Юрий Никитин - Сборник "Русские идут!"
Когда впереди показался памятник Долгорукому, я сказал:
– Здесь и высади.
– Но президент велел к самому дому...
– Мой дом соседний. Не боись, еще светло, никто не обидит. Видишь, сколько везде милиции?
Он хмыкнул, мол, как раз милиция и обидит, но смолчал. Футуролог с воза, кобыле легче.
– Завтра во сколько? – спросил он, притормаживая.
– Как обычно.
Возле памятника Долгорукому толпа была впятеро больше, чем в прошлый раз. На душе было тревожно, слишком быстро язычники захватывали позиции, а церковь совершенно не борется, хотя тысячу лет тому залила кровью Киев, утверждая свою власть, а потом еще несколько сот лет искореняла язычество, капища жгла, а людей казнила...
В прошлый раз было три оратора, теперь уже пятеро сменяли друг друга, новенькие были поувереннее, умелее в словесных баталиях, постепенно оттесняли зачинателя, перехватывая власть в новой складывающейся структуре.
Правда, все те же крики о древности Руси, великой славе предков, арийском происхождении...
Эх, ребята, мелькнуло у меня брезгливо-жалостливое. Не там ищете! Это сейчас доказываете друг другу, что вся цивилизация пошла из Руси, которая тогда называлась не Русью, а как-то по другому, скажем, Месопотамией или Вавилоном, что хетты – это хатты, предки славян, что троянцы – славяне, как и шумеры, но потом, с ростом своих же раскопок в книгах, поисках еще более древних корней, с разочарованием узнаете, что как ни крути, а немцы или арабы имеют более давнюю историю. А уж про евреев или ассирийцев и говорить нечего. Но силы уже уйдут, вам останется только признать свое поражение и угрюмо отойти в сторону.
Но почему так заклинились на древних корнях? Разве не важнее, кем будут наши внуки, чем кем были наши деды? Брехня, что не зная прошлого, нельзя предвидеть будущее. Красивая фразочка, что с натяжкою была верна в эпоху, скажем, Древнего Рима. Тогда из прошлого древних египтян, мидийцев, греков можно было извлечь уроки. Те же восстания рабов, набеги варваров, хвостатая звезда в небе... Но в прошлом не было движения зеленых, атомного оружия, Интернета, всемирного телевидения и прочих штук, что так меняют жизнь. А кто не успеет, тот получает огрызок от яблока, как вон те идиоты, что подставили мне свою красотку.
Я очнулся от невеселых дум, рядом подпрыгивали и кричали хвалу Сварогу крепкоплечие ребята. Коротко постриженные, в глазах отвага и желание отдать себя чему-нибудь высокому.
Я поинтересовался:
– А как насчет ислама, ребята?
Один, постарше, даже не парняга, а солидный мужик лет сорока, оглядел меня с неприязнью:
– На кой нам вера чернозадых?
– Так Кречет берет ее не у чернозадых, – пояснил я. – У благородных арабов, что Синбады-мореходы и Али-бабы.
Парни нас не слушали, а этот мужик отмахнулся рассеянно:
– Нет, это не по нас... Арабы такие же семиты, как и эти, пархатые.
Я внимательно посмотрел на него, все понял, сказал проникновенно, с отеческой укоризной:
– Как ты не понимаешь... Прародитель евреев Авраам, старый и мерзкий богач, обманом поимел бедную, но красивую и благородную служанку, а потом подло выгнал из дому. Она ушла через пустыню, едва не погибла, прямо в жарких песках в муках родила, ребенка нарекла Измаилом, от него и пошел род арабов... наших арабов. Если тебе Христа жалко, то бедную мать еще жальче, а бедный ребеночек так мучился без воды в жаркой пустыне!..
Его глаза загорелись, он раздул грудь, а усы встопорщились воинственно.
– Вот как? – сказал он мстительно. – Как они, подлые, поступили с нашей богородицей... как, говоришь, ее зовут?
– Агарь, – подсказал я.
– Агарь, – повторил он раздумчиво. – А чо, хорошее имя. И совсем не жидовское! Даже лучше, чем Мария. Ах они сволочи!.. Нашу мать-богородицу в пустыню!.. Беременную!.. Это почище, чем родить в яслях в богатом городе!.. Ах мерзавцы!.. Ах... Мужики!!! Идите сюды, я вам такое расскажу...
Я поспешно отошел, затерялся в толпе, потом вышел к бровке тротуара. Непонятно зачем сделал это, скорее всего из простого хулиганства, что живет в каждом мужчине. А может потому, что люблю на ходу придумывать разные идеи, находить решения... Но беда наша в том, что вот так в шуточках может родится что-то страшноватое. Для тебя это только игра ума, сказал, посмеялся над дурнями и забыл, а на завтра можешь проснуться в мире, где придуманное тобой стало явью...
Глава 33
Зло исчезло как понятие. Кинотеатры заполнены фильмами, где мафия благороднее полицейских, наемные убийцы – благородные герои, грабители – милые и добрые люди, проститутки нравственнее нормальных работающих женщин... Вряд ли все это можно объяснить происками мафии, что все купила и выпускает фильмы о себе как сама хочет, не всех режиссеров можно купить, дело в самой утрате ценностей...
Но это касается только американских фильмов и книг, а также стада, что идет у них на веревке: мелких стран Европы да покоренной Японии. Но у нашей стране полное молчание об исламской культуре. Переводим вьетнамские романы, мамбоюмбиные, но только не тех стран с богатой и древнейшей культурой, где еще в обиходе понятия долга, чести, благородства, верности слову.
Одним из признаний, что человек перестает карабкаться по крутой лестнице совершенствования стал гнуснейший по сути лозунг: принимайте меня таким, каков я есть! То есть, не требуйте от меня, чтобы я был лучше. Я хочу остаться таким, каков есть: в соплях, грязный, ленивый, учиться не хочу, утруждать себя ничем не желаю. Я просто хочу жить и все время получать удовольствия. Без усилий. Даром.
Это после той системы воспитания человека, характерной для прошлых поколений! Системы, которая и дала взлет нынешней науки, техники, искусства... Но теперь пришло поколение, которое жаждет лишь пользоваться готовым. Не проливать семь потов, создавая ...
Но это на Западе. На Востоке в силу медленности прогресса или более крепких нравственных устоев, та старая система еще сохранилась. Восток по большому счету прогрессивнее Запада, здесь говорю о США, что не имея корней богатой культуры, так и не поднялись к ней. Все эти творцы компьютеров, магнаты Голливуда – это все же те простые фермеры и землекопы, которые высадились на дикие земли американского континента. И запросы их такие же простые, как и раньше: выжить, поесть вволю, сделать баб как можно более доступными... А от умных книг голова болит! При слове «культура» рука к кольту не тянется, от нее просто отмахиваются, а то и удивленно поднимают брови: что, мол, вы получили со своей культурой? Ваш народ наше кино смотрит, наши компьютеры покупает, нашу жвачку жует...
Размышляя, я открыл дверь, привычно отшатнулся к косяку, Хрюка налетела на меня мощно, прыгала и пыталась не то лизнуть в лицо, не то просилась на ручки. И тут же отбегала, словно звала к обеду, останавливалась и приглашающе виляла обрубком хвоста.
– Что, чашку опрокинула? – поинтересовался я.
Слова замерли у меня на языке. На кухне сидел огромный мужчина, поперек себя шире, в руках держал раскрытый пакет с фроликами. Видя мое остолбенелое лицо, объяснил словоохотливо:
– Собака у вас, прелесть!.. Я вообще-то их побаиваюсь, но от вашей в восторге. Вот уж в самом деле друг человека.
За моей спиной прозвучал другой голос, чуть ироничный:
– Даже собаки предают... А что говорить о людях?
Мужчина на полголовы выше меня, в плечах шире и массивнее, стоял в проходе, загораживая дверь на площадку. Руки его были в карманах плаща, это в такую-то жару, словно пальцы сжимали рукояти двух пистолетов.
Я чувствовал, как сердце начинает колотится чаще, но страха не чувствовал, а только лихорадочно-дурацкое возбуждение. Хрюка бросилась от меня к мужчине с фроликами, он бросил ей еще пару колечек, сказал строго:
– Все! Пришел хозяин. Если на то пошло, я вообще не имею права тебя кормить. Но и ты, если говорить уж правду, не должна брать у чужого человека.
Хрюка виляла хвостиком, уверяя, что она в самом деле друг человека, особенно, если у того в руках коробка с фроликами. Я прошел на кухню, налил себе воды из кувшина с очистителем, с наслаждением выпил, только тогда повернулся к незнакомцам:
– Полагаю, мне бесполезно спрашивать у вас удостоверения?
Мужчина, который кормил Хрюку фроликами, засмеялся, показав в улыбке крупные редкие зубы:
– Вы правы!.. Говорят, вы всегда правы, хотя сперва никто не верит. Ну, я, как видите, верю. Меня зовут Василием Васильевичем Васильевым... сейчас, по крайней мере. А это мой большой друг и коллега, Павел Викторович. Фамилия, как догадываетесь, тоже Иванов. С ударением на втором слоге.
