Дорис Лессинг - Маара и Данн
Мааре пришло в голову, что, говоря о севере, люди — может быть, сотни лет назад — имели в виду именно этот город. Может быть, и тысячи лет назад люди мечтали об этом чудесном месте. Нет, не тысячи, ибо города так долго не живут. Города ведь — как люди. Они рождаются, живут и умирают.
Позже, после заката, пришел слуга — тот же парень с перебинтованным запястьем — и принес поднос с кувшином молока и миской маленьких пирожков. Не отводя от Маары глаз, в которых застыл ужас, он еле слышно бормотал что-то явно нелестное. Что ж, завтра она начнет учить их язык, и тогда никто не сможет сказать что-то, чего она не поймет.
Перед сном Маара вышла полюбоваться звездами. Постояла, задрав голову к небу, потом заметила, что за ней следит часовой. Вернулась в комнату и улеглась, думая о Данне, о том, когда ей удастся с ним встретиться.
На следующее утро за завтраком Шабис спросил Маару, что за шрамы вокруг пояса Данна, и она сказала, что это случилось, когда он сильно болел в Хелопсе. Шабис рассказал, что кое-где в Ифрике на рабов надевают цепи, которые оставляют на теле похожие отметины. Она ответила, что о таком не слыхала, и генерал через некоторое время кивнул — как-то между прочим, как будто поверил, но вообще не придавал особого значения ее ответу. И Маара решила, что ей, в общем-то все равно, что Шабис о ней думает, потому что скоро они с Данном уйдут на север.
Языком с Маарой занималась пожилая женщина, очень хорошая учительница, быстро вбившая ей в голову особенности новой речи. Язык по утрам, а ближе к вечеру Шабис выкраивал час-другой, чтобы ответить на вопросы Маары. Мало на какой вопрос он не находил ответа. Когда она начинала протестовать, заявляя, что не знает, о чем спрашивать, Шабис возражал, что когда вопросы иссякнут, тогда и наступит время для беспокойства.
Маара хотела увидеться с Данном, но генерал посчитал, что для их встречи время еще не подошло. Интенсивный курс обучения Данна не следовало прерывать, тем более, что парень явно делал успехи. Так сказал Шабис.
11
По вечерам Шабис исчезал. Разведка, инспекция, обучение солдат… Потом Маара узнала, что у него есть жена. Но поскольку генерал о ней не упоминал, Маара тоже не спрашивала. Хотелось ей с ним сблизиться? Тело вопило, что оно хочет, жаждет — но только Мерикса. И не желает никого другого. Воспоминания о его объятиях настолько жгли и терзали Маару, что она предпочитала вообще не думать ни о нем, ни о тех ночах, когда она просыпалась, прижавшись к его телу. Нет-нет, лучше вообще забыть.
И Маара пользовалась отсутствием Шабиса, чтобы посидеть, вспоминая и обдумывая усвоенное за день.
В канал вошла еще одна большая лодка с юга, принесла свежие новости. Засуха не ослабевала, дождей и в помине не было, положение ухудшалось. О Хелопсе никто из пассажиров толком не слышал, разве что знали, что там воюют. Маара подумала, что, может быть, в следующей лодке увидит своих махонди или даже хадронов. Речные города, те, что дальше к югу, пустели, Гойдел пока держался.
День за днем проходили недели. Как-то появился Данн. Раньше они посылали друг другу весточки: «Как дела? У меня все в порядке».
Маара увидела брата издали. Армия подкормила его, и он уже не напоминал дочиста обглоданную кость. Вырос, возмужал, держался уверенно, не как затравленный зверь. Красавец, да и форма ему к лицу. Они не обнимались, сели в ее комнате, и Данн принялся рассматривать нижнюю часть стен, настолько углубившись в созерцание, что едва слышал вопросы сестры. Его форма дико смотрелась на фоне древних рельефов. Маара как-то пошутила в разговоре с Шабисом, что она в этой комнате по плечи в прошлом, в прекрасной древней цивилизации, а выше, головой — жительница современной хижины. Данн полностью принадлежал современности.
— Маара, когда мы уйдем?
Она ждала от него этого вопроса.
— Это невозможно. Куда мы отсюда денемся?
— Раньше получалось.
— Но здесь каждое движение на виду. А твой уход расценят как дезертирство, и наказание за него — смертная казнь.
Прежний Данн заерзал по сиденью, недовольный, ершистый.
Маара поднялась, неслышным шагом подошла к двери, заглянула в соседнюю комнату. Слуга со сломанным запястьем усердно наводил порядок у самого порога. Увидев ее перед собой, парень подпрыгнул от неожиданности и порысил к выходу, бормоча что-то про «суку драную, змею подколодную, каргу корявую». Маара выкрикнула ему вслед два-три выражения в том же духе на чарад и увидела, что юнец перешел на галоп.
— Что за штучка этот Шабис? — спросил Данн.
— Ты и сам должен знать. Ты видишь его не реже, чем я. В разведку с ним ходил.
— Ну, храбрый парень. За наши спины не прячется. Но я не об этом.
— У него есть жена.
— Тоже знаю. — По физиономии Данна проскользнула циничная «армейская» усмешка.
— И я не забыла Мерикса.
— Маара, Мерикса уже, может, и в живых нет.
— Как? Откуда ты знаешь!
— Воюют там, Маара. Городские навалились на восточные районы и вырезали кучу народу, не разбирая, где хадроны, а где махонди.
— Кто сказал?
— Кайра. С последней ладьей прибыла. Ей беженцы сообщили. Она в солдаты захотела, но толку он нее немного, поэтому ее отправили к стадам.
— Ты с ней встречаешься?
Он не стал углубляться в суть вопроса.
— В столовке видимся.
— Данн, я здорово продвинулась с языком, многому научилась. Я всегда к этому стремилась, учиться.
— На севере пригодится.
— Данн, ты задумывался, почему мы все время твердим: «Север, север…»?
— Еще бы. Потому что все говорят, что там лучше.
— Здесь тоже очень неплохо.
— Но это не то, на что я надеялся.
— Понимаю.
— Говорят, что на севере — на настоящем севере — есть все, что душе угодно, и люди совсем другие, каких мы никогда не видели.
— Данн, мы с тобой мало что видели. Только сушь да драки.
— Мак да мордобой. Смерть… — Данн оцепенело уставился перед собой.
— Смерть… — отозвалась Маара. — Данн, ты его все еще боишься? Того, кто за тобой гонится?
Данн вскочил, отошел к окну, уставился в утреннее марево.
— Он пытался меня убить.
— Где? Уже здесь?
— Потом расскажу. Но знай, если я исчезну, то буду ждать тебя в Шари. Или уйду в Карас.
— Но, Данн, и Шари, и Карас полны шпионов. Кстати, ты знаешь, что ты кандидат в тысычи?
Данн уже успел сделать в армии агре карьеру. Он чуть ли не сразу стал взводным, возглавив в учебном отряде группу из десяти человек. По окончании обучения стал центором, начальником сотни. Тысыч в армии агре возглавлял тысячу человек. Он был одним из полусотни офицеров, подчинявшихся непосредственно генералу Шабису и обладавших обширными общественными полномочиями, вхожих в администрацию южного Чарада. Данн резко обернулся.
— Это что, сам генерал сказал?
— Да. Он тебя ценит. Он сказал, что ты самый молодой из центоров. И будешь самым молодым из тысычей.
— Да не нравится мне в Агре! Этот Чарад — застойная дыра. — Однако Маара заметила, что услышанное брату понравилось.
— Застой тоже временное явление, Данн. Вот добьются они мира…
— И когда они этого мира добьются?
— Шабис собирается встретиться с генералом Израком.
— Что ж, пусть встречается. Только толку от этого не будет. Нельзя им доверять, этим хеннам.
Маара видела, что брат рассуждает, как и положено солдату рассуждать о противнике.
— Речь не о доверии, а о взаимной выгоде, Данн.
— Ой, Маара, ты такая умная… Но забываешь, что эти хенны — как раз дураки. А ты ожидаешь, что они будут действовать, как умные люди. Умные часто не понимают дураков, и дураки одурачивают умников.
Они давно, почти полгода, не виделись и теперь наслаждались беседой. Однако Данн должен был возвращаться в казарму. Прибыл Шабис, Данн вскочил и отсалютовал генералу. Тот о чем-то спросил, и Данн ответил четко, толково, немногословно. Шабис кивнул.
— Хорошо. Свободен. Приходи к сестре, когда время будет.
Данн еще раз отсалютовал, развернулся и четким шагом вышел, многозначительно взглянув на Маару, напоминая о планах побега.
Шабис сел на место, оставленное Данном.
— Маара, а ты не желаешь стать шпионкой? — Он расхохотался, увидев, какую брезгливую мину она состроила. — Я бы хотел, чтобы ты сопровождала меня на переговоры, а потом осталась для работы над планом — и для наблюдения, естественно. Это ненадолго.
— И я там останусь одна? Среди хеннов? — Маару охватил ужас. — Да я ведь их друг от друга не отличу. Удивляюсь, как они сами разбираются.
— Не очень-то они разбираются. Поэтому и ввели метки, специальные значки.
— Почему они такие? Какая-то болезнь?
— Не знаю. Думаю, что какая-то внутренняя сущность растворяется в них, растекается и глохнет…
Маара сосредоточилась и продекламировала:
