Харлан Эллисон - Мальчик и его собака
Но боже мой, какая она была хорошенькая! Она надула губки и уселась, обхватив себя руками.
– Расскажи мне о подземках, – попросил я.
Сперва она дулась и говорила немногословно, но вскоре разговорилась и почувствовала себя более свободно. Я много узнал от нее. Я подумал, что это может мне пригодиться… когда-нибудь…
От тех стран, которыми были когда-то США и Канада, осталась всего пара сотен подземок. Они были образованы на месте шахт, подземных озер и других пещер. Некоторые из них, особенно на Западе, представляли собой естественные подземные формации, уходящие от двух до пяти миль вглубь. Люди, которые засели в них, были самой худшей разновидности: южные баптисты, фундаменталисты, адвентисты. Настоящие праведники среднего класса, у которых отсутствовал вкус к дикой жизни. И они вернулись к образу жизни, который существовал уже около ста пятидесяти лет. Они прихватили с собой последних оставшихся в живых ученых, заставили их работать, изобрести «как» и «зачем», а потом их выгнали. Они не желали никакого прогресса, не терпели никаких инакомыслящих, возражали против всего, что могло бы взволновать людей. Того, что они имели, им было достаточно. Лучшее время, по их понятиям, было до Первой Войны, и они решили, что если им удастся создать подобие тех времен, они будут жить мирной жизнью и сумеют выжить. Дерьмо! Я бы там быстро свихнулся.
Квилла Джун улыбнулась, снова прижалась ко мне, и на этот раз я ее не оттолкнул. Она стала трогать меня, ласкать то тут, то там, а потом спросила:
– Вик?
– М-м?..
– Ты когда-нибудь был влюблен?
– Чего?
– Влюблен. Ты когда-нибудь был влюблен в девушку?
– Не могу точно сказать, но, наверное, нет.
– А ты вообще знаешь, что такое любовь?
– Конечно. Думаю, что знаю.
– Но если ты никогда раньше не любил…
– У меня никогда раньше не было пули в голове, но я знаю, что это мне бы не понравилось…
– Могу поспорить, ты не знаешь, что такое любовь.
– Ну, если это означает жить в подземках, то мне и узнавать не хочется.
После этого она потянула меня вниз, и мы опять занялись любовью. Когда мы кончили, я услышал, как снаружи скребется Блад. Я открыл задвижку.
– Все чисто, – сказал он.
– Ты уверен?
– Да, да, уверен. Надевай штаны, – усмехнулся Блад, – и выходи сюда. Мы должны кое-что обсудить.
Я глянул на него и обнаружил, что он не шутит. Я надел штаны, тапочки и выбрался из бойлера.
Он потрусил впереди, в сторону от котла, через какие-то прогоревшие балки, из здания, выглядевшего, точно сгнивший обломок зуба.
– Ну, что тебя донимает?
Блад вскочил на кусок бетонной плиты и оказался Нос к носу со мной.
– Ты пренебрегаешь мной, Вик.
Я понял, что он говорит серьезно. Никакого Альберта, только Вик.
– С чего ты это взял?
– Прошлая ночь, милый. Мы могли бы вырваться отсюда и оставить ее им. Вот что было разумным.
– Но я хотел ее.
– Да, я знаю. Об этом я и говорю. Теперь уже сегодня.а не вчера. Ты имел ее полсотни раз. Так почему же мы все еще здесь?
– Я все еще хочу ее.
Тут он рассердился.
– Ну, тогда послушай меня, дружок. Я тоже хочу несколько вещей. Я хочу есть и очень хочу избавиться от боли в боку, я также хочу убраться с этого проклятого места. Вполне возможно, что стая не бросила свою затею и вернется…
– Успокойся. Со всеми твоими проблемами мы справимся довольно легко. Это не значит, что она не может уйти с нами.
– Вот, значит, какие новости? Теперь мы превращаемся в великолепную троицу, верно?
Я уже начал выходить из себя.
– Ты начинаешь говорить, как самый обыкновенный пудель!
– Я отвел руку, чтобы стукнуть его. Он не шелохнулся. Я уронил руку. Я еще никогда не пытался ударить Блада, мне и сейчас не хотелось этого.
– Извини, – тихо сказал он.
– Все в порядке.
Но мы больше не смотрели друг на друга.
– Вик, у тебя ответственность передо мной, ты же знаешь.
– Тебе не обязательно напоминать мне об этом.
– Пожалуй, настала пора напомнить. И сказать еще кое-что. Вроде того случая, когда уродец из радиационной ямы выскочил из-за угла и попытался тебя схватить.
Я содрогнулся. Сукин сын был весь зеленый, в каких-то светящихся лишаях. Меня чуть не вырвало при одном воспоминании.
– И я напал на него, верно?
Я кивнул.
– Верно, дружище, верно.
– Я бы мог здорово обжечься и умереть, и для меня было бы все кончено, верно?
Я снова кивнул. Блад меня здорово поставил на место. Я не любил, когда меня заставляли чувствовать себя виноватым. Мы все делили с Бладом пятьдесят на пятьдесят, и он знал это.
– Но я все же сделал это, верно?
Я вспомнил, как визжала та зеленая тварь, и кивнул.
– Ладно, ладно, не зли меня. Или, может, ты хочешь пересмотреть наше соглашение?
Тогда взорвался Блад.
– Может, нам следует это сделать, чертов тупица!
– Следи за своим языком, сукин сын, а то получишь по заднице!
Мы молча сидели минут пятнадцать. Ни один из нас не знал, что следует делать. Наконец, я немного уступил. Я заговорил мягко, успокаивающе. Я всегда был честен с ним. Так будет продолжаться и впредь, сказал я, на что он проворчал, что пусть лучше так и будет, а то он знает пару толковых соло, обитающих в городе, и они с радостью возьмут себе такого пса, как Блад.
На это я сказал, что не люблю, когда мне угрожают, и пусть он не вздумает сделать неверный шаг, иначе я переломаю ему лапы. Он разъярился и отошел в сторону. Я махнул на него рукой и пошел к бойлеру, чтобы отвести душу с Квиллой Джун.
Но когда я сунул голову в котел, она поджидала меня с пистолетом, который прежде был у одного из членов стаи. Она саданула меня точно под правый глаз, и я свалился на пол котла уже полувырубленный.
6
– Я ведь говорил, чтобы ты не ждал от нее ничего хорошего.
Мой пес смотрел, как я прочищаю и дезинфицирую йодом из своей аптечки огромную рану. Он злорадно ухмыльнулся, когда я сморщился от боли. Я сложил все свое барахло и пошарил в котле, собирая амуницию, избавляясь от своего браунинга и заменяя его более мощным ноль шестым. А потом я нашел кое-что еще, что, должно быть, выпало из ее одежды.
Это была маленькая металлическая пластинка около трех с половиной дюймов длиной и полутора шириной. На ней была выгравирована цепочка цифр и беспорядочно расположенные дырочки.
– Что это? – спросил я у Блада.
Он взглянул на пластинку, понюхал ее.
– Должно быть, какая-то идентификационная карточка. Может, именно с ее помощью она выбралась из подземки.
Вот это и решило дело. Я положил карточку в карман, и мы тронулись в путь. Ко входу в спусковую шахту.
– Куда, черт побери, ты направляешься? – взвыл позади меня Блад. – Вернись, тебя же там непременно убьют! Альберт, сукин ты сын, немедленно вернись!
Я продолжал шагать дальше. Надо обязательно найти эту суку и вышибить из нее мозги, даже если для этого мне придется спуститься в подземку.
Мне потребовался час, чтобы дойти до отверстия шахты, ведущей вниз, в Топеку. Временами мне казалось, что Блад следует за мной в отдалении, но это меня совершенно не волновало. Плевать! О, Боже, как я был взбешен!
И тогда я увидел его. Высокий, прямой, безликий столб из блестящего черного металла. Он был футов двадцати в диаметре с совершенно плоской верхушкой, глубоко закопанный в землю. Просто обычный колпак, только и всего. Я подошел к нему вплотную и порылся в карманах, ища металлическую пластинку. Затем что-то потянуло меня за правую штанину.
– Слушай, недоумок, ты не должен туда спускаться!
Я отшвырнул его ногой, но Блад тут же вернулся.
– Выслушай меня!
Я повернулся и уставился на него. Блад уселся, подняв вокруг себя облачко пыли.
– Альберт…
– Меня зовут Вик, ты, вылизыватель собственных яйц!
– Ладно, шутки в сторону, Вик… – Голос его смягчился.
– Садись, Вик.
Я прямо кипел от злости, но чувствовал, что он затевает серьезный разговор, поэтому только пожал плечами и поудобнее устроился рядом с ним.
– Послушай, парень, – начал Блад, – та курочка действительно вывела тебя из нормальной формы. Ты же сам з н а – е ш ь, что не можешь спуститься туда. У них там свои порядки и обычаи, они все знают друг друга. Не забудь к тому же, что они ненавидят соло. Уже немало бродячих стай совершало рейды в подземки, насилуя их дочерей, воруя их пищу. У них там против всего этого давно готова защита. Они убьют тебя, парень!
– Тебе-то какое дело? Ты же всегда говорил, что без меня тебе будет только лучше.
При этих словах он заметно сник.
– Вик, мы были вместе почти три года, и в хорошие времена, и в плохие. Но эти мгновения могут стать худшими из всех. Я напуган, парень, напуган, что ты не вернешься назад. Я сильно голоден и должен буду найти какого-нибудь пижона, который бы взял меня… А ты знаешь, что большинство соло сейчас объединяются в стаи, и шансов на это у меня практически нет. Я уже не так молод, как прежде, и у меня болят раны.
