Ольга Чигиринская - Операция «Остров Крым»
Я развернула машину к вертолетной стоянке. Там уже ахнуло, блеснуло и заполыхало – взорвались Ми-24, Ми-6 и Ми-8, заминированные коммандос из качинского спецотряда.
На пожар летела колонна грузовиков, и Рахиль попыталась ее расстрелять – но пушка заглохла: боезапас кончился.
Мне это не понравилось. Формально все в рамках задачи: причинить как можно больше разрушений на авиабазе, но расстреливать беззащитную пехтуру… И задерживаться здесь дольше, чем нужно… Еще вчера мне казалось – сколько их ни убивай, все будет мало. Но жажда крови насытилась как-то быстро.
Впрочем, Рахиль могла приказать мне как командир звена – и не приказала.
А я должна была поговорить с ней как подруга – и не поговорила.
Нас после вылета отпустили в бар, хотя приказали ничего крепче пива не пить. Мы потеряли два вертолета, «Гусары» – один. Но у нас погибло трое, у них – девятеро, и еще шестеро коммандос во время боя за аэродром. Когда я закрывала глаза, горящая машина Фатмы вставала под веками.
Я так и не решилась поговорить с Рахилью. Мы просто сидели и молча пили.
– О, вот Женька Бурцев идет… – сказала она вдруг.
Я развернулась и оказалась лицом к лицу со знакомым офицером из коммандос. Знакомым? А где я его видела?
Ночью, возле клуба – вот где. Поручик Бурцев…
– Поздравляю с удачным вылетом, – сказал Бурцев.
– Спасибо, – сказала я. – Правда, у нас тут немножко поминки.
– Да. У нас тоже. Но я хотел внести нотку оптимизма.
– Фатма Фаттахова – вы ее помните?
– Такая полненькая, с красивой косой?
Рахиль незаметно растворилась в другой компании.
– И еще Роза Циммерман и Марина Клюева.
– Мне очень жаль. Женщины не должны так погибать.
Я ощутила укол раздражения.
– А как, по-вашему, должны погибать женщины?
– Никак. В своей постели, в преклонные годы, в окружении правнуков…
Я усмехнулась. Мой отец умер в своей постели, а перед тем провел в ней год: инсульт разразил его прямо за именинным столом. Так что у меня никаких преференций на этот счет не было. Нет, была одна: быстро.
– Я могу лишь пожелать вам того же.
Он усмехнулся.
– Да, но мы матерьял в принципе расходный.
Нечто в этом роде порой изрекал Арт, и тогда это меня раздражало, а сейчас просто взбесило.
– Кто расходный? – заорала я. – Вы расходный? Или парни, погибшие в Каховке, – расходный матерьял? Как у вас язык поворачивается!?
На меня стали оглядываться, но мне уже было по пояс, у меня внутри все скорчилось и почернело от боли.
– Да что это за хрень такая: стоит найти мужика, на которого не гадко глянуть, как он идет и подставляет голову под пулю, словно ничего лучше этой головой придумать не мог! А остальные дают согнать себя, как скот, под стражу и пикнуть не смеют без приказа – они, видите ли, расходные! Прикрывают отход и дают взять себя в плен – они расходные! Вас убивают, вас ранят, вас пытают – какого черта? Пусть они гибнут, эти красные! Пусть они будут расходными!
Я не заметила, как все разговоры в баре стихли, а к концу моего монолога даже двигаться перестали. Потом кто-то захлопал, другой, третий…
Я не знала, куда деваться от стыда, и бросилась из бара вон. Вышло еще глупее: я в дверях налетела на поручика Эфендикоева, который тащил стопку свежих газет. Бурцев помог мне подняться, а на Эфендикоева с газетами все набросились, как гарпии. Бурцев вывел меня на улицу.
– Глупо вышло, – Бурцев опустил глаза. – Я… только хотел сказать…Что если… будет совсем плохо… Сегодня или когда-нибудь еще… Вы можете на меня рассчитывать. Во всем. Если я буду жив, конечно.
Из бара, помахивая газетой, выскочила Рахиль.
– На что спорим, – лукаво сказала она, – что ты сейчас подскочишь до самой крыши?
– Поцелуй меня в… плечо.
– Никто меня не любит! А должны бы… Делаем фокус-покус, – она достала из-за спины свернутую газету. – Раз!
Газета развернулась.
– Два!
«Три» я не услышала. Я вообще ничего не слышала и не видела какое-то время, меня с ботинками поглотила первая полоса газеты «Русский курьер», на которой аршинными буквами было напечатано:
«ПОЧЕМУ МЫ ВОЮЕМ?»
А внизу – не такими аршинными:
«Капитан Верещагин – человек, который, кажется, знает ответ»…
– Сударыня, я идиот, – проговорил Бурцев. – Он – ваш?..
Я не стала дослушивать – понеслась к штабу со скоростью лидера гладких скачек.
– Миз Голдберг! Ваше благородие! Рут!
– Какого черта… – Капитан Голдберг поднялась с дивана. – Уточкина, что случилось? Пожар? Боевая тревога? Я сегодня посплю или нет?
– Мэм, прошу разрешения поехать в Бахчисарай.
Командир эскадрильи посмотрела на часы.
– Не разрешаю. Через три с половиной часа у тебя вылет, через час передадут новое задание.
– Мэм, я успею!
– Это тебе кажется. На дорогах ад. Разбитая бронетехника, тягачи, куча гражданских машин, патрули… Ты знаешь, что из Севастополя идет эвакуация детей? Ты знаешь, что все, у кого есть на чем ехать, спасаются из городов? И разговора быть не может.
– Мэм!
– Нет, я сказала!!! Уточкина, я все понимаю, но – нет.
Я пнула ни в чем не повинную дверь пяткой. На выходе из штаба услышала оклик.
– Тэм! – Капитан стояла у окна, скрестив руки на груди, похожая на индейского вождя. – Телефоны, между прочим, работают.
Я откозыряла и побежала к столовой, где был телефон-автомат. Длинный гудок… Сейчас… Еще один…
– Девяносто третий у телефона.
– Мне нужен капитан Верещагин.
– Он всем нужен, мэм.
– Очень хорошо, позовите его.
– Не могу, мэм. В данный момент он находится в госпитале.
– В каком?
– Не могу знать, мэм.
Удавить немогузнайку. Какой это может быть госпиталь? Бахчисарайский? Севастопольский? Симферопольский?
Время есть. Начнем с бахчисарайского…
Флэннеган пришел под утро, когда Артем опять спал – не тем кошмарным сном, каким он проспал почти сутки, и не наркотической дремотой, а легким на разрыв, как пыльная паутина, сном больного человека.
Разбуженный, он молча надел ботинки и проследовал за своим конвоиром в тесный кабинет, где получил чашку отличного горячего кофе со сливками. Это было, конечно, очень хорошо и кстати, но хотелось чего-то посущественнее.
– Какое сегодня число?
Флэннеган посмотрел на часы.
– Уже второе. Хотите чего-нибудь? Меню «Максима» не обещаю, но крекеры и сладкие сухарики есть…
– Орешков, пожалуйста… – Артем осклабился, показывая прорехи в зубах.
– Тогда французские булочки.
– Господин Флэннеган, вам так катастрофически некого пригласить на кофе?
– Целый день происходили разные события, – ответил Флэннеган. – Потом наступила пауза, и мы начали их анализировать. Потом я разбудил вас. Сейчас врач сменит вам повязки, и мы съездим в гости…
Он полез в шкаф и достал пакет с эмблемой одежных магазинов «PANкратов – или PAN, или пропал!». Вытряхнул просторный, крупной вязки шерстяной свитер с капюшоном.
– Наденете, когда медик с вами закончит. Ночь холодная. Набросьте и капюшон тоже.
– Может, сразу паранджу?
– Капюшона будет достаточно.
Вошел врач. Тот самый, что принимал участие в допросе и после этого менял ему повязки.
– Готово, – сказал он через пять минут. – Одевайтесь. Без резких движений. Вот мазь. Каждый раз при смене повязок. Очень хорошо заживляет.
– Раны победителей заживают быстро, – усмехнулся Флэннеган. – Идемте, капитан.
О, так мы победители. Надолго ли?
Они вышли на улицу и сели в черный «турбо-суздаль». По окружной кольцевой дороге объехали Симферополь, мелькнула справа по борту громада «Аэро-Симфи», и машина плавно прибавила скорости, вылетев на струну Восточного фривэя.
Два раза они останавливались на трассе по требованию патрулей, дважды Флэннеган предъявлял свою осваговскую книжку. Третья остановка была в Карасу-Базаре.
…Эти трехэтажные продолговатые корпуса с неуклюжей претензией на ампир Артем не спутал бы ни с чем. Карасу-Базарское офицерское училище, порог которого он в первый раз переступил младшим унтер-офицером, а в последний раз – подпоручиком…
Флэннеган припарковал машину рядом с черным «руссо-балтом». Выходя, Верещагин заметил штабные номера. Осваговец сделал знак набросить капюшон – здоровенный, как у францисканца. Артем чувствовал себя полным идиотом.
Они свернули за угол и прошли служебным входом.
– На второй этаж, – тихо сказал Флэннеган. – В кабинет директора.
Артем усмехнулся. Эта дорожка была хорошо знакома и натоптана тысячами кадетских ботинок. Здесь, в этих кабинетах и залах с алебастровыми потолками из аристократических сынков и ретивых унтеров делали офицеров и джентльменов. Стратегия и тактика. Организация и системы вооружений. Снабжение и теория управления. Математика и физика. Фехтование, стрельба, выездка и рукопашный бой. Кабинет директора он посещал дважды: один раз просил об увольнении, чтобы поехать на европейский кубок по скалолазанию в Италию, второй раз – когда умер дед.
