Евгений Лукин - Требуется пришелец
— Уймись! — попросил тот.
Бесполезно. Стоеростин был вне себя. Все переживания последних дней собрались воедино — и выплеснулись наружу.
— Ну вытащишь ты нас отсюда! — уже орал Костик в сторону овражка. — А ночевать где?.. Нас здесь гладят, козлы! Так вам уже и это влом?..
Внезапно запнулся. По физиономии разлилось блаженство.
— Молчу-молчу-молчу… — глумливо заверил он, но не Мурыгина и уж тем более не эмчеэсовцев.
Тем временем гусеничная амфибия рявкнула, окуталась сизым выхлопным дымом и двинулась на выручку. А дальше с ней случилось то же, что двумя днями раньше с серебристым джипом, только на этот раз Сергей Арсентьевич всё разглядел в подробностях. Машину понесло юзом, причём задом наперёд. Затем плоский нос её задрался, показалось брюхо — и бронетехника с воем и скрежетом осела в промоину.
Никакого «умб!..» при этом не прозвучало.
Несколько мгновений Мурыгин с Костиком зачарованно смотрели на людскую кутерьму вокруг овражка.
— Ну всё, — выговорил наконец Костик. — Теперь им точно будет не до нас. Давай палатку ставить…
Глава 4
Как и предвидел Мурыгин, палатка только именовалась палаткой. Боязно было даже вообразить рабочую биографию этого брезента. Его послужной список наверняка включал и камнепады, и селевые потоки, и как минимум одно случайное попадание в бетономешалку. Хотя, насколько помнится, экстремальным туризмом Костик не увлекался никогда.
Пока удалось растопырить увечное изделие между сливой и вишней, свечерело. Спасатели не мешали. Мурыгина, однако, тревожило другое: как отнесётся к возникновению палатки незримый хозяин пустыря? Пусть матерчатый, а всё-таки дом.
Вроде нормально отнёсся. Не тронул.
К ночи заметно похолодало. Удачно, без обрушений, заползли внутрь, зажгли свечку в плошке и приступили к скудной безалкогольной трапезе. Техника за овражком порычала-порычала и смолкла. Палатку объяли скрипы, шорохи, прочая первобытная жуть.
— Как думаешь, завтра проснёмся? — мрачно пошутил Сергей Арсентьевич.
— Эк тебя! С чего это ты?
— Ну, что ни говори, а место-то — заколдованное…
— А-а… — протянул Костик.
В заколдованные места он, надо полагать, тоже не верил.
Стали осторожно устраиваться на ночлег. Язычок свечи колебался, выявляя всё новые прорывы в матерчатой подкладке. Палатка была двухслойной, но некоторые дыры — сквозными.
— А почему обязательно дачник? — с неожиданным раздражением спросил Мурыгин. — Почему не разведчик?
— Из космоса, чай? — лыбясь, уточнил Костик.
— Почему бы и нет?
— Разведка боем? А против кого?
— Против нас. За природу.
— А мы, выходит, не природа?
— Я имею в виду: живая природа.
— А мы какая?
Мурыгин начинал злиться. Хотя уж кому-кому, а ему-то было со студенческих пор доподлинно известно, что Костика Стоеростина проще пришибить, чем переспорить.
— Но человек-то борется с природой!
— Гордыня, гордыня… — по-монашески забормотал Костик, запахиваясь и натягивая поглубже лыжную вязаную шапочку, отчего и впрямь стал похож на инока. — Привыкли, понимаешь, звучать… Природа вывела человека с единственной целью — прекратить оледенение. И что бы мы там о себе ни мнили… царь природы, венец творенья… задача наша одна: понизить содержание кислорода в воздухе. Ничего, справляемся… пока. Полярные шапки тают, уровень океана повышается…
— Справляемся — во вред себе?
— Естественно… — В желтоватом мерцании свечи Костик вытянулся в рост, окончательно уподобившись схимнику во гробе. — Любое лекарство справляется с болезнью во вред себе.
— Кому это — себе?
— Лекарству. Или ты хочешь оспорить жертвенную сущность таблетки?
Мурыгин подумал, посопел.
— То есть справимся — вымрем?
— Скорее всего…
— Просто так языком треплешь, или что-то из этого следует?
— Следует, — произнёс Костик, неподвижно глядя в драный потолок. — Сдаётся мне, что дачник наш скорее всего местный. Не из какого он не из космоса, а с самой что ни на есть Земли. Соседушко. И явно не хочет приносить себя в жертву природе. Иначе зачем бы ему исправлять то, что мы наворотили? Хотя бы на таком пятачке…
— Минутку! — Мурыгин приподнялся на локте. — Если он с Земли, то почему же раньше ничего подобного не случалось? Раньше-то он где был?
— А теперь он где?
Кротко заданный вопрос прозвучал жутковато. Передёрнуло даже. За ветхим брезентом шуршала ночь. Подала голос неведомая птица — возможно, сова. А собак и в самом деле не слыхать…
— Погоди! — хрипло начал Мурыгин. — Ты уверен вообще…
— Нет, — не дослушав, ответил Костик. — Давай спать…
* * *Проснулся Мурыгин от холода. Свеча догорела, в палатке было черным-черно. В сквозной прорехе сияло алюминием лунное небо. Костик спал, не издавая ни звука, хотя вообще-то имел обыкновение похрапывать. Да уж не замёрз ли? Сотрясаемый ознобом Сергей Арсентьевич приподнялся, потрогал. Костика на месте не обнаружилось.
Должно быть, вышел за надобностью. Надо же, холодрыга какая! Военно-полевую романтику Мурыгин, честно сказать, и прежде не терпел, а уж в такое время года — тем более. Прилёг было снова — и тут же сел. Нет, так нельзя. Пойти, что ли, размяться, согреться?
Кряхтя, выбрался из палатки. Полная луна высвечивала впервые не убранный по весне участок. Инея не было — иначе кромки прошлогодних палых листьев сверкали бы сейчас серебристой каёмкой на манер сазаньей чешуи. А вот лёгкая морозная искорка в ночном воздухе сквозила. Странно.
Мурыгин огляделся, стуча зубами. Весёленький пейзажик.
Голые плодовые деревья вздымали костлявые длани, как гоголевские мертвецы. Трупные пятна на лике луны были в эту ночь особенно отчётливы. Промахнула в сером сумраке крупная птица — предположительно, ворона… Костик-то где? Монстры съели?
Слева раздался всхрап. Ну это уже что-то совсем невероятное! Сел в кустики — и уснул? В такую холобурдень? Он же трезвый!
Сергей Арсентьевич обернулся на звук. Никого. Или…
В метре над землёй, слегка опылённое лунным светом, плавало нечто напоминающее длинный, сложенный пополам мешок. А потом оно ещё и шевельнулось.
Мурыгин замер, всматриваясь.
В метре над землёй, уютно свернувшись калачиком, похрапывал Костик. Если бы не этот храп, Сергея Арсентьевича скорее всего хватил бы удар. Сердце чуть рёбра не проламывало. В памяти вот-вот должны были всплыть космические ужастики о насекомоподобных чудищах, подвешивающих людей живьём в своих заплетённых паутиной закромах… Если бы не храп. Жертве инопланетного упыря не положено похрапывать — тем более так сладко.
Сделав над собой усилие, Мурыгин шагнул вперёд — и ноги запутались в чём-то чёрном, шуршащем, оказавшемся впоследствии стоеростинским плащом. Наверное, Мурыгин вскрикнул, потому что спящий на воздусях внезапно оборвал храп, медленно распрямился и наконец сел, уперевшись ладонью в податливую пустоту.
— Серый, ты?.. — сонным голосом спросил он. — А я… это… вышел… ну и… — Помолчал, умиротворённо почмокал губами. Затем локоть подломился, и Костик снова принял положение зародыша. — Лезь сюда… — пробормотал он напоследок. — Согреешься…
В смысле отчаянности Мурыгин, конечно же, сильно уступал другу, что неудивительно, если сравнить их жизненный опыт. Неизвестно, отважился ли бы он принять приглашение Костика, не будь ночь такой промозглой. Но не замерзать же!
* * *И всё бы ничего, кабы тот, на ком спал Сергей Арсентьевич, не имел скверной привычки ворочаться. Несколько раз Мурыгина плавно вздымало ввысь и скатывало затем в некую ложбину, отчего он пробуждался в ужасе и, вытаращив глаза, силился сообразить, куда его занесло и что происходит.
Зато тепло. Тёплышко, как говаривали в детстве.
Подъём был сыгран с первыми лучами солнца и в лучших казарменных традициях: разнежившихся друзей просто стряхнуло наземь — слава богу, с высоты практически нулевой. Утренний воздух — ошеломил. Словно ведром родниковой воды окатили.
Спешно принялись одеваться.
— Умный… — с завистью бормотал Костик. — Одёвку-обувку с собой прихватил… А я, дурак, всё на землю поскидывал…
Плащ его к утру стал жестяным, туфли — каменными. Вопреки опасениям, палатка пережила ночь благополучно, в труху не рассыпалась. Сама она, положим, особой ценности не представляла, однако внутри были кое-какие продукты, а главное — наплечная мурыгинская сумка с туалетными принадлежностями.
— Ну и куда он делся? — озираясь, спросил Сергей Арсентьевич. Золотистого мерцания нигде не наблюдалось.
