Ольга Голосова - Преобразователь
Аида сразу же по-хозяйски полезла в холодильник. Потом в шкафы.
– Жрать-то как хочется, аж плющит.
Я понаблюдал, как она шарит по полкам, швыряя на стол вакуумные упаковки с колбасой, сыром и замороженным хлебом.
– Пожалуй, приму-ка я душ, – решил я и бодро двинулся в сторону санузла.
* * *– А где он жил? Прямо здесь? – у меня не получалось называть Успенского отцом при ней.
– В двух километрах отсюда. Там корпуса настоящей лаборатории Гильдии и ее же официальное представительство. Его дом был рядом, там его и взорвали.
– Почему-то я считал, что его взорвали в лаборатории.
– Это просто приколы восприятия. Раз взорвали ученого – значит, в лаборатории. Где ж еще его взрывать? Прямо там и взрывать. Только лаборатории обычно охраняются, а вот дома почему‑то не всегда. А лаборатория – вот она, целехонька. И офис Гильдии целехонек: ищи дурака, который туда полезет. Там тоже все под землей. Только офисы – сверху, парковка там и все такое. Взрывай – не хочу.
– Разве его не охраняли?
– Охраняли как могли. Охраняли там, где он считал нужным. Он все-таки был глава Гильдии. Ты слабо представляешь, что это значит. Ну как папа римский или царь. Или верховный жрец. Глава Гильдии – это абсолютная священная власть, причем пожизненная. На него только что не молятся. Власть передается по наследству – это очень замкнутая цеховая структура.
– А откуда ты все это знаешь?
– От верблюда, – Аида откусила здоровенный кусок от бутерброда с колбасой, и на майку ей посыпались крошки. Вытерев жирные руки о штаны, она взялась за фарфоровую чашечку с кофе. – Зачем мне тебе что-то рассказывать?
– Я хочу знать, кем был … он и как там у них все устроено.
– Твой отец был сволочью с напрочь сорванной башней, хотя гений в своем роде. Он вообще не понимал, чем живое отличается от неживого. Вот и резал все подряд – душу искал… – Аида криво усмехнулась.
Я поймал ее взгляд – в нем светилась бешеная животная ненависть.
– Он был мертв, понимаешь? Когда стоишь с ним рядом – чувствуешь, что стоишь рядом с мертвецом. Нет, он был фантастический умен. Он мог почти все. Только не мог мертвое сделать живым – от этого и бесился. Он хотел найти формулу, понимаешь? Любой ценой найти формулу, которая делала бы из животного – человека. Как сделать из человека животное, он знал от рождения. Это у крысоловов – в крови.
Аида замолчала и снова откусила от своего уродливого бутерброда.
Сигареты нашла мне Аида. Они лежали в сигаретнице красного дерева. Я закурил, и дым поплыл в сторону окошка. Кондиционер не работал.
– Он мучил без радости и удовольствия. Он просто шел к цели, и те мучения, которые он причинял крысам и людям, были ему неприятны. Он их не хотел. Но он решил найти формулу и уже не мог остановиться. Его люди думали, что он ищет универсальный крысоистребитель, который раз и навсегда уничтожит этих тварей или сделает их контролируемыми. Крысоловы знают, что крыс можно было контролировать.
– Откуда?
– О, это такая древняя легенда. Когда-то… В общем, очень давно в Китае жили даосы. То ли монахи, то ли философы. И решили они облегчить себе жизнь. Им император мешал, буддисты мешали. Они были люди продвинутые, алхимики. И они решили вывести из крыс, которых вокруг было полно, специальных слуг. Ну, таких, чтобы сами размножались, были похожи на людей, только управляемы. Ну и схимичили. Как – не спрашивай. Только потом они медитировали, медитировали да и вышли все в астрал. А слуги-то самовоспроизводятся! С тех пор китайский император, а потом и все остальные ищут, где же у них кнопка. А крысы-то помнят, что они созданы, чтобы охранять, воевать и копить богатство для хозяев. Только хозяева-то ку-ку! А кнопочка у нас, Серега, есть. Отец твой нашел ее. А как нашел – так кончилось его время. А я прикидываю, что они его и убрали!
– Кто они, милая?
Я слушал этот бред и думал, что какое-то зерно истины во всем есть, только это как в теории жидо-масонского заговора: есть и жиды, и масоны, и заговор, просто одно с другим не вяжется.
– Кто-кто? Даосы.
– А почему не инопланетяне?
– А на фига им еще и крысы? Людей мало?
– Железная логика.
Аида сверкнула на меня глазами и принялась кромсать колбасу ножом.
– Ты можешь ровно резать?
– А на фига?
– Смотреть тошно.
– Ба, Серый, да ты эстет! – она насмешливо присвистнула и с удвоенной энергией принялась уродовать продукт.
Я вырвал у нее нож и нарезал несчастную колбасу ровными тоненькими кружочками.
Глядя на мои руки, Аида вдруг застекленела.
– Марк Михайлович всегда так резал. И крыс, и колбасу. Аккуратно и точно. Говорят, после его надрезов было очень мало крови – так хорошо он знал анатомию.
Я отложил нож и вытер руки о салфетку.
– Я не Марк Михайлович, Аида. Я никогда ничего не резал, кроме продуктов питания. И я ничем не могу тебе помочь. Я не он. Та девочка, которую поймали и мучили, тот ученый, что ставил над ней эксперименты, – их обоих больше нет. И их невозможно вернуть. Туда нельзя вернуться. Все это уже прошло. И тебе надо понять это. Ужас будет жить ровно столько, сколько ты будешь его кормить. Поплачь о загубленном детстве, осознай, что ты выросла, – и живи, живи как хочешь, дура! – последние слова я уже выкрикнул.
Она закрыла лицо руками и замолчала.
Между нами лежала тщательно нарезанная колбаса. Я взял крайний ломоть и принялся его жевать.
То же самое я мог проорать и себе. Да я и орал это для себя, а не для нее. Но я чувствовал, что мой личный horor88 только начинается.
Я закурил, а Аида налила себе еще кофе. Мы не смотрели друг на друга, избегая встречаться глазами.
– Гильдия ждала от профессора средство от крыс, – Аида вдруг взглянула на меня. Голос ее был снова спокоен. – А он искал живую и мертвую воду. Как в сказке. Он мне и колол ее. Сначала мертвую – он нее все болит, рвота начинается, колбасит всю. А потом – живую. От нее меняется все внутри. Ты перестаешь быть прежним. Ты превращаешься… Он сделал мне несколько циклов инъекций своего препарата, я едва не сдохла. Но перестала перекидываться невпопад. Потом что-то стало происходить с моими мозгами. Я думала, что свихнусь от боли и страха. Но тогда он колол мне морфий – и все проходило. На время. Я схему помню, Сережа. И дозы. А больше никто. Он уже ничего не записывал. Он только говорил.
– Значит, метаморфинол существует?
– Он колол мне его месяц. И хранил его прямо здесь, в холодильнике. Десять ампул с желтой жидкостью, десять – с голубой.
Когда мы пришли, я проверила – там его больше нет. Значит, он или кто-то еще забрали контейнер.
– Откуда ты все это знаешь, Аида? Ты сама-то кто?
– Я? Оружие возмездия. Так меня называл твой отец. Он нанимал мне инструкторов и радовался моим успехам. «Ты – мое оружие возмездия», – говорил он и улыбался. Ты, Сережа, иной по праву рождения. Я – случайно выживший результат эксперимента, логика шахмат: пешка, пройдя через поле, становится ферзем. Нас было много, но все умерли: кто от неверной схемы уколов, кто свихнулся – таких сразу усыпляли и исследовали мозги. Некоторые становились агрессивными – у таких брали пункции, гормональные анализы и тоже усыпляли. Органы шли на исследования. Кто-то все равно перекидывался – этих стремились убить во время перехода, чтобы исследовать ткани. Остальные продолжали тренировки, учебу, процедуры. Нас было двадцать, но постепенно становилось все меньше и меньше.
Приходишь с утра на завтрак, глядь – то Ника не хватает, то Бурый не пришел… А однажды на завтрак пришла только я одна.
Потом я ела отдельно, это когда новую группу набрали. Те двое пацанов, что ты видел, – оттуда. Перед самым взрывом они были с инструктором, убили его и слиняли. У них агрессивность завышена. Некачественный материал. Отбраковка.
А потом был взрыв. Перед гибелью профессор решил, что меня надо вывести из эксперимента. И он сделал так, что все подумали, что я сдохла от вирусной инфекции. Он распилил кого-то вместо меня и отправил на анализы. А меня вывел. Я не знаю, как ему это удалось. Но вместо меня он кого-то убил. А я стала жить здесь. Он сказал, что завел себе телку из местных, на этом все и успокоились. А телка-то, реальная, небось отъехала вместо меня в крематорий.
Он не боялся меня. Он говорил, что уже ничего не боится. Устал. «Понимаешь, девочка, – у меня кризис мотивации, – говорил он по утрам за кофе. – Я достиг человеческого предела возможностей, а выше – невозможно. Для тех, кто выбрал путь левой руки». Так он и говорил: «…путь левой руки» 89.
Я мог спросить у нее, спала ли она с моим отцом, но не стал этого делать. Не хотел.
– …Мы носили специальную форму – чтобы нас не путали. И у каждого татуировка под левой подмышкой – номер схемы и индефикатор. Мало ли что. Моя схема сработала, их – нет. Следующих уже кололи как меня, но с небольшими модификациями. Возможно – более успешно, я не знаю. Форма у нас была из штанов и курток – на спортсменов похоже. Желтый верх, черный низ. Желтые бейсболки. Новенькие уже были в красном. Из «желтых» я осталась одна. Некоторые даже не успевали получить форму – пара встреч в столовой, и они исчезали.
