Ирина Дедюхова - Ирина Дедюхова Армагеддон № 3
Но во сне к нему тотчас явилось все их ненавистное вагонное бабье. Куда-то тащилась баба из девятого купе с двумя мелкими пацанами… За рукав хватала Наталия Семеновна и требовала немедленно войти в ее сложное положение… Перекинув связанные сумки через плечо, усиленно искала Петровича остроносая девка из третьего купе… На ходу она кричала Седому, чтобы он не терял времени понапрасну и срочно спрятал свой ствол у проводника в холодном складе, пока его не замели на хер…
Однако окончательно добила его Серафима Ивановна из восьмого купе. Вначале он увидел ее, скоренько довязывающей свои бесконечные носки с протяжным пением: «Ах, да на каких же идиотов, сволочей окаянных оставили сиротинку горькую! И пожалеть-то ее некому несчастную-у!» При этом она укоризненно глядела поверх очков на Седого, будто бы именно его подозревала в сволочизме против сироток. И лишь когда она, наконец, довязала свою пару, появились и долгожданные лошадки. Сразу много стало лошадок во сне у Седого. Две лошадки были запряжены в повозку, управлявшейся каким-то высоким седым стариком. А на повозке… на повозке, испытывая шаткую нервную систему Седого, сидела все та же противная Серафима Ивановна. Сложив руки рупором, она невыносимо громко заорала Седому прямо в ухо: «Я тебя повсюду найду! Я тебя и на том свете встречу!..»
В сомкнутом строю
— Я тебя повсюду найду! Я тебя и на том свете встречу! — кричала Флику из повозки Хильда.
— Гони! — заорал Грег.
Винсент тряхнул поводьями, и повозка покатилась на запад.
Долгие проводы — долгие печали. Но проводить, как следует, названную сестричку Флику не довелось. Перед тем как оставить крепость Мюнстер, Грег решил немедленно отправить Винсента и сестру Флика в свое поместье в составе большого поезда из маркитантских повозок и открытых фуражных телег, запряженных «норманнами», сверх меры нагруженных армейским имуществом полков Мэтр-де-кан Женераль и Фибрэ. На всех дорогах «шалили» многочисленные дезертиры, поэтому Грег собрал в охранение поезду около трех десятков раненых и увечных драгун, вооруженных карабинами.
Хильда, узнав, что отправляется в поместье самого капитана, всплеснула руками и с визгом закружилась возле мрачного Флика. Но как только она поняла, что Флик останется в полку, ее глаза немедленно наполнились горючими слезами. Хильда почти не имела в запасе времени на сборы в кричащем, перетрясающем какие-то перины, тряпки, котелки, зовущем детей женском лагере. Флик тоскливо глядел на плачущую девушку в чепчике. Потом он достал из-за пазухи шитый бисером дамский кошель, подобранный им у дороги на Оснабрюк. Страшно подумать, что там произошло. На обочине валялись раздавленные ободья колес, обрубки деревянной обшивки возка, женский чепчик, пеленки и детская распашонка. Неподалеку в кустах Флик нашел небольшой пустой кошелек, очевидно, выброшенный грабителями. До войны он никогда бы не взял чужую вещь, пускай и лежавшую в грязи у дороги, но, побывав в нескольких атаках, лишь аккуратно почистил бисерную вышивку и подумал только о том, как обрадуется милой вещице Хильда. Конечно, он хотел бы подарить сумочку в совершенно иных обстоятельствах. Но на войне не солдат выбирал обстоятельства, а они выбирали солдата.
Прижимая кошелек к груди, Хильда прошептала: «Я всегда буду тебя ждать! Всегда!» Прикоснувшись на минуту к нему щекой, она повернулась и быстро побежала в сторону женского лагеря, уже не сдерживаясь и рыдая во весь голос. Флик, пошатываясь, пошел помогать в погрузке повозок. Возле одной из них он увидел Винсента и Грега, поманившего его рукой.
— Итак, первым делом узнаешь через конюшего герцога де Брольи, у кого может быть третья бляха, — быстро давал указания Грег. — Постарайтесь добраться живыми сами, это очень важно сейчас. Проследи, чтобы хорошо устроили в Льеже раненого Бламона. Уходите немедленно, мы задержим конницу не более чем на трое суток. Больше форы вы не получите. При малейшей опасности бросайте груженые телеги, выпрягайте лошадей и спасайтесь только с людьми. Привал сделаете не раньше, чем через восемь часов малой рысью. Ты все понял?
Старик грустно кивал головой, а потом не выдержал и обнял капитана, явно устыдившись своего порыва и слез.
— Не переживай за нас Винсент! И не бойся направлять к нам каждого, кто спросит о нас, как бы он не выглядел, — сказал Грег. — Возможно, кого-то вы можете встретить уже в дороге… Но ни в какие разговоры никогда не вступайте с теми, кто будет спрашивать о нас вдвоем. Эти точно будут выходить к ночи… Ты запомнил, Винсент? Постарайтесь от них сбежать. Главное — не глядеть им в глаза! Поцелуй за меня матушку, пристрой сестру Флика… и иди! Уходи, Винсент!
Несколько часов Флик таскал, упаковывал и грузил на телеги и повозки кожаные солдатские ранцы с бирками, связки карабинов, обмундирование, полковые котлы… Рядом были разложены костры, и огонь с жадностью лизал амбарные книги полкового архива… Из походного лазарета понесли раненых. На костылях, опорках и под руки вышли ходячие. Флик, увидавший, как слабые люди в застиранных бинтах стараются одной рукой проверить драгоны, пристраивая рядом с собой на телегах саблю и карабин, страшно испугался за Хильду. Но тут его позвали на помощь, и он постарался отогнать от себя мрачные мысли, искренне надеясь, что Грег все сделает так, чтобы она осталась жива. А когда полковой поезд уехал, в душе возникла невыносимая пустота, усиливаемая носившимся в воздухе обрывкам обгоревших бумаг, еще тлеющими кострами, валявшимися повсюду тряпками и бинтами. Буквально мгновение назад закладывало уши от стона раненых, хриплых команд, ржания коней, скрипа колес, женского и детского плача… Но когда это все внезапно стихло, оставалось только умереть…
Избавившись от обозов, Грег оставил каждому лишь конское снаряжение, включавшее седло с получепраком, мундштук с трензелем и чемодан для фуража. Конным драгунам он разрешил везти верхами только сапоги, свернутый плащ, немного сена и коновязный кол. Повозки, оставленные им для пехоты и раненых, из полковой клади везли косы для заготовки фуража и походные котелки. Палатки полк бросил еще при отступлении из Гетингена.
Эскадроны соседних полков, испытав страшные, изматывающие бои с германской конницей, пытались в экстренном порядке перенять тактику Грега, но время для отработки маневрирования сомкнутым строем, которым мчалась теперь на них германская конница, было упущено. В беспорядочном отступлении войска оставили Ганновер и Гессен. Пеших драгун в полках Караман, Ла Ферроне и д'Апшон почти не осталось.
С началом военных действий драгунские полки были сняты из оцепления от Дюнкерка до Гавра в ожидании возможного десанта англичан. В изматывающем марше от побережья, пропахшего гниющей рыбой, вглубь германских государств они узнали, что были переданы маршалом Бель-Илем под командование маршала д'Эстрэ. С ним они участвовали во взятии Хастенбека и Дрездена. Со сменой командующего для драгун ничего не изменилось, никакой тактической связи между полками так и не возникло, кроме обмена ротами, трофеями и, конечно, противоречивыми слухами.
Запах гниющей с головы рыбы преследовал гибнущие войска всю долгую войну… Немыслимые рокировки высшего командного состава устраивались милыми придворными дамами в зависимости от покроя камзола кавалера, величины его парика, под горячий шепот в менуэте. Благоухающие духами назначения на руководство войсками последовательно вручались графу де Клэрмону, маршалу де Субизу, маркизу де Контаду… и снова маршалу де Субизу.
Поражения последовали сразу же за первыми победами. Через несколько месяцев после памятной победы под Росбахом войска вынуждены были оставить Ганновер и Гессен. В ходе двухдневной осады была сдана крепость Мюнстер. Драгуны отступали в беспорядке, с огромными людскими потерями. Полк Короля, давая возможность сгруппироваться и собрать силы девяти истекающим кровью полкам, участвовавшим в германском походе, пошел на отчаянный штурм Гоарсхаузена. Королевский драгунский полк совместно с полком Тианж прикрыли отступающие части с флангов под Клостеркампом и Хорном.
Войска, предоставленные самим себе, судорожно пытались перестроиться и собраться перед английским десантом, теснимые по всем направлениям конницей Фридриха.
Приехавший в ставку после очередного назначения маршал де Субиз обнаружил нескрываемую ненависть ко всему высшему руководству и повсеместное несоблюдение Ордонанса, объясненное им в донесении ко Двору «типическим армейским разложением». Большого труда не составило выяснить источник этого разложения, поскольку имя капитана Грегори де Оберньи, как и его тактические находки, были у всех на устах.
Вызванный для допроса в ставку маршала Грег явился с планшетами, доказывавшими преимущество атаки «en muraille», рысью в сомкнутом строю, над атакой «en fourrageurs», карьером в разомкнутом строю. Он решил подробно растолковать маршалу, насколько порочно навязывать армии обыкновенное построение в три шеренги. Но, войдя в кабинет маршала, Грег почувствовал всю неуместность подготовленных им планшетов.
