Виктор Суханов - Аватара
— После обеда? — насмешливо переспросил Жорж. — Нет, завтра утром, пожалуйста!
И, улыбнувшись, рассказал, что у генерала де Голля была привычка: начав заседание кабинета министров, выкладывать перед собой на стол пачку сигарет. Когда генерал выкуривал последнюю сигарету в пачке, он немедленно закрывал заседание правительства. Как-то, выкурив все сигареты, де Голль сказал: «На сегодня все!» Министр иностранных дел Бидо, у которого оставался какой-то нерешенный вопрос, стал просить, чтобы продолжить заседание после обеда. Де Голль взглянул высокомерно на своего министра иностранных дел и произнес: «После обеда — с вами? Никогда! Завтра утром — пожалуйста!..»
— Кстати, — рассмеялся Жорж, — отец, наверно, не случайно рассказывал мне эти истории: возможно поэтому я вырос трезвенником…
Жорж действительно не признавал никаких крепких напитков.
Когда мы с Жоржем вышли от Куртьё, на лужайке перед домом нас уже ждала двухместная «стрекоза». Мой спутник уверенно взялся за штурвал, и мы плавно поднялись в воздух. Через несколько минут Жорж мастерски приземлил аппарат на небольшой ровной площадке. Это была верхняя часть скалы, нависавшей над шоссе, по которому мы ездили в Блуа. Внизу, метрах в тридцати, шоссе одним боком вплотную прижималось к скале, другим обрывалось вниз метров на сто. Жорж достал портативную рацию и открыл чемоданчик, в котором оказались карта местности и прибор, похожий на большой духовой пистолет.
— Наверное, уже скоро, — озабоченно произнес он и вынул круглую, как поднос, подставку и штатив.
Через несколько минут к штативу был привинчен «духовой пистолет», а сам штатив прочно укреплен на подставке. Дуло оружия Жорж направил вниз, на участок шоссе.
Вскоре в наших транзисторах прозвучала тоненькая трель колокольчика.
— Это сигнал, что едут в нашу сторону, — тихо сказал Жорж. — Подымись вон на тот уступ и, как увидишь на дальнем повороте автокран, дай мне знать.
Я взобрался на уступ. Вдали на шоссе показался автокран с длинной стрелой. Он приближался довольно быстро. Дорога шла под уклон и делала резкий поворот влево. Справа был обрыв. Автокран начал притормаживать. Я оглянулся на Жоржа и сделал знак: «Едет!» Жорж прильнул к оптическому устройству «пистолета». Раздался тихий рокот. Я снова посмотрел вниз. Автокран двигался как ни в чем не бывало. Вот он достиг поворота, но, вместо того чтобы повернуть налево, продолжал идти прямо и через секунду полетел вниз, в пропасть.
— Все, — мрачно сказал Жорж. — Поехали домой!
Уложив части «пистолета» в чемодан, он прыгнул в кабину «стрекозы».
— Что это за оружие? — спросил я слегка охрипшим голосом, кивнув на чемодан.
— Излучатель типа лазера, — пояснил Жорж. — Лучи мгновенно дестабилизируют биоэлектрическое поле мозга, и человек или животное теряет сознание… Надеюсь, ты не жалеешь их? — кивнул он в сторону пропасти. — Это были бандиты и убийцы. Нас бы они не пощадили.
— Не жалею, — сипло сказал я. — Но мне не по себе. Я не привык убивать людей.
— Я тоже, — зло ответил Жорж. — Сегодня я убил первый раз в жизни. Но мой отец сражался с фашистами во времена Сопротивления. Этих, которых мы уничтожили, тоже послали фашисты. Я не хочу, чтобы они убили профессора Куртьё и разгромили его лаборатории.
После этого дня (полиция, кстати, была убеждена, что произошел несчастный случай, так как никаких следов насилия она не обнаружила) жизнь моя заметно изменилась. Ожидание раскрытия какой-то романтической тайны в лабораториях профессора Куртьё сменилось чувством беспокойства, ощущения, что я попал в водоворот событий, которые ассоциировались у меня с волнами цунами. Временами я казался себе крохотной щепкой, в стремительном потоке несущейся к гигантскому водопаду… Моя спокойная научная жизнь кончилась, начались дела если и имевшие отношение к науке, то весьма специфическое.
Событием, заслуживающим особого внимания, было введение меня в «кают-компанию». Так называлось подобие клуба, расположенного в одном из особняков, добраться до которого можно было только по белой дорожке. Произошло это так. Однажды после ужина Куртьё зашел в мою комнату и шутливо объявил:
— Виктор, прошу следовать за мной.
Мы вышли в парк. Болтая о разных пустяках, добрались до особняка, где я еще ни разу не был. Куртьё ввел меня в большую гостиную, хлопнул в ладоши и громко произнес:
— Дамы и господа, представляю вам нашего нового сотрудника мсье Виктора, успешно прошедшего испытательный срок. Персонально каждого из вас я представлять ему не буду, пусть выкручивается, как сумеет, но все же прошу быть к нему милосердным.
Я не сразу оценил последнюю фразу профессора, а оглядев гостиную, немножко оробел. В разных углах комнаты группами стояло десятка полтора мужчин и несколько молодых женщин, удивительно красивых. Особенно поразила меня одна рыженькая девушка с чудесным нежным цветом лица и веселой, почти озорной улыбкой. На ней было белое платье и изящные изумрудные серьги. Она сидела в кресле и слушала рассказ расположившегося напротив нее жизнерадостного полного мужчины лет сорока. Рядом на диване и в креслах сидело еще несколько мужчин и женщин. Они составляли вокруг рассказчика живописную группу. Одна из слушательниц, брюнетка с синими глазами, также привлекла мое внимание. «Наверное, испанская кровь, — машинально подумал я. — Там у них в Каталонии есть синеглазые брюнетки». Я отметил на «испанке» гарнитур из великолепных сапфиров, оттенявших ее глаза: серьги, кольца и кулон — огромный синий корунд. Скорее всего это был цейлонский сапфир — камни такого глубокого васильково-синего цвета чаще всего встречаются в галечниках Шри Ланки. В расслабленной позе синеглазой красавицы таилось что-то хищное — казалось, в любой момент она может собраться, сжаться и прыгнуть на жертву, как кошка или, скорее, пантера, которая внезапно выскакивает из зарослей на добычу.
Соседка владелицы сапфиров также была очень красива и также вызывающе унизана драгоценностями. Тоже брюнетка, но уже креольского типа, она предпочла для своего туалета рубины и шпинель.
Я подошел к этой группе. Мне приветливо предложили свободное кресло, и разговор, прерванный моим появлением, возобновился. Полный мужчина с живыми глазами, видимо специально для слушательниц, украшенных драгоценными камнями, рассказывал, насколько я понял, истории известных бриллиантов.
— Итак, Никола Харлей де Санси, — повествовал рассказчик, — намеревался подарить свой алмаз — а весил камень больше ста каратов — королю Франции. Но по дороге человек, которому он доверил алмаз, подвергся нападению и был смертельно ранен. Умирая, он успел проглотить драгоценный камень. Никола де Санси был настолько убежден в верности и стойкости своего посланца, что приказал вскрыть труп убитого, и действительно в его желудке нашли алмаз. Этот камень все-таки попал к королю Франции, но уже через много лет — к Людовику XIV. Перед этим драгоценность побывала у английской королевы Елизаветы I, потом у скопидома кардинала Мазарини. Последнее известное местонахождение камня, кажется, в коллекции леди Астор, хотя после Великой Французской революции его видели среди драгоценностей испанской короны, потом, в 1821 году, у русского богача Демидова — и снова в Индии, в сокровищнице магараджи Путиала. В 1867 году бриллиант демонстрировался на Всемирной выставке в Париже. Несмотря на множество владельцев, за камнем закрепилось название «Санси».
Рассказчик обвел глазами всех слушателей, особо улыбаясь каждой женщине.
— Рассказываю я все это лишь для того, чтобы вы, мои дорогие слушательницы, философски относились к драгоценным камням: чаще всего они приносят несчастье их обладателям. «Санси» считался как раз талисманом, приносящим удачу. Но его владельцам, тем не менее, также сопутствовали беды. По крайней мере, Карл Смелый, один из первых владельцев алмаза, взял камень с собой в сражение, но, увы, был убит в тот же день. Случилось это в 1477 году в битве при Нанси, а бриллиант тут же похитил солдат-мародер.
Рассказчик хитро посмотрел на «испанку» и, сделав небольшую паузу, глубокомысленно изрек:
— Вы ведь знаете мой нетривиальный взгляд на современную медицину. Я многие заболевания объясняю тем, что мы научились чистить зубы, чтобы подольше их сохранить, но не научились заниматься элементарной гигиеной мозга, чтобы предупреждать психические отклонения и связанные с ними нарушения работы внутренних органов. Так вот: страсть к кристаллической модификации чистого углерода, безводному глинозему, разновидностям берилла, окрашенным в зеленый цвет, и прочим минералогическим причудам, которые в просторечье называются бриллиантами, сапфирами, рубинами и изумрудами, имеет, на мой взгляд, в своей основе некое психическое отклонение.
