
«Мы позволили укрепиться на отдаленной окраине черной своре контр-революционеров. Они не теряют времени даром. Вооруженные опытом техники, имея таких изобретателей, как Канэ, Пуассон, Битерфорд, имена которых известны каждому читающему рабочему, Фохт и Муссолини создали из Мадагаскара неприступную крепость. Ради успехов мощной и разнообразной промышленности там царит бешеная эксплуатация черных рабов. Сотни тысяч их томятся под сапогом грубого солдафона. А чем еще могут удивить нас неугомонные насильники Мадагаскара, какую каверзу придумают они для своего бесплодного, но все же опасного мщения и злобы?
Нет, этот южно-африканский Карфаген должен быть разрушен».
Вокруг статьи завязалась оживленная дискуссия, выяснившая, к сожалению, что никто серьезного значения работам мадагаскарских лабораторий решительно не придавал, и товарищ Уралов остался в меньшинстве. Потом перебежчики перестали появляться вовсе, после известного декрета Совета Девяти, и Мадагаскар был забыт.
Убанунга-Га, беглец с Мадагаскара
Года полтора спустя, через две недели после грандиозного пожара, уничтожившего несколько крупнейших гринвичских эллингов, Алексей Уралов, только что вернувшийся из Лондона, сидел вечером в своем кабинете, додиктовывая в графофон последние завтрашние распоряжения комендатуре гринвичского аэродрома.
Доложили о посетителе, и в комнату вошел негр. По одному взгляду на его мешковатый, не по росту костюм, Уралов увидал новичка в Европе и стало быть живую весть из Фохтбурга.
— Простите, товарищ Уралов, — сказал посетитель на ломаном английском языке. — Меня направили к вам товарищи, раньше меня сумевшие спастись из Фохтова ада. Мое имя Убанунга-Га, я с величайшим трудом пробрался к вам, к вам — в свободную Европу, — пояснил он.
Убанунга-Га был взволнован.
— Какие новости привезли вы нам? — спросил Уралов.
— О, ужасающие, — лихорадочно вскричал негр. — Я приехал сообщить о величайшей опасности, которая грозит коммунистическому миру. На Европу молятся мои братья — негры-банту, порабощенные, как им кажется, навеки…
— Ну, это еще неизвестно, — возразил Уралов, — однако, сообщите мне все по порядку.
Преодолев волнение, посетитель начал свой длинный, несколько несвязный и все же потрясающий рассказ.
— В последнее время я работал в лаборатории профессора тропической медицины Джемсона. Эта лаборатория находится под непосредственным покровительством Артура Рокфеллера, министра вооружений и медика по образованию. Лаборатория производила массовые опыты по разведению личинок наиболее ядовитой разновидности мухи-цеце. Опыты удались превосходно.
Получившиеся экземпляры, очень крупные, одним укусом убивают молодого быка. Я, как достаточно обученный и вошедший в полное доверие негр, участвовал в опыте, производившемся в присутствии самого рыжего Артура. Когда после недолгой агонии бычок подох, министр захлопал в ладоши и сказал Джемсону: «Браво, дорогой профессор. Право, это стоит теле-механики Канэ и Пуассона; мы еще не достигли возможности истреблять аэропланы в Каплэнде и транс-африканские самолеты. Но ваше насекомое уморит весь скот в Африке, причем никто и не будет подозревать, в чем дело». Дорогой товарищ Уралов, вы живете, окруженный самыми совершенными машинами не хуже нашего Фохта, у которого, говорят, даже есть радиоприемник европейских депеш. Можете ли вы понять, что такое лошадь и корова в нашей отсталой стране? Оживающий материк превратится в дикую пустыню. Как преданный слуга вне подозрений, я был послан с первой партией личинок к устью реки Лимпопо. О, я хитрый негр, а с нами был только один белый офицер. Я никогда не забуду, как наш моторный бот, небольшой, но устроенный по принципу австралийской пироги и не боящийся бурь Мозамбикского пролива, ночью вышел вслед за тралером, расчищавшим нам путь по водному кордону, так называется наша минная завеса. Кроме офицера, был еще один белый механик, все остальные были чернокожие. Это было сделано для того, чтобы при высадке на нашу экспедицию не обратили внимания береговые власти Советской Африки. Я стал объяснять нашей команде, с каким грузом и с какой целью мы покидаем остров. Мой народ — благородный угнетенный народ. Команда была возмущена. Но мы боялись остаться без механика. К счастью, распропагандировать его оказалось делом тоже нетрудным, он и без того хотел удрать в Лоренцо Маркес, а оттуда до Мадрида, откуда он родом. Мы утопили офицера в устье реки Лимпопо и направились в Порт-Наталь. Когда Капский Центральный Исполнительный Комитет узнал о нашем поступке, а я немедленно показал опыт с молодым быком и нашей мухой, то тамошнее население забеспокоилось. Нельзя было медлить ни минуты. Была произведена мобилизация для усиления береговой стражи. Но ведь старый пират Фохт справлялся и не с такими силами. Он может пойти на все. У него есть очень сильные броненосцы и подводный флот. Капская республика безоружна. Меня направили с мандатами в Лондон, и сюда я приехал с председателем Капского Ц. И. К., еще не успев зайти в Вестминстер, я направился к вам.
— Я очень благодарен вам за доверие, товарищ Убанунга-Га, — сказал Уралов. — Надеюсь оправдать его. Вы правы, нельзя терять ни минуты.
И, подойдя к телефону, он распорядился:
— Прошу подать мой аппарат В-1-4. Пилот Андерсен, механик Су-Фу. Мы едем в Лондон, дорогой товарищ, — сказал Уралов, вешая трубку.
Лондонская пресса живо приняла беглецов из стана контрреволюции. Их биографии, их интервью распространялись Континентальным Агентством и Трансокеанским Радиоосведомителем. Толстогубые, улыбающиеся лица сияли со всех газет под лентами лозунгов:
