Габриэлла Зевин - Шоколадная принцесса
Я согласно кивнула. Прозвенел звонок, обозначавший конец времени посещений.
— Спасибо, что пришел. Теперь буду обдумывать твои слова.
Микки схватил меня за руку.
— Приходи повидаться со мной, когда выйдешь отсюда. Пятнадцатого сентября, верно? Тогда мы сможем поговорить больше.
Он взлохматил свои снежно-белые волосы.
— Я думаю о том, чтобы съездить в Киото, — сказал он на прощание. — Может быть, захочешь съездить со мной?
Даже не знаю, что он хотел этим сказать. Это была угроза в адрес брата? Впрочем, он, похоже, был на короткой ноге с Юджи, так что слова могли означать только возможность повидаться с ним и ничего сверх того.
12 августа мне исполнилось семнадцать лет, и этот день, как и все прочие летние дни, был проведен в «Свободе». Скарлет хотела закатить вечеринку в зале для посещений, — предложение, от которого я ее усиленно отговаривала.
— Но, Аня, мне дурно при мысли, что ты тут будешь одна — и в свой день рождения!
— Я не одна, — уверила я ее. — Я сплю в комнате с пятью сотнями других девочек.
— Можно, хотя бы я приду? — настаивала она.
— Нет. Я не хочу запоминать мой семнадцатый день рождения.
Утром в мой день рождения охранник сообщил, что ко мне пришел посетитель.
«Ох, Скарлет, ты никогда меня не слушаешь», — подумала я и отправилась в комнату для посещений. Было рано, только половина восьмого, и в комнате не было никого, кроме моего гостя.
Он коротко постригся и был одет в одну из школьных рубашек и штаны из легкой ткани. Прошлым летом я его еще не знала, так что эти штаны никогда не видела. Что же до меня — сегодня я выглядела как никогда стильно в своем синем комбинезоне. Я попыталась пригладить свои курчавые волосы. Знаю, что теперь мне должно было быть все равно, что он думает обо мне, но я не могла относиться к этому равнодушно. Если бы я знала, что он придет, я смогла бы сдержаться, смогла бы вообще отказаться его видеть. Но ноги неотвратимо влекли меня к столу, где он сидел, и к стулу, которой стоял от стола на расстоянии, которое в «Свободе» считали приемлемым.
Если бы я знала, что он придет, я бы приняла ванну. Я уже и забыла, когда в последний раз видела себя в зеркале. Ладно, буду считать, что это визит старого друга.
— Рада видеть тебя, Вин. Я бы пожала тебе руку, но… — И я указала на табличку «Контакты запрещены», которая висела на двери.
— А я не хочу пожимать тебе руку, — сказал он, глядя на меня холодными голубыми глазами. Их цвет, казалось, сменился с небесно-голубого на ночной глубоко-синий с тех пор, когда я видела его в последний раз.
— Где твоя шляпа? — спросила я беспечным тоном.
— Я завязал со шляпами — постоянно их везде забываю, так что теперь заменил их вот этой штукой. — Он кивком указал на трость, которая лежала на столе.
— Жаль это слышать. Нога все еще болит?
— Мне твоя жалость не нужна, — сказал он резко. — Ты лгунья, Аня.
— Ты этого не знаешь.
— Знаю. Ты сказала, что поедешь в этот лагерь для криминалистов, и вот где я тебя вижу.
— Вроде бы «Свобода» не слишком отличается от лагеря?
Он проигнорировал мою попытку пошутить.
— Итак, когда я наконец узнал, что ты тут — и на это ушло время, так как я старался изо всех сил не вспоминать о тебе, — пришлось задуматься о том, в чем еще ты соврала.
— Ни в чем, — сказала я, пытаясь не плакать. — Все остальное — правда.
— Но мы только что выяснили, что ты лгунья, так как же я могу верить тому, что ты скажешь?
— Не можешь.
— Ты сказала, что влюбилась в другого. Это ложь?
Я не ответила.
— Это была ложь?
— Правда… По правде, все равно, ложь это была или нет. Если это ложь, значит, мне нужно, чтобы она была правдой. Вин, пожалуйста, не питай ко мне ненависти.
— Я хотел бы тебя ненавидеть, — сказал он. — Я бы очень хотел не приходить сюда.
— Я тоже. Ты не должен был приходить.
А потом я перегнулась через стол, сгребла его за волосы — за то, что от них осталось, — и крепко поцеловала в губы.
И в этот момент я стала человеком без происхождения, как и он. У нас не было отцов, матерей, сестер, братьев, бабушек и дедушек, дядей или двоюродных братьев, которые бы нам напомнили, что мы должны — или были должны. «Обязательства», «последствия», «завтрашний день» — эти слова исчезли, или я забыла их значение.
Все, о чем я могла думать, — это Вин и то, как я его люблю.
— Никаких поцелуев! — закричал надзиратель, который только что заступил на службу.
Я отпрянула, и Аня Баланчина воскресла во мне.
— Я не должна была так поступать, — сказала я.
И сразу же поцеловала его снова.
Боже, прости меня за это и за все, что я сделала.
Примечания
1
Пер. А. В. Кривцовой и Е. Ланна.
2
Игра слов. Goodwin — Win — победа. У Гудвина из Изумрудного города было прозвище «Великолепный».
3
Тюрьма в Нью-Йорке.
4
Пер. А. В. Кривцовой и Е. Ланна.
5
Я обожаю танцы! (фр.)
6
Такова жизнь. Такова любовь (фр.).
7
Сочетание цветов напомнило героям о Дне благодарения и традиционной еде в этот день: белое — картофельное пюре, коричневое — мясо индейки, багровое — клюквенный соус.
8
Шарлотта Бронте. «Джейн Эйр». Пер. В. Станевич.
9
Игра слов. Грин — англ. Green — зеленый и молодой, легковерный, наивный, неопытный.
