Алекс Змаев - Песок под солнцем
— Ну и что мне с ней делать? Заправить или наоборот?
— А как тебе больше нравится?
— Пусть лучше будет «навыпуск»…
— Ага, если что — снять быстрее, — не то чтобы всерьез, просто дразнюсь. — Мих, чай поставь, пожалуйста. Я замерзла, пока ехали.
Разматываю пояс и вешаю плед рядом с его курткой. Так быстрее согреюсь. Плед сейчас только держит уличную сырость, а здесь камин быстро прогреет такую маленькую комнатку. Мих внимательно разглядывает меня и мне становится тепло от его взгляда. Ах да, я же в «бальном». Коротенькое чоли да юбка. С наслаждением стягиваю сапожки: от танцев и поездки пальчики совсем затекли, и устраиваюсь с ногами на кровати. Собственно, больше сидеть не на чем. Пока закипает чайник, мы молчим. Мих достает чайный пакетик и большую кружку. Одну. Больше, видимо, нет. Заваривает чай, подает мне. Все так же молча. Делаю несколько маленьких глотков, горячо. Передаю кружку ему, так и пьем по очереди. Меня это нисколько не беспокоит, его вроде бы тоже. Допив чай, сворачиваюсь клубочком на кровати и кладу голову на Михины колени. Смотрю снизу вверх; лицо мальчика напряглось и как будто застыло. Я делаю осторожное движение и щекочу его ухо кончиком хвоста.
— Ты так боишься самочек?
Мих ловит мой хвост рукой, рассматривает, задумчиво дует на мех.
— «Самочек?» У нас это называется «женщины».
— Я-то не «женщина». Меня ты тоже боишься?
— Тебя — нет. А за тебя боюсь. Я не знаю, как себя могу повести. И у меня никогда не было женщин, — грустно усмехается, — не говоря уж о «самочках».
— У меня тоже никого не было. Но я не боюсь. Просто чувствую, что все будет хорошо. Ты мне веришь?
— Почему-то да.
Опять молчим. Долго. Немного дремлем. Вдруг мне на лицо падает капля. Взглянула вверх — Мих сидит, закусив губу, весь бледный, пальцы правой руки с силой вцепились в одеяло. Но левая придерживает и гладит мой хвост столь же нежно, как и раньше. Началось. Приподнимаюсь на локте и поворачиваюсь спиной.
— Чоли на шнуровке, завязана вверху на бантик, развяжи.
— Зачем?
— Потом некогда будет, развяжи.
Завязка слабеет. Стягиваю одежку через голову и ложусь обратно к нему на колени. Маска бледности у него уже прошла, лицо розовенькое, пожалуй даже более чем. Рассматривает мои груди, аккуратно обводит пальцем вокруг соска.
— А я и не знал, что у вас здесь нет меха.
— Конечно, нет, как бы мы иначе детей кормили. — Глупые разговоры, но от них спокойнее и теплее. Накатывает третья волна и, если честно, я тоже немного боюсь. Он накрывает мою грудь ладонью, слегка сжимая. О-у-у-… Выгибаюсь вперед и вытягиваюсь на кровати поперек его колен. Наверное, это неправильно, у него проблемы, а мне сейчас просто хорошо. Очень! Или нет? Ему тоже хорошо? Глаза блестят, руки поспешно развязывают узкий поясок юбки. Выгибаюсь еще раз, чтобы ему было удобнее снять ее с меня. Лежу голая, покрывало холодное, и хочется прикрыть глаза и чувствовать, как он горячими руками гладит меня. Откуда-то из глубины тела поднимается… мурчание. Вот оно как! Несовершеннолетние коши не мурчат. Пока не придет срок. А я, выходит, замурчала… с ним. Мих наклоняется, целует мои губы, лицо, ловит губами кончики ушей, а я пытаюсь стянуть с него рубаху. Безуспешно, забыла расстегнуть пуговицы на рукавах, но он уже сам снимает с себя одежду. Сидит совершенно ошалевший, белый и голенький, хочется согреть, завернув в себя, как в плед.
Вскакиваю и устраиваюсь к нему на колени, лицом к лицу, оплетаю руками, ногами, хвостом. Приподнявшись, сама направляю его в себя. Что бы я ни думала раньше, все же анатомия несколько разная, он мог бы и не попасть. Ох, какой же большой все-таки, и как шумит в ушах. Прикусываю кончик собственного хвоста и расслабляю ноги, садясь на него до упора. В глазах все плывет, я прижимаюсь к его груди и непроизвольно взмявкиваю, какая-либо осмысленная речь недоступна. Он медленно покачивает меня на своих коленях. Закрываю глаза и уплываю…
Очнулась не знаю через какое время от ощущений электрического разряда, ударившего вдоль позвоночника и горячего потока глубоко внутри меня. Поднимаю глаза и встречаю его взгляд. Почему-то чувствую, как уходит из его сознания острое наслаждение, унося с собой муть «огонька». Абсолютно уверена, что организм его очистился полностью. От этой уверенности поднимается радость и передается ему. Его губы неподвижны, но мне слышится шепот: «Рафа…» Мне показалось? Или нет?
Наклоняю руками его голову, чтобы прижаться лбом ко лбу, плотно и глаза против глаз. «Рафа, любимая…» На меня накатывает теплая волна, шепчу мысленно:
«Аре ле тоу…
Во мне нет ничего закрытого от тебя, ни чувств, ни желаний, ни мыслей.
Я — это ты, а ты — это я. Два тела под звездами, один путь.
… им шеро до.»
«… им шеро до.»
Он повторял за мной, не зная смысла фраз. Впрочем нет, теперь уже зная.
— Что это было?
Немного грустно улыбаюсь и отвечаю мысленно:
— Древняя брачная клятва кошратов.
— Значит, мы теперь?
— Семья. И не обязательно говорить вслух.
— С ума сойти. «Семья». Запрещенное слово. И мы теперь слышим мысли друг друга.
— Это у людей оно запрещенное. А у нас — нет.
— У нас? Ага, теперь «у нас»… И знаешь, я понял, что весь день вел себя как идиот. И даже не сказал, какая ты красивая.
С этими словами мир вдруг переворачивается, я — сижу на кровати и вижу свое лицо с влажно поблескивающими глазами, совсем рядом, и прикасаюсь к своему телу, нежно глажу теплый мех.
— С ума сойти, — вслух повторяю я сказанные им слова, — дуата… И закрываю глаза. Я? Не-я? Уткнувшись лицом в его плечо, проваливаюсь в глубокий сон.
Проснулась, когда за маленьким окошком засинел поздний зимний рассвет. Обнаружила себя под теплым одеялом в объятиях Миха. Он уже не спал и тихонечко чесал меня за ушком. Ухо дергалось и его это, кажется, забавляло.
— Ты так неожиданно уснула…
— Или почти упала в обморок, от новостей, — я улыбаюсь, но серьезна.
— А что за новости-то? Что такое «дуата»?
— Мих, об этом — только мысленно. Мыслеречь внутри семьи не отслеживается никакими известными нам приборами и не перехватывается.
— Мыслеречь — она только внутри семьи?
— Да. Она возникает при слиянии, и то в случае биреты хотя бы…
— Ты не рассказала, что это такое.
— Все в общем-то просто. Первый уровень: сента, способность воспринимать наиболее сильные чувства другого. Радость, страх, боль… Этот уровень достигается всегда, если сразу после секса, пока двое еще физически не разъединились, произносится брачная клятва. В части семей сентой все и заканчивается. Второй уровень, бирета, позволяет слышать четко сформулированные мысли и мысленно говорить друг с другом. Связь мыслеречи действует мгновенно и на любом расстоянии, даже через межпланетный портал. Третий уровень, тельги — это уже не мысли, подуманные словами, а мыслеобразы, смыслы. Ты ведь понял смысл текста брачной клятвы, хоть и не знаешь языка планеты Тош. Бирета и тельги свойственны большинству семей кошей. Четвертый уровень, дуата — высший. Он редок, позволяет смотреть глазами другого, слышать его ушами и передавать-брать контроль над телом. У нас с тобою дуата, и это не укладывается в голове.
— Да… если люди узнают о таком, меня на запчасти разберут.
— Им не надо знать. Ты прав. И… нашим тоже не надо знать. По крайней мере пока.
— Да. Тогда молчим.
— И говорим мысленно между собой. Привыкаем к тому, что случилось. На многое придется посмотреть иначе. Но это потом, в конце концов мы теперь всегда слышим друг друга.
И, разрывая затянувшийся диалог в молчании, произношу вслух:
— А пока — отвези меня к парому.
Глава 3
Михаил
Мотоцикл летит по дороге, убегая от лучей рассвета туда, где в долине у озера еще хранятся остатки прошедшей ночи. Той ночи, что раскрасила мир новыми яркими красками. Кажется, я счастлив. Интересно, надолго ли?
— Ненадолго. Счастье никогда не бывает долгим, зато оно возвращается. И еще остается… не знаю какое слово подобрать на языке людей. «Уместность себя», как-то так.
Конечно, я и забыл, что у меня сейчас не осталось только своих мыслей. Рафа слышит и отвечает даже на те вопросы, которые я считал риторическими.
— Прости. Мне нужно учиться молчать. И еще оставлять тебя одного с самим собой. У нас все молодые семьи этому учат. А нам придется все осваивать самостоятельно. Но я научусь, обещаю. И тебе помогу. Все будет хорошо. Вот сейчас попробую не отвлекать тебя от дороги…
«Все будет хорошо.» Как же хочется этому верить. Мурчащим пушистым клубком свернувшись где-то в глубине сознания, Рафа как будто задернула плотную бархатную штору между собой и мной, но присутствие все равно ощущается. И, разумеется, ее руки, сомкнувшиеся у меня на поясе и прижавшееся к спине тело. Но кажется, телесная близость все же дальше, чем теплый клубок в душе.
