Вячеслав Назаров - Силайское яблоко
– Но Горон же знает вас, как своих детей!
– У нас не принято узнавать друг друга. Такой закон... Ремонтники. Двести семьдесят пятая рембаза, ясно? Она здесь ближе всех. Двести семьдесят пять – и точка. Больше ничего не знаем...
Дверь вздрогнула под ударом, скользнула в стену. В проеме никого не было. Томительная минута показалась годом. Маленький седой старичок в неряшливой черной форме с крылышком на лацкане ворвался в кабину с радостной улыбкой гостеприимного дедушки, встречающего долгожданных внуков.
– Вот сорванцы, вот сорванцы, – причитал он. – Совсем молодым жизни не жалко, совсем! На такой скорости – и вниз! А потом ни с того ни с сего вверх! Ну, думаю, пришла твоя пора, Горон, не иначе иноземцы какую-то пакость затеяли! Приготовился грудью, так сказать... Ан нет, тут все свои по обличью... Отлегло от сердца-то... Боится, слава Кормчему, иноземная нечисть, зубами скрежещет, а боится... Ибо мы – монолит, один за всех, все за одного... Словом могучая Свира всегда начеку... Ах, сорванцы, сорванцы...
Старичок все сыпал и сыпал, заглядывая во все углы, а трое молодцов с грустными глазами бульдогов привычно быстро обшарили «сорванцов» и застыли, уперев карабины им в животы.
– А вы, ребятки, наверное, ремонтники?
– Да, высокий, – растерянно откликнулся Мож и встретившись глазами с Шаном, утвердительно кивнул – Горон.
– С двести семьдесят пятой рембазы, наверное?
– Да, высокий, – тупо отозвался Мож.
– Так, так. Сбились с маяка, попали не в ту дыру, наверное?
– Да, высокий, – едва слышно промямлил Мож. Он начал подергиваться – к нему опять возвращалась истерика,
– Ремонтнички, значит, сорванцы-ремонтнички... Это хорошо, дырки в Коконе надо штопать... А то некоторые висельники повадились через них на Зейду шастать... Я-то сослепу за таких вас принял. Уж очень вы мне старых знакомцев Можа, Сипа и Шана обличьем напомнили. Вы-то ребятки хорошие, а вот те трое – эдакая мразь. Забыли честь и совесть, долг перед Великим Кормчим забыли... Ох, добраться бы мне до них! Уж они бы у меня если не яблоню, то каменный курорт заработали... А вы ремонтники, значит... И за этой дверкой инструмент у вас, да? Взглянуть на него можно, да? Любопытный я страсть до всякой техники...
Старичок торкнулся в трюмную дверь – она не поддалась.
– Туда нельзя. Радиация, – сказал Шан.
Старичок, удивленный его наглостью, обернулся и затрясся в беззвучном дробном смехе, держась за сердце.
– Что... ох! Что ты сказал? Ох, Великий Кормчий, уморил... Тот мой знакомец Шан, на которого ты похож... ох! Тоже был большой остряк, пока трепыхался. Радиация! Ох, сорванцы, сорванцы-ремонтнички...
– Я тоже знал одного суб-майора, Гороном звали. Умнейший был человек, догадливый – прямо всю душу до дна видел. Так вот, будь на вашем месте Горон, он бы поинтересовался сначала, какой нынче урожай на яблоки и чем пахнет навар с варенья. Тоже любопытный был...
– Как! Я? – Старичок как-то непонятно быстро очутился рядом с Шаном.
– Да нет, вы непохожи вроде... Тот догадливый был.
– Высокий, – проворковал старичок, заглядывая снизу в глаза Шану. Грустный бульдог, стороживший атамана, перекинул карабин в левую руку и зубами подтянул правую перчатку. На сгибе пальцев и ребре ладони выгнулись свинцовые блямбы – вензеля с крылом и буквами «ПГ». «Дешево и рационально, – мелькнуло у Шанина. – Кровоподтеки от ударов выходят как печати. Сразу видно, что били от имени государства, по закону».
– Когда обращаешься к полицейскому гвардейцу, надо говорить «высокий», – терпеливо повторил старичок.
– Простите, высокий, больше не повторится... Воспоминания!
Старичок моргнул, и Шан влип в переборку – на этот раз с рассеченным до кости подбородком.
– Чем же пахнет навар с варенья? – наклонился над ним с ласковой улыбкой старичок.
– Словом Кормчего. – Шан слизнул с губы кровь. – С Гороном поделился бы рецептиком... Он бы меня на руках носил... Умел снимать пенки Горон, не в пример одному старому бодливому козлу.
Грустный бульдог поднял правую руку, но старичок остановил его.
– А ты и со мной поделишься. Битое мясо мягче.
– Мясо – да, а колокол, как ни бей, ничего, кроме звона, не выбьешь.
Старичок перестал улыбаться и с минуту буравил Шана глазками-шурупчиками.
– Вставай. Говори.
– Душно здесь. Горло пересохло! У меня в трюме пиво холодное... Да только на двоих осталось.
– Я тоже до холодного пива охотник. Пошли, ремонтничек. Только если пиво с пригарью – не обессудь. Я обидчивый.
Хрястнула под плечом Шана трюмная дверь, мяукнула басом, как рысь в капкане.
– Ну и холодина тут у тебя, дружок. Наверное, весь чернучек подмерз, а? За такой товар и сотни серебряных не дадут. А в отопительных баках – сикер?
– Ну, не молоко же! – нагло скривил Шан опухшую губу.
– Зейда, – пнул старичок ящик с плохо отскобленной этикеткой, выглядывающий из-под пакетов прессованного чернука. – Протовит в ампулах. Добрый товар, хоть и синтетика. Настоящего протовита давно нет в природе...
– Протовит – пшено. Есть почище да покрупнее.
– Покажи.
– Сначала разговор.
– Горон знает дело.
– Так то Горон...
Горон запыхтел, сел на ящики. Теперь он не походил на умильного дедушку. Дряблые брыли глубокими складками неестественно удлинили губы, и этот нечеловеческий огромный рот на желтом крючконосом лице будил память детства. Такие одинаковые плотоядные лица были у глиняных божков, что лежали на сувенирных лотках, у развалин какого-то древнего храма.
– Ладно, Шан, хватит дурака валять. Выкладывай. Кораллы с Голубого Шара? Силун с Дзойси?
– Мелочь. Все это мелочь.
–Медвянка из Оранжевого Кольца? – почти шепотом выговорил суб-майор.
– Ладно, Горон. Давай в открытую. У меня женьшень. Настоящий дикий женьшень с Земли. Корни...
Горон оглянулся на закрытую дверь, словно там уже стояли «топоры» и черный бронефургон без окошечек.
– И семена, – выпустил последнюю пулю Шан.
Горон долго молчал, колупая ногтем нитрокраску на ящике.
– Ты гнешь горбатого, Шан. Ты не мог достать женьшень.
– И все-таки он у меня. Корни и семена, годные для посева.
– Зря ты об этом мне сказал. Ты перегнул. Ты, видно, на самом деле способный парень, но я теперь не смогу отпустить тебя. Живым – не смогу. Не то, что с корабля, а даже отсюда, из этого трюма.
– А я и не прошу отпускать. Мне одному не осилить. Я предлагаю тебе дело, половина наполовину.
– Половина наполовину?
– Да. Если дело выгорит, ты можешь плюнуть на всех и всю жизнь купаться в серебряных. Ты будешь богаче всех богачей, вместе взятых. И я. Мне тоже хочется пожить с прямой спиной.
Горон хохотнул и вскочил с ящиков. Он снова запричитал и заметался из угла в угол.
– Ну сорванец, вот сорванец... Не ожидал от тебя, ремонтничек, не ожидал... Такой тихий да вдумчивый – и такой недотепа... Ай-ай-ай... Нехорошо... Придется наказать тебя, сердечного, ой, придется... А то ведь болтливый ты такой, ой, болтливый... Совсем язык без костей... Непохож на Шана, нет... Тот все больше бочком да молчком, ан и с молочком... А ты, не зная погоду, в воду... Сам виноват, ремонтничек, сам...
И, подскочив к Шану, переменился враз.
– Половина наполовину, говоришь? А зачем ты мненужен, не объяснишь ли? Я выброшу тебя, как стреляную гильзу. Ты не выйдешь отсюда. Я разберу весь корабль на винтики и найду твою захоронку. И продлю себе жизнь годочков на двести-триста. Это почти бессмертие. Весь товар будет мой, весь!
– Не надо разбирать корабль. Он еще пригодится Можу и всякой мелкоте, вроде него. А нам теперь нельзя ссориться, Горон. Мы – как орел и решка у серебряного: один без другого ничто...
Шан достал из-под стеллажа обыкновенный красный саквояж.
– Здесь товар. Открой и посмотри.
Горон впился в саквояж, пытаясь его открыть. Он не открыл его. Он не открыл его через минуту после внимательного и тщательного осмотра. Он не открыл его после возни с кучей хитрых отмычек. Он не открыл его через пять минут, орудуя чем-то, что тщательно прикрывал корпусом.
– Я понял. Ты перехитрил меня. Если эта штука вообще открывается, то открыть ее можешь только ты? Шифр?
Вместо ответа Шан провел рукой по крышке. Крышка подскочила и захлопнулась снова при первом же движении суб-майора.
– Мы еще не договорились, Горон.
– Говори, Шан. Такие, как ты, мне нравятся.
– Этот товар не возьмет ни один перекупщик Силая, так?
– Так.
– С этим товаром засыплется любой перекупщик Дромы, так?
– Так.
– Никто из высоких и высших, которых ты знаешь или можешь узнать, не сможет купить у тебя всего саквояжа, так?
– Так.
– Но охотиться за ним, не брезгуя ничем, будет каждый, так?
– Так.
– И если кому-то удастся напасть на след товара или продавца – исчезнут и товар и продавец, не так ли?
