Борис Терехов - Крысолов
— Рада познакомиться, Хэнк. Вы не находите, что погода сегодня на редкость отвратительная, — произнесла она, и принялась запахивать полы голубой искусственной шубы, раздуваемые ветром.
— Сейчас постоянно погода отвратительная, за исключением двух-трех месяцев в году, — заметил я. Стоя возле нее, я испытывал чувство неловкости за свою грязную рабочую одежду.
— Да, климат на планете совсем испортился, — согласился Лаэрт, и напомнил: — Мой начальник, пани.
— Я поняла. Я рада познакомиться. Но эта погода меня жутко угнетает. Чтобы хоть немного улучшить настроение, мне без конца приходится глотать таблетки.
— Нас тоже, леди, жутко угнетает эта погода. Мы тоже без конца глотаем таблетки, — меняя свои обращения к женщине, Лаэрт хотел сбить ее с толку, но, по-моему, рассуждениями о погоде она преуспела в этом гораздо больше.
— Так вот, меня зовут Кларисса. У меня к вам просьба: избавьте мое жилище от крыс.
— Какие проблемы? С удовольствием…
— Но, — перебил меня Лаэрт, решивший сам вести все переговоры, — но у нас много вызовов, фрау, то есть Кларисса. Мы просто не успеваем повсюду, мой начальник подтвердит.
— Что же мне делать?
— Официально обратиться в нашу контору и оформить вызов. Когда подойдет ваша очередь, то мы вас обслужим.
— И сколько же мне ждать?
— Ну, не больше полугода. При удаче и того меньше. Месяца четыре.
Кларисса мягко улыбнулась, будто любой другой ответ ее бы удивил.
— Крысы досаждают мне сейчас, а что будет через полгода или даже через четыре месяца неизвестно, — заметила она. — Я заплачу вам за срочность.
— Но существует очередь и среди срочных вызовов. Если только… — взглянул на меня Лаэрт с немым вопросом.
— Если только не записать этот вызов, как ликвидацию внезапного возникшего эпидемиологического очага, — завершил я за него фразу.
— Это как раз то, что мне нужно.
— Ну и отлично. После обработки, мы дадим вам замечательные ловушки, — заверил Лаэрт. — Улучшенной модели, с гарантией на двенадцать месяцев. Они пока еще нигде не продаются. В таких случаях обычно мы берем по полсотни на человека.
Получив согласие Клариссы, мы разошлись по своим машинам. Минуло всего несколько минут, и мы подъехали к невысокому особнячку, окрашенному в ярко оранжевый цвет. Кстати, сейчас многие используют кричащие краски для фасадов собственных домов, чтобы нарушить серую монотонность окружающего мира.
В прихожей мы с Лаэртом сняли грязную верхнюю одежду, и были приглашены Клариссой в стерильно чистую гостиную, с минимумом пластиковой мебели. Всю стену в гостиной занимал плакат с изображением пенистых океанских волн и всходящим красным солнцем. После того, как мы договорились о цене за наши услуги, обращалась она исключительно ко мне, игнорируя моего напарника. Лаэрт на это нисколько не обиделся, вежливо помалкивал и неприязненно озирался по сторонам.
— Эти отвратительные крысы расхаживают повсюду, словно они здесь хозяева. Важные такие, как госчиновники. Все у меня перегрызли, к тому же я их смертельно боюсь. Хорошо хоть, что пока они не научились вскрывать стальные ящики в моем кабинете с медикаментами, — говорила Кларисса и плавными движениями красивых рук показывала нам, где, по ее мнению, нам следовало поставить ловушки.
— А здесь, — открыла она дверь маленькой темной комнаты, доверху заваленной разным старьем, — они попросту обосновались — отсюда они разбегаются по всему дому. Здесь нужно никак не меньше дюжины ловушек. Мне нельзя иметь у себя столько крыс. Я дантист, занимаюсь частной практикой.
— Понимаю, — кивнул я и невольно ощупал языком во рту все зубы. То же, по-моему, проделал и Лаэрт, и начал, сидя на полу, усерднее заряжать ловушки.
— Поэтому у меня совершенно недопустима инфекция, иначе я растеряю всю свою клиентуру.
— Оно конечно.
— Но ладно инфекция. Вчера я вот поправляла пальцами пломбу одному пациенту, и вдруг откуда-то выскакивает крыса — величиной с маленькую комнатную собачку. Нет, каково? От неожиданности мой пациент сжал челюсти. Представляете? Укусил мне руку. Но, слава Богу, не сильно. Не до крови. Вы уж избавьте мой дом от них, а то, как мне принимать людей? Я ведь вдова, мой муж погиб на расчистке старого города, и полагаться мне, кроме себя, больше не на кого. Трудно в наше время жить одной. А эти крысы, бывает, портят у меня дорогие лекарства, предназначенные для моих пациентов. Те, что оказались, не убраны в стальные ящики.
— Руки у вас помыть можно? — спросил я, когда мы завершили свою работу.
— Естественно, — ответила Кларисса и проводила меня в просторную ванную комнату с обилием зеркал на стенах. Показала махровое полотенце, которым мне разрешалось вытереться. Вода из крана шла сильной струей, а не едва сочилась с грехом пополам, как у меня в доме. Поэтому я не только тщательно вымыл руки, но и как следует, ополоснул лицо.
— Теперь не бойтесь, крысы уйдут из вашего дома, — сказал я, выходя из ванной.
— Вы уверены?
— На все сто.
— Что ж, надеюсь, — протянула Кларисса мне деньги.
— Спасибо, — поблагодарил я и распахнул перед ней регистрационную книгу. — Распишитесь, у нас строгая отчетность. Правда, с улицы могут забежать случайные крысы. Но своих крыс, постоянных, у вас не будет водиться. Да, вам придется иногда вынимать их мертвые тушки из ловушек, чтоб они не успевали разлагаться. А то запах, знаете ли, от них бывает ужасный.
Мои слова ее огорчили. Немного подумав, Кларисса поманила нас за собой. На кухне, куда мы пришли, она налила нам с Лаэртом по стакану самогона. Для приличия мы сначала отказывались, говоря, что на службе нам не положено, потом чокнулись и выпили за крысиную погибель в мировом масштабе и, в частности, в ее доме. В дорогу она дала нам с собой еще одну непочатую бутылку, объяснив, что это все подношения от признательных пациентов и ничего ей не стоили. В дверях на прощание она обратилась ко мне с просьбой:
— Хэнк, вы меня крайне обяжите, если в ближайшие дни найдете свободное время и навестите меня. Понимаете, мне бы не хотелось самой заниматься вашими ловушками. Ну, вынимать из них мертвых крыс. Брр. Приезжайте, пожалуйста. А если у вас возникнут проблемы с лечением зубов, то без стеснения обращайтесь ко мне.
6
Наша контора, погруженная в непроглядный мрак, давно опустела — желающих перерабатывать не было. Впрочем, иное положение вещей меня бы удивило. Собственно, и я приехал сюда по необходимости, чтобы переодеться и взять со склада машинное масло для своей колымаги. За мной на автофургоне увязался Лаэрт.
— А долго мы провозились у этой Клариссы. «Посыпьте здесь, поставьте там, я боюсь крыс, они кушают мои драгоценные лекарства», — передразнил он ее, сидя на стуле и переобувая обувь. — Фу, мерзкая особа, с противными ужимками, а мнит-то, мнит о себе сколько. Я бы даром не согласился лечить у нее зубы.
— Она тебе и не предлагала, — хмыкнул я.
— Я этому только рад.
— По-моему, ты к ней несправедлив. Приятная молодая женщина, симпатичная. Заплатила нормально, долго не торговалась, угостила самогоном, да еще и с собой бутылку нам дала.
— Это на твой вкус она приятная и симпатичная. А по мне мерзкая особа, не хотел бы я с ней больше связываться.
— Ну и не связывайся.
— Кстати, что нам делать с этой бутылкой? Давай прикончим, что ли? Не делить же ее пополам.
Я с сомнением посмотрел на Лаэрта. Его маленькие глазки-бусинки и без принятия дополнительной дозы были налиты кровью и подозрительно поблескивали. Да и вообще не нравилось мне с ним пить: он быстро хмелел и выкидывал, бывало, всякие номера.
— Может, не нужно? Как бы после не наткнуться на службу безопасности движения.
— Ай, брось! От нас с тобой и без того разит, как от пивной бочки. Мы же пили у Клариссы, — напомнил Лаэрт. — Потом, в службе безопасности движения свои в доску ребята. Под Шехнером ходят, всегда с ними столкуемся. Они же нас знают. У меня и закуска есть — сухари. Утащил вчера с комбината.
— Ты говорил, что тебе их дали.
— Как же, держи карман шире, дадут они чего-нибудь бесплатно. Прежде удавятся. Так как, Хэнк?
— Ладно, давай, — обреченно произнес я. Все равно сейчас его было не переубедить, а работать мне с ним и дальше предстояло вместе.
С необыкновенной щедростью Лаэрт высыпал на стол целый кулек сухарей, откупорил бутылку и с педантичной точностью поровну наполнил наши стаканы. В три глотка выхлестал самогон из своего стакана, крякнул, смахнул с ресницы слезу, закусил сухарем и, обстреливая меня крошками, летевшими у него изо рта, сказал:
— Крепкая, зараза, все внутренности себе обжег. Та, первая бутылка была мягче и слабее. Интересно, из чего она гонит самогон при нынешнем-то лимите на все продукты.
