Евгений Лукин - Андроиды срама не имут
— А что это вы вздрогнули? Какого-нибудь монстра представили? Зря… Поверьте, Володя, с негуманоидами работать легче.
— Откуда вы знаете?
— Работала… — молвила с грустной улыбкой Карина Аркадьевна. — Я ж не сразу в вербовщицы подалась…
Пришел мой черед утратить дар речи.
— И-и… к-как?.. Долго продержались?
— Довольно долго, — с достоинством отозвалась она. — На особняк хватило.
Особняк?! Ничего себе…
— И сколько вам в день платили?
— Червонец.
— А почему мне только пять?
— Ну так кризис же…
Я хорошо уже был знаком с обычаем Карины Аркадьевны ошеломлять каждой второй фразой, но это дикое сочетание происходящего с тысячу раз слышанной ссылкой на кризис повергло меня в ступор.
— Вернемся к нашим негуманоидам, Володя, — терпеливо продолжила она. — Относитесь к ним спокойнее. Никакие они не чудовища — так, явления природы. Навыки общения у вас уже есть. Скажем, дерево. Оно ведь тоже негуманоид…
Я очумело оглянулся на пирамидальный тополь. В кроне было тихо. Иволга то ли улетела, то ли примолкла.
— Но я же с ним не общаюсь!
— Не туда, — поправила она. — Лучше на абрикос посмотрите.
Я посмотрел на абрикос. Вернее, на пол-абрикоса. Засохшая ветвь была спилена пару дней назад, а срез покрыт варом.
— С ним вы общались целую неделю. Он вам: «Помоги, засыхаю…». А вы ему: «Бедняжка… Сейчас мы тебе землицу взрыхлим, водички нальем…». Именно так и говорили. Вслух.
Черт его знает, может, и впрямь говорил… А ей откуда знать? Хотя… тут же видеокамеры кругом… с микрофонами…
— Единственное, чего там следует опасаться, — многозначительно добавила она, — настоящих роботов. Лицензионных. Эти вас могут распознать запросто…
— А тот, кто меня приобретет… он будет знать о том, что я нелицензионный? — вырвалось у меня. Мысли толпились, толкались, невозможно было угадать, которая выпрыгнет наружу первой.
— Разумеется. Лицензионные гораздо дороже.
— Насколько дороже?
— Намного.
— Ну примерно хотя бы!..
— Ей-богу, не знаю…
Издалека донесся призывный автомобильный сигнал. Не наш. Потом снова.
— Это еще что такое? — встревожилась Карина Аркадьевна и встала. Я тоже встал.
Мы направились к калитке.
— Обмылок! — негромко окликнула она. — Что происходит?
— Какие-то бакланы на двух тачках прибыли… — лениво известил ниоткуда наш незримый подельник.
— Сюда? — не поверила Карина Аркадьевна и ускорила шаг. — Не может быть… — бормотала она на ходу. — Ну не следили же они за мной…
Мы выглянули за штакетник. Непонятно, почему они остановились в самом начале улицы вместо того, чтобы сразу подъехать к нашему участку. Ошибиться невозможно: напротив калитки стоял Каринин внедорожник. Тем не менее тормознули метрах в пятидесяти от цели и начали выгружаться. Двоих я опознал сразу. Именно им я вручал когда-то пакет с Толиковым долгом.
— Ну, все… — обреченно выдохнула рядом Карина Аркадьевна. — Это за вами, Володя… Тут уж и я ничем вам помочь не смогу. Решайтесь.
Глава 4. Мымра
Да, единственный мой и неповторимый Володенька Турухин, вот это нас с тобой угораздило… А ты еще гадал, как называется следующая степень падения! Андроид она называется. Андроид. А никакой не покойник. Хотя временами и впрямь кажется, будто попал на тот свет. Ад не ад, но тоже страна теней. Серенькие вертлявые сумерки подступают почти вплотную, и на каждом шагу вылупляются из них вялые однообразные кошмары.
Никогда в жизни не видел цветных снов, а попал сюда — и словно прорвало. Стоит смежить веки, представляются окрестности Карининой дачи. Наяву они такими яркими не были: зеленое озерцо поляны, цыплячья желтизна одуванчиков, солнечный расплав пруда.
Танька не приснилась ни разу. Шурин — тоже. Мелькнул однажды Врангель, но враждебных чувств к нему при этом не возникло. Потому что есть теперь с чем сравнить.
Вообразите полутораметровый шарообразный ком неспешно шевелящихся замшевых… Нет, скорее все-таки лиан, нежели щупалец. Щупальца щупать должны, а эти колышутся, извиваются — и только… Коротенькая шерстка на них обретает временами иной оттенок, колеблясь от пепельного до светло-сиреневого, возможно, в связи со сменой настроения, хотя не исключено, что и в результате мыслительной деятельности.
Так выглядит моя владелица. Зовут Мымра. Точнее, зову, а не зовут, поскольку звать больше некому. Не знаю даже, растение она или животное.
Почему я думаю о ней в женском роде? Наверное, просто по привычке. Дело в том, что начальством моим всегда были дамы. Согласен, ничего хорошего, однако в теперешнем положении это скорее плюс, чем минус. Непредсказуемость распоряжений давно стала ожидаемой, и любую причуду воспринимаешь как нечто должное.
Доставили меня сюда в бессознательном состоянии. Наверное, так и надо: новенький андроид, только что с конвейера, ни разу еще не включали. Думаю, на дорожку мне впороли транквилизатор, поскольку, очнувшись, даже не слишком испугался.
Способ доставки остался неизвестен. Последним, что я запомнил там, на даче, и первым, что я увидел здесь, было непроницаемое округлое рыло Обмылка. Распаковал он меня, подвел к Мымре и молча сгинул, скотина. Несмотря на все предупреждения Карины Аркадьевны, разумного существа в увиденном я не заподозрил и очумело продолжал ждать чьего-нибудь появления. Поведение мое было наверняка воспринято как сбой программы, вернулся раздраженный Обмылок и помимо прочего объяснил на жутком своем жаргоне, что приобретен я именно этой связкой веревочных концов и никем другим.
Так вот, возвращаясь к вопросу о степени падения…
В данный момент я сижу на корточках, касаясь пола руками, абсолютно голый, во всех смыслах: ни тряпочки на мне, ни волоска. Жду очередной команды. На каком языке? А ни на каком! Если помните, были одно время в моде стереокартинки: вроде простенький геометрический узор, а чуть расфокусируешь зрачки — от бумаги отделяется объемное изображение: портрет президента, рождественская елка…
В точности то же самое. Сижу на корточках и, распустив, если можно так выразиться, хрусталики, пялюсь на мерное колыхание шерстистых лиан. Потом ни с того ни с сего из плавного их мельтешения сам собой возникает то ли образ, то ли приказ. В данном случае: оторвать, не вставая с корточек, правую руку от пола (почвы?) и взяться за мочку левого уха. Отрываю. Берусь. Замираю в нелепейшей этой позе.
Помнится, Федор Михайлович Достоевский утверждал, будто самый тяжелый труд — чепуха по сравнению с легким, но бессмысленным. Заставь человека ежедневно толочь воду в ступе, сойдет с ума. Ну я-то уже твердо решил, что не сойду.
Притремся, бормочу, сработаемся. Не с такими срабатывался. Тем более что податься нам с тобой, Володька, некуда. Как вспомнишь этих громил в кожаных куртках, направляющихся к калитке — вразвалочку, с надменно приотворенными ртами, — до сих пор в животе холодно…
Долго она меня так держать будет? Неловко и бровь чешется. Ну наконец-то! Велено принять ту же позу, только наоборот. Иными словами, поменять местами право и лево. Это запросто! Послушно выполняю команду, успев между делом провести по лобным долям тыльной стороной ладони. Унизительное ощущение. Не знаю, как я смотрюсь со стороны, но бровь у меня бесстыдно голая, гладкая.
Ох уж эти мне сбывшиеся мечты человечества! Когда Гагарин полетел в космос, отец мой был мальчишкой. Рассказал однажды, что творилось в тот день. Восторг, ликование, мир перевернулся! Запомнилась фраза: «Ты, Вовка, такого не увидишь. Такого больше не будет. Разве что братьев по разуму встретим — тогда…».
Вот встретил. Просто поразительно, насколько быстро человек ко всему привыкает! Новизна ощущений мелькнула и сгинула, осталась рутина. Ать-два, сел-встал, упал-отжался. И какая тебе разница, кто тобой командует?..
Подозреваю, Карина Аркадьевна имела дело с совершенно иными негуманоидами, иначе она бы ни за что не сравнила их с плодовыми деревьями. Гоняй меня так по участку полузасохшая абрикосина — ей-богу, спилил бы под корень.
Но главное: зачем? Зачем?! За каким вообще лешим я держусь левой рукой за правое ухо? Смысл-то в чем?
Сижу на корточках и тихо стервенею. Благоговения перед высшим разумом — никакого. Кого стыдиться-то? Ее, что ли? Пусть лучше на себя посмотрит. Если, конечно, есть чем смотреть. Приобрела контрафактного андроида, вот и возись теперь с ним! Левообладательница…
Мымра шевелит щупальцами вхолостую — не знает уже, чем бы ей еще достать Володеньку Турухина… Ох, дождется она у меня! Возьму и сломаюсь. Плюну на эти триста штук… Стоп! Какие триста штук? Триста штук я сам придумал — откуда мне знать, сколько им Толик реально должен? Лишь бы на счетчик его не поставили…
