Анна Одина - Амфитрион
– Семь миллиардов?! – открыл рот Митя.
– Да, – кивнул Пчеловодов. – Два они внесли наличными (неплохо, а?), а еще пять – двумя равными траншами из акций… знаешь, какой компании?
– Нет, – пробормотал Митя, предполагая, что услышит что-то неприятное.
– Cockayne, – ответил сибиряк.
– Монферрановой Cockayne?!
– Ага. А еще удивительно, что накануне кризиса генсек КНР старый лис Лань Цзяонин в открытую сказал Монферран, что не пустит ее ни на рисовый рынок Поднебесной, ни на рынок свинины. Чувствуешь теперь, кто одной рукой весь мир кормит, а другой держит кое за какое место?
– Откуда ты знаешь все это? – поразился Митя. «И зачем?» – дополнил он в уме, но не стал озвучивать.
– Да ты что, это же политико-медицинский бизнес-детектив! – захохотал Пчеловодов. – Говорю же, что-то сам раскопал, что-то рассказали… Но хитрость «Пинты» заключалась не только в этом. Они провели экспертизу производства в Китае и заявили, будто синтез инсулина в том виде, в котором он проводился в Сучжоу, давал загрязненные лекарства – нарушали технологию контроля качества, не проводили жидкостную хроматографию… Проверить этого никто не мог… и, кроме того…
После слова «хроматография», окруженного увлекательными подробностями фармацевтического производства, Митино сознание на пару минут куда-то отдрейфовало, как будто отошло покурить, сказав ему: «Все это ужасно интересно, но если я сейчас чуть-чуть отдохну, ничего ведь не изменится?» И как ни было Мите обидно понимать, что он, потратив столько времени на раскопки, прямо перед сияющим шлемом Гектора свалился наземь от усталости, он не мог вызвать в себе интереса к индустриальным подробностям.
– …не могли продолжать, – тем временем говорил Пчеловодов. – А ведь Цзяонин сам диабетик, да к тому же с сильно ослабленной иммунной системой. И для диабетиков очень важно получать лекарства именно того типа, к которым привык организм: переход с одного производителя на другого, тем более с человеческого инсулина на животный, чреват осложнениями. Можешь себе представить? Когда Лань ссорился с Дельфиной, он и вообразить не мог, что она ударит ему прямо в поджелудок! Короче, генсек сам чуть не отправился на встречу с бодхисатвой Гуаньинь.
– Скорее, с Ян Ваном, – прокомментировал осведомленный в неожиданных областях Митя. – Но и черт бы с ним, правда. Он бы, думаю, не умер – эти генсеки, когда не надо, крепче рельсов. А вот сотни тысяч людей, впавших в кому? Кто же это в «Пинте» был так уверен, что рассчитает сроки до дней и часов? Знаешь, Саша, я одного только не могу, м-м-м… утрамбовать в уме – как такое возможно? Почему такого не случалось раньше? Это же, правда, без пяти минут угроза геноцида. И такая эффективная!
– Во-первых, – возразил ученый, – так раньше случалось. Случалось и хуже, потому что, строго говоря, «Пинта» ликвидировала практически все последствия кризиса, который создала. Ну, не считая полутора сотен жертв, но про яичницу и яйца ты сам все знаешь. А вообще и у нас пятнадцать лет назад имелась ощутимая нехватка инсулиновых продуктов, хоть и не в таком масштабе, и в Ираке после войны из-за несоблюдения условий приема лекарств, хранения, из-за массовой миграции куча диабетиков погибла – просто никто не обращал на них внимания. Во-вторых… обычно, если люди готовы платить тебе за то, что у тебя есть товар и если ты этот товар держишь с целью получить деньги, возникает равновесие спроса и предложения. Это хорошее, уютное состояние рынка. Но случаются еще внешние факторы. И вот когда кому-то надо кого-то наказать, – тут на лице Пчеловодова на долю секунды появилось звериное выражение, и Митя пожалел, что в свое время научился по Экману эти выражения улавливать, такое оно было неприятное, – законы экономики бессильны. Считай, твоя «Пинта» – один из латентных механизмов избежания мальтузианской ловушки, если хочешь мыслить исторически.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Митя.
– Я имею в виду, – Пчеловодов снова принялся методически раскуривать трубку, – знаменитое противоречие Томаса Мальтуса. В соответствии с которым население, мол, растет в геометрической прогрессии, а провизия для этого населения – мол, в арифметической. Так вот, Китай всю дорогу тысячелетиями регулировал это противоречие катастрофическими землетрясениями, братоубийственными войнами, чудовищными восстаниями, эпохами завоеваний, разливами рек и голодом…
– Но ведь «Пинта» все-таки включила конвейер, – сказал Митя нервно. Клетчатый плед совершенно перестал греть его.
– Включила, – кивнул Саша Пчеловодов. – Знаешь, когда? Ровно в тот момент, когда Китай устами лично Лань Цзяонина на закрытых переговорах объявил, что уходит с нескольких очень крупных рынков, и не только лекарственных и пищевых. Благо, много времени на это не понадобилось, потому что Лань, как бы это сказать, принял решение не умом, не сердцем, а поджелудочной железой, – лицо Пчеловодова приняло мечтательное выражение. – Ябыл тогда на Тайване в составе миссии ООН по ликвидации землетрясения под Тайбэем и многое видел. Знаешь, как они включили этот конвейер?
– Нет, – тихо сказал Митя и закурил.
– Это спасение, дорогой мой, было пожутче самого шантажа. – Освещавшееся трубкой былинное лицо Пчеловодова походило сейчас на образ Ильи Муромца, который минуту назад слез с печи, чтобы надрать паре десятков злых татаровей одно несовместимое с высокой литературой место.
Митя просто кивнул.
– Так вот, – продолжил онколог, – аэропорты Тайваня (и, как я слышал, Гонконга, Сингапура и Сеула тоже) в одну ночь, завернув кучу пассажирских рейсов, приняли десятки грузовых самолетов с двумя иероглифами «Ли» на борту («Пинта» после покупки не стала переименовывать бывшее предприятие Lilly). Буквально за пару дней до того, как количество коматозных приготовилось возрасти в геометрической прогрессии, в больницы по всей стране стали поступать партии человеческого инсулина, на перекрестках в городах, как по волшебству, выросли белые тенты с теми же иероглифами, в тентах появились медсестры и медбратья, в супермаркетах встали автоматы по продаже инсулиновых ручек… а заодно и контрацептивов, как будто с намеком на главную беду Китая. Как они спустили в страну многотысячный медицинский десант, откуда набрали персонал, как добрались за эти считанные часы, скажем, до Внутренней Монголии, – никому не известно.
– Интересно, что сам генсек получил свой шприц чуть ли не в числе последних, – продолжил Пчеловодов, – и после этого в правительстве остался без права переписки не один только министр здравоохранения. Я смотрел новости по телевизору, и было у меня впечатление, что если «Пинта» не уйдет из Китая сама, она с легкостью возьмет в нем политическую власть, и суверенного Китая больше не будет – один только придаток к империи Дельфины Монферран. Кстати, рассказывали, что на «Пинту» работал тогда тот самый человек, – тут Пчеловодов неуютно повел могучими плечами и набросил на них джинсовую куртку, дотоле мирно висевшую на кресле, – который законсервировал L. Его, говорят, видели там где-то в глуши. Могу себе представить, как врач такого уровня чувствовал себя в этой ситуации… Вроде как он потом от них ушел, не сработался.
Договорив, Пчеловодов помолчал, а Митя просто молчал. Он внезапно с пугающей ясностью понял, кто был этим врачом… в глуши.
– Не обошлось без жертв, конечно, – закончил ученый свой неприятный рассказ, – но по сравнению с тем апокалипсисом, который был запланирован, гибель нескольких десятков человек в сельских больницах выглядела… мелочью. И еще одно, – Пчеловодов горько вздохнул и опустил голову, бесцельно водя пальцем по столу, а потом поднял голову и посмотрел на Митю. – Эффектная пауза?.. Во-от. Обещай, что не будешь называть меня дилетантом и не скажешь, что я с ума сошел.
– Я? – Митя усмехнулся, потом осекся. – Нет, нет, я, я… в последнее время стал либерально относиться к таким вещам. Что?
– Я же генетик, – сказал Пчеловодов, как будто смущаясь (что в его исполнении выглядело пугающе). – И не должен верить в такие вещи. Но похоже, что «Пинта» привезла в Китай не только человеческий инсулин, но и какую-то разработку, основанную на рецептах Сунь Сымо.
– Средневекового «короля врачей», – пробормотал Митя. – И куда без этого главного китайского алхимика.
– Ага… И вылечили несколько тысяч диабетиков. Совсем вылечили, Митя, полностью. Об этом был какой-то беглый репортаж, но все замяли: генсеку-то лекарство не досталось. Такие дела, друг мой.
– Э-э-э… – пробормотал наш герой, не зная, что еще можно сказать в этой ситуации. – А интересно, они специально не спасли тех… кого не спасли?
– Не успели, – сказал Пчеловодов, – вроде бы. На самом деле никто, конечно, не знает. Я думаю, не успели. А то, что они успели спасти всех остальных, – чудо, к которому я могу приравнять только явление богоматери семидесяти тысячам человек в Фатиме. А вот ты у нас, кажется, брал в Штатах курс мировой экономики, так скажи, что значит вся эта интрига в экономическом смысле, а, Митя?
