Мария Перцева - Сказочка
Анфиса потушила сигарету о край пепельницы и удалилась в коридор. Елена Николаевна услышала, как щелкнул замок и дочь склизким от излишней вежливости голосом произнесла:
— Здравствуйте, дражайшая Нэлли Васильевна! Мы уж и не чаяли с вами свидеться. Все глаза у окна проглядели, вас ожидаючи!
«Вот скотина! — со злостью подумала Елена Николаевна. — Специально ведь ее растравляет! А мне потом расхлебывать».
Тем временем из коридора донесся голос самой Нэлли Васильевны. Пропустив мимо ушей хвалебные речи, она деловито поинтересовалась:
— Мама дома? Проводи меня к ней.
Елена Николаевна торопливо вытерла руки о фартук и приготовилась к встрече гостьи. Ждать пришлось недолго. Первой, прижимаясь к стенам, на кухню вползла Анфиса. Громадным неслышным прыжком она перемахнула через табурет и замерла на подоконнике, самодовольно скалясь. За ней с явным неодобрением на жабьем лице вплыла сама Нэлли Васильевна.
— Здравствуйте, Елена Николаевна. Как вы уже, наверно, догадались, я к вам по поводу Анфисы.
— Я тогда поставлю чаю? — испуганно спросила Елена Николаевна.
— Да, пожалуй, — великодушно согласилась почтенная преподавательница.
— Анфиса, присмотри за чайником, — попросила Елена Николаевна, — а мы пока пройдем в комнату. Прошу вас, Нэлли Васильевна.
Оказавшись в комнате, классная руководительница по-хозяйски привычно расселась в кресле и закинула ногу за ногу. Елена Николаевна с видом побитой собаки присела рядом на краешек тахты. Она приготовилась к самому худшему. Однако, вопреки ее мрачным ожиданиям, Нэлли Васильевна не пошла сразу в разящее наступление, а вполне вежливо осведомилась:
— Скажите, а давно ваша дочь пишет стихи?
— А что, она пишет стихи? — в свою очередь спросила Елена Николаевна.
— Странно, что вы не знаете об этом. Мне, как своей классной руководительнице, она призналась, что рифмы приходят ей в голову даже когда она… Вы действительно об этом не знали?
— Про рифмы-то? — растерянно переспросила Елена Николаевна.
— Да нет! Про стихи. Разве она никогда вам их не читала?
— Нет. А вам? — поинтересовалась Елена Николаевна.
— Ах, при чем тут это?! — с досадой скривилась Нэлли Васильевна. — Значит, она опять взялась за свое!
— А что случилось?
— Что случилось? Вот, полюбуйтесь! — И Нэлли Васильевна вручила собеседнице мятый листок.
— Что это?
— Это праздничное поздравление с 23 февраля нашему военруку — всеми уважаемому Борису Моисеевичу. Его написала ваша дочь. В стихах.
— Да-а-а? — искренне удивилась Елена Николаевна.
— Да! И перед этим она нас долго уверяла, что пишет замечательные стихи. Вот мы и поручили ей написать поздравление учителю НВП. И вот расплата! Читайте. Вслух читайте!
Елена Николаевна послушно надела очки и с серьезным лицом начала:
Не пугайтесь, если грохот над Москвою разнесется,То из-под противогаза звонкий смех наш раздается!
— Ну, каково? — злорадно поинтересовалась Нэлли Васильевна.
Елена Николаевна, робко пожав плечами, продолжала:
Знают, как зажать зубами телефонные обрывы,Юные красноармейцы, что лежат ногами к взрыву.И привычные винтовки, сросшись с нашими плечами,Сиротливо заржавеют, от разлук скуля ночами.Пусть завидуют салаги нашей удалой сноровке,О, прекрасные уроки по военной подготовке!
— Представляете! И вот это висело в школьной стенгазете. Бориса Моисеевича чуть удар не хватил, когда он это прочитал.
— А здесь еще немного есть, — застенчиво сообщила Елена Николаевна.
И пусть только покажут нам место,Где не дремлет наш шустрый враг,Мы туда побежим всей толпою,В грозном ритме печатая шаг!..
В комнату вошла Анфиса, держа в руках поднос с чаем.
— Вы уж извините, — обратилась она к учительнице, — что к чаю ничего нет. Все наше печенье вы еще в прошлый раз скушали…
— Анфиса! — досадливо оборвала ее Елена Николаевна. — Прекрати грубить!
— Хорошо, — согласилась дочь и опять обратилась к учительнице: — Вы уж извините, Нэлли Васильевна, что у нас к чаю ничего нет. Просто в прошлый раз к нам пришел кто-то и все наше печеньице…
— Анфиса!!! — взревела Елена Николаевна. — Иди отсюда! — И, помолчав, добавила: — На кухню.
Анфиса резко вскинула голову и, обращаясь к пианино за спиной Елены Николаевны, гордо произнесла:
— Я уйду!
Затем она горестно сложила брови домиком, в глазах ее блеснули слезы. Быстро припав на одно колено, она преданно заглянула Нэлли Васильевне в лицо и с преувеличенным кокетством подмигнула. В ответ Нэлли Васильевна дернулась, словно через нее включили компрессор, и попыталась уползти в дальний угол кресла. Но Анфиса резко поскучнела и, печально повесив голову, побрела к двери. По дороге она бубнила себе под нос:
— …и пока не подрастут, подметай дорожки тут…
Когда дверь за Анфисой закрылась, Нэлли Васильевна шумно выдохнула и соболезнующе посмотрела на Елену Николаевну:
— Как я вас понимаю! Такая трагедия для семьи!..
Два часа спустя Елена Николаевна сидела с детьми за столом и ужинала. Впрочем, после визита Нэлли Васильевны сама она есть совсем не хотела. Анфиса же вообще никогда не отличалась особым аппетитом и вяло ковыряла вилкой в тарелке. Саша компенсировал подобное отношение к еде и ел за троих.
— Саша, ты не очень-то увлекайся, — предостерегла его сестра, — а то в кадр не влезешь, объектив у фотоаппарата придется распиливать.
— Ну что ты, милая, — успокоил ее брат, — со мной все в порядке.
За прошедшие годы Саша приобрел достаточно полезную привычку — как можно тактичней и ласковей обращаться со всеми особами женского пола. К последним относилась добрая половина его знакомых, и Анфиса, как ни странно, не была исключением. В общении с сестрой Саша находил особую остроту и притягательность, что давало ему возможность чувствовать себя человеком исключительного терпения и великодушия.
— Как дела в школе? — поинтересовался он.
— Нам прислали нового сексопатолога.
— А что, — Саша игриво подмигнул сестре, — в вашей школе есть проблемы на этот счет?
Анфиса так же игриво подмигнула брату в ответ и безразличным тоном произнесла:
— До меня не было.
Саша удивленно поднял брови:
— А что же ты?
— Да не я, а он. Это наш новый учитель по этике и психологии семейной жизни. Наглый такой… Вроде тебя — тоже все время подмигивает… — Анфиса замолкла и ковырнула в тарелке одинокий ломтик картофеля.
Но Саша уже сглотнул наживку, и теперь ему не терпелось узнать развязку этой щекотливой истории:
— Ну и что? Что дальше-то?
Анфиса перестала теребить несчастный корнеплод и лениво продолжила:
— Ну во-о-от. Разделил он нас на мальчиков и девочек…
— А до него вы кем были? — захихикал Саша.
Анфиса мрачно взглянула на него:
— Салфетку подвяжи.
— Зачем?
— Слюна на пол капает.
На секунду Саша задумался о смысле сказанного, но решил, что и здесь обижаться не стоит:
— Да ладно тебе, Анфиса! Прекрати, мне просто интересно, как живет подрастающее поколение.
— Это нездоровый интерес, — констатировала Анфиса, — ты похож на собачку Павлова.
— А что с собачкой Павлова? — засмеялся Саша.
— Зря смеешься. Она слюной захлебнулась.
Саше все-таки удалось удержать улыбку на лице:
— Сестрица, у тебя скверный характер. Я тебя всего-навсего спрашиваю, а ты уже грубишь.
— Грублю? Вот мне благодарность за то, что я расширяю твой безнадежно узкий кругозор!
Предчувствуя скандал, в разговор вмешалась Елена Николаевна:
— Анфиса, действительно, чем там все закончилось?
Анфиса удивленно посмотрела на мать:
— Где? У Павлова?
— Да нет. В школе, с учителем.
— А-а, вы всё про это. Так себе, ничего интересного. Ну, собрал он нас и говорит: мальчики могут идти домой, а с девочками мы сегодня побеседуем… Ну вот я и осталась… Беседовать.
— А беседа-то о чем была? — не утерпел Саша.
Елена Николаевна укоризненно посмотрела на сына. Тот действительно проявлял какой-то нездоровый интерес… Но Анфиса на удивление спокойно отреагировала:
— Специально для Саши: мы беседовали о наших проблемах. На вопрос «Что за проблемы?» так же специально для Саши отвечаю: у нас, детей пубертатного периода, их целая куча!
Наконец Саша понял, что разговор зашел в тупик. Поэтому ему не оставалось ничего, кроме как молча продолжить ужин. Однако Анфиса вдруг встрепенулась и быстро заговорила:
— Это отпад! Он настоящий маньяк! Саша, тебе обязательно надо с ним познакомиться.
