Александр Бачило - День гнева (сборник)
— Нет! — путник испуганно отдернул руку.
— Вы суеверны, — улыбнулась женщина. — Надеетесь, что этот талисман поможет вам. Напрасно.
Путник вскочил, а женщина, любезно улыбаясь, продолжала:
— Поверьте, я желаю вам добра. Я знаю, что вас привело сюда, а потому и говорю: остановитесь!
— Нет! — зло ответил путник. — Никогда! Не для того я шел сюда…
Вдруг женщина вскочила. Теперь она уже не улыбалась; лицо ее, преобразившись, стало властным.
— Остановись! — повторила она. — И подумай о сыне. А думать сразу обо всех, живущих и умерших на земле, бессмысленно. Всех любить невозможно, зачем же тогда…
— Нет! — крикнул путник. — Нет! Ты лжешь! Пытаешься разжечь во мне сомнения, напрасно!
— Ты спрашивал, кто я такая, — тихо продолжала женщина. — Ну что ж, я назову себя. Я та… которая приходит позже всех. Я не спешу. У каждого свой срок. Никто не вправе сократить его, и потому я выведу тебя отсюда. Ты будешь жить, забудешь о кольце. Потом мы снова встретимся — я обещаю. А сейчас… Прошу тебя, одумайся! Неисполнимо то, что ты задумал совершить. Добро и зло должны быть в равновесии, ведь так устроен этот мир.
Путник, нахмурившись, долго молчал, потом спросил:
— Кто погубил мою жену?
— Нет, то была не я, — сказала женщина. — У каждого своя судьба и своя смерть. Но есть и общая, всемирная судьба, и никому ее не изменить. Какой бы силы ни было твое волшебное кольцо, оно не сможет отделить добро от зла. Погубишь зло, погубишь и добро…
— Молчи! — не выдержав, воскликнул путник.
— Что ж, — грустно улыбнулась женщина, — я умолкаю, поступай, как знаешь, — и, подняв руки, хлопнула в ладоши…
И растворилась в воздухе. И наступила тьма — кромешная. Путник немного постоял, прислушался, однако же не уловил ни звука… и нерешительно спросил:
— Смерть… где ты?
— Здесь, — тихо прошептала женщина. — Ты мне не веришь, уходи. Но знай: лишь только ты поймешь, что я права, и позовешь меня, я тотчас же явлюсь к тебе на помощь. Ну, а пока прощай, — и замолчала.
Путник стоял в кромешной тьме, не зная, что и делать. О, как ему казалось всё понятным там, в царстве живых! Жизнь — это свет и радость, смерть — тьма и зло. Смерть — это гадкая и безобразная старуха, а царство мертвых… Но… как же не поверить собственным глазам? И как не поразиться тем словам, которые услышал он — и от кого? — от смерти! Она сказала, что… Нет, это морок, наваждение! Он столько лет готовился и размышлял, изобретал волшебный порошок, выковывал железное кольцо и, главное, он видел столько зла, которому не место на земле живых — оно должно вернуться в царство мертвых и… Да, конечно, он не повернет назад и не попросит помощи у смерти. Путник наощупь сделал шаг, второй…
И покатился вниз, с обрыва.
Очнулся он среди камней на дне глубокого и полутемного ущелья. Вокруг, куда ни глянь, теснились толпы изможденных рудокопов, одетых в грязные и ветхие рубища. Одни из них крушили кирками скалы, другие ползали меж ними на коленях и что-то искали в отвалах, а третьи отвозили тачки, груженые щебнем. Пыль, грохот, скрип несмазанных колес…
Что ж, он теперь по крайней мере знает, где находится. Падение доставило его в Ущелье; теперь дальнейший путь лежит вниз по нему к Реке, а там и к Городу. Прекрасно! Не зря он все же столько лет провел за расшифровкой тайных еретических писаний; мир мертвых для него открыт, он знает здесь все тропы, все колодцы, все пристанища! Путник тронул кольцо, улыбнулся…
— Встать! — крикнул кто-то.
Путник замер. Раздался резкий свист плети, щелчок… и злобный смех. Путник поспешно глянул вверх — над ним стоял надсмотрщик; широкоплечий и рослый урод в двурогом шлеме и стальном нагруднике, начищенном до блеска. Надсмотрщик снова замахнулся плетью и хрипло крикнул:
— Н-ну? Я жду!
Путник вскочил и, гневно улыбаясь, потянулся к поясу, да спохватился — он был без меча… И в тот же миг надсмотрщик хлестнул его по голове, сшиб с ног и, не давая встать, стал бить лежащего и злобно восклицать:
— Мерзавец! Тварь! Ничтожество!
Те рудокопы, что были поблизости, оставили работу и безучастно наблюдали за расправой. Надсмотрщик, в последний раз ударив путника, самодовольно посмотрел по сторонам… и вновь рассвирепел.
— Работать! — крикнул он, замахиваясь плетью. — Всем работать!
Толпа зашевелилась. Ударила одна кирка, вторая, третья, двинулись тачки, и эхо тотчас подхватило и умножило удары, скрипы, топот, вздохи. Путник, придя в себя, с трудом встал на колени, схватил обломок камня и исподлобья глянул на надсмотрщика. Тот, хищно ухмыляясь, крикнул:
— Р-раб! — и поднял плеть.
Рука у путника сама собой разжалась, и камень шлепнулся на землю. Надсмотрщик прав — он раб; он раб своей мечты. Он был рожден свободным и свободным же прожил всю жизнь; никто не смел ни оскорбить его, ни унизить… Ну, а теперь он сам себе избрал эту дорогу, и он пойдет по ней и не свернет, и вынесет любые унижения — ради мечты. А если так…
Путник поднял еще один камень, повертел его в руке и отбросил, взял второй, уронил. Зачерпнул горсть песка — песок просыпался сквозь пальцы. Стоявший рядом с ним рудокоп бил киркой по скале, а путник подбирал осколки, рассматривал их и отбрасывал. Рассматривал, отбрасывал, рассматривал, отбрасывал. Зачем, кому все это нужно, что здесь ищут — он не знал. Он поступал так, как и все. Он выжидал, надеясь, что со временем найдется хоть какое объяснение и он тогда решит, что делать дальше.
Но время шло, и ничего не изменялось; клубилась по ущелью пыль, гремели кирки и скрипели тачки, надсмотрщик кричал:
— Негодяи! Работать!
И вдруг…
На ладони у путника вспыхнул ослепительно-желтый свет. Путник осторожно сдул песок и поначалу не поверил собственным глазам — кусочек золота лежал в его руке! Замысловатой формы, маленький, он тем не менее сверкал так ярко, что путник зажмурился, словно от яркого солнечного света, и улыбнулся. Ему почудилось, будто он снова наверху, среди живых. Любуясь неожиданной находкой, путник удобней развернул ладонь, коснулся самородка… и тот, немедля превратившись в прах, протек меж пальцев. Что это — снова наваждение?
— Глупец! — раздался рядом чей-то голос. — Здесь невозможно ничего найти, здесь только пыль и тлен.
Путник поспешно обернулся. Стоявший рядом рудокоп взмахнул киркой, ударил по скале и повторил:
— Да, пыль и тлен.
— Тогда зачем… зачем все это? — удивился путник.
Рудокоп повернулся к нему и спросил:
— Ты что, недавно здесь?
— Да.
— Ничего, привыкнешь, — и рудокоп опять ударил по скале.
Он бил, рубил, отскакивал, опять рубил… и говорил, с трудом переводя дыхание:
— Да, это тяжкий и ужасный труд. Но знай: там, ниже по ущелью, страдания еще страшней. Там нет надежды. Здесь… Если эти, с тачками, не будут успевать, ущелье переполнится осколками, и мы поднимемся наверх. Да, только так. Возможно, всё это безумие, но я буду рубить. Быстрей. Еще быстрей. Еще…
Вдруг грянул гром — один, второй раз, третий. Путник в испуге глянул вверх…
Скала, нависавшая над ущельем, дрогнула, покачнулась — и, крошась на куски, стала медленно падать в ущелье.
Рудокоп на мгновение замер, потом…
— Зря! — дико вскрикнул он. — Зря! Зря! Обман! — и отшвырнул кирку.
— Обман? Обман! — вскричала вся толпа и бросилась бежать.
Путник, захваченный всеобщей паникой, бежал среди толпы. Вокруг кричали и толкались, падали, вставали, вновь бежали, топтали упавших, визжали от страха…
А сверху на них рушились огромные обломки. Вниз по ущелью с грохотом катились камни и текла лавина щебня, в которой ослепительно сверкали золотые самородки. Обвал настиг толпу и стал давить, заваливать и засыпать бегущих. Бегущие еще кричали, но теперь был слышен только гром обвала, который продолжал катиться вниз все медленней и медленней…
И вскоре замер. Пыль улеглась, настала тишина, которая, казалось, никогда не кончится.
Полузасыпанный песком, придавленный камнями, путник лежал не шевелясь. Проклятие! Да, он остался жив, но как?! Он, победитель девяти турниров, кричал от страха и отталкивал, топтал других! Он, тот, который вознамерился очистить всех от слабостей и скверны… Путник брезгливо мотнул головой и попытался встать один раз, второй — бесполезно. Призвать на помощь? Лучше подождать, собраться с мыслями и вновь попробовать. Он повернулся на бок и…
Увидел, что над ним стоит надсмотрщик — без шлема, в искореженном нагруднике. Надсмотрщик склонился к путнику, взял его за плечи и одним рывком освободил из-под камней. Путник благодарно улыбнулся ему, встал и, шатаясь, побрел вниз по ущелью. Там, дальше, где-то есть река, за нею город…
