Леонид Каганов - Лена Сквоттер и парагон возмездия
Поняв это как намек, мы с Дашей оставили бабушку с Хельмутом наедине, пожелав им gute Nacht, а сами отправились в комнату, которую выделили для ночлега нам. Я рассказываю это потому, что далее произошло достаточно любопытное событие: раздевшись, Дарья Филипповна долго ворочалась, вздыхала, откидывала одеяло и подходила к окну в ночной рубашке, и, наконец, набравшись храбрости, попробовала залезть ко мне под одеяло.
Мне пришлось в резкой форме объяснить этой lost soul, что практика гомосексуализма меня никоим образом не интересует, и чтобы она практиковалась в другом месте и в другое время. Я добавила, что ее личность меня не привлекает ничуть, и я не самец, которого может заинтересовать секс с молодой практиканткой. И что попытка практикантки поиметь свою руководительницу настолько вызывающа, что находится далеко за гранью good and evil. Еще в начале моей отповеди Даша испуганно уползла в свою кровать, а в конце тихо и безнадежно расплакалась. И я решила не продолжать, хотя у меня еще в запасе оставалось много невысказанных аргументов.
— Gute Nacht, Дарья Филипповна, — сухо закончила я. — Und benimmt euch.
Политическая цензура
Остаток нашего пребывания в Германии не запомнился ничем, и лишь отвозя нас в аэропорт, бабушка устроила своеобычную сцену.
— Я поражаюсь, — сообщила она замогильным тоном, крутя баранку, — как вам не страшно жить в России? Неужели вы до сих пор не поняли, куда все катится?
Я повернулась к Даше и трагически приподняла брови, как это умел делать один лишь Вертинский, а также все те, кто старательно копировал его мимику перед зеркалом в своей девичьей юности.
Дашу я предупреждала заранее, что бабушка обязательно заведет этот разговор.
— Почему ты молчишь, Лена? — сурово спросила бабушка. — Здесь нас никто не слышит, и микрофонов в моей машине тоже не установлено. Мы, знаешь, тоже читаем здесь газеты и тоже смотрим новости! И то, что происходит у вас сейчас… Это ужасно!
— О да, — вздохнула я, чтобы что-то сказать. — Ужасно.
— И что самое ужасное, — азартно подхватила бабушка, — вам так промывают мозг, что вы уже и сами не замечаете, что живете в полицейском государстве с жесткой политической цензурой!
— В чем ты видишь политическую цензуру, бабушка? — уныло спросила я.
— В том, что у вас в России задушена свобода слова!
— В чем это проявляется, бабушка? — снова вздохнула я.
— Во всем! — Бабушка стукнула по рулю сухими ладошками. — Вся власть в России захвачена одной ********** группировкой, которая контролирует все средства массовой информации, телевидение, газеты, журналы и даже книги!
— Это тебе так рассказали в твоей эмигрантской газетке «Русская Германия»? — не выдержала я.
Бабушка зло покосилась на меня, ее губы побелели.
— А ты, Дашенька, тоже думаешь, у вас есть свобода слова? — спросила она угрожающе.
Даша кивнула.
— Вот как промывают вам мозг! — вздохнула бабушка. — Как в Северной Корее! Они тоже строятся по утрам в шеренги и поют гимны о том, что живут в самой свободной стране! Скажи, Лена, ведь ты же работаешь в офисе, пишешь какие-то статьи для прессы, верно?
— Иногда.
— И цензуры, ты считаешь, у вас нет?
— Нет.
— И ты можешь свободно опубликовать любой материал и написать что угодно?
— Да.
— И это напечатают без купюр? — Бабушка сверкнула глазами.
— Да.
— Ага! — Бабушка торжествующе посмотрела на меня. Так почему же ты открыто не напишешь о том, что ***** ******** *** ***** * ****** ********* ********* ************ **** и что власть в стране захватила организованная непреступная группировка?
Я вздохнула.
— Зачем мне об этом писать, бабушка? Я не занимаюсь политикой. К тому же это неправда: ***** вовсе не ********, а цензура в России не ********* ********* ************. Кроме того, ***** и ******** вполне нормальные люди, это вы сделали из них какой-то жупел. Пойми бабушка, в России никто тебе не запретит крикнуть, что ******** — злобный *****, а ******** — **********. Вот ты можешь назвать вашего канцлера тупым недоноском?
— Могу! — гордо ответила бабушка.
— Ну назови, — потребовала я.
— Пожалуйста: наш канцлер Angela Merkel — тупой недоносок! Я могу выйти с плакатом, могу написать об этом в прессе, могу издать книгу!
— Сомневаюсь, — поморщилась я. — Но, допустим. Так вот, бабушка, у нас ровно то же самое. Я точно так же могу написать, что ************ ******* — *** ****** ********** ** ******** **** ** ******. ******* **** ****** ******** ****** ******, ******** ***** ******* ********** ******** * ****. ***** ******** **-**********. ** **** ****** ** ****** ******** * ***** *****, * ***** **** *** ******* ******** *****, *****, *****. ***** * ***** ******* **** **** **** ********** *********, ******* ****** ********* ****. ** ***** ******** ************, * *** ****** ** ***** ***** ** ********** ********** ****, **** ***** ********, ****** ********. * ********* ******, *** **-*** ***** *********** «*****… *****… *****…» ****** ****** *********, * ******* ******** *** — ****** ******* ****, ****** * ******** *****. **-********** ******** **********. * ******* ******* * ********. ****** ********** ** ***** * ***** ****** ** ****** ****** ** ******* ****, * ******* * ********** ******. ******* ** * *****, ** *****, ** * *****-** ****** *****, *** ***** *** ** **** ** ****, * ********** *** * ** *********. *** *** ***** ******** *** — ********* *****, ******* ** ****** ********** ****, ********** *****, * ** **** ****** ******** ******* ****** *****. ***** *** *********** ********* **** ****** ** *****. **** *** ******, ******** ************* ***** *****. ****** ***, ***** * ******** ***, **** ******** ***** * *****, * *** *******, * ******** ******. ****** ***** ******** ******* ***** — ******* *******, * ******, ***** ********, * * ************ ******** ****** ********* ****** ****** ** *****. ********, **** *** ****** ** ********. ******, *** *** * ****. ***** **** ******** ******* — ** ** ****** ****, * **** ********** ** ***** * ********. **-********** ******** ****** **********. * ********* **** * ***********. *** ******. * ** **** *********** * ****, * ****** ********** * *******, ********** ***** ** *****, ********** * ****** ******. **********, *** ** *******, *** ***** ** *********. ********** **** ******** * ***********, ***** ****** ********. ******* ***-** **********.
— Так напиши об этом! — воскликнула бабушка. — О чем еще писать, как не об этом? Пусть люди узнают!
— Да это и так все знают, — подала голос Даша. — Не новость.
Бабушка посмотрела в Дашины честные глаза и ничего не ответила. Я думаю, что мы бы с бабушкой поссорились и в этот приезд тоже. Но, к счастью, мне в голову пришла спасительная мысль.
— Бабушка! — позвала я. — Ответь-ка ты мне лучше на вопрос, который меня уже давно интересует. Допустим, существует такая штука, которая может исполнить любое желание. Что бы ты попросила?
— Здоровья, — спокойно откликнулась бабушка. — Только здоровья, больше нечего просить. Вы, девочки мои, к счастью, этого еще долго не поймете. А когда поймете, будет уже поздно. — Она улыбнулась и подмигнула нам очень по-свойски.
Часть 8
Аюрведа
Приморский проспект
Обратные билеты у нас были до Петербурга. Для Даши это стало новостью, и мне, по-моему, так и не удалось ей внятно объяснить, почему я так поступила. Дело в том, что в Петербурге нам предстояло побывать в двух местах: обследовать точку на Приморском проспекте, а также навестить бывшего папиного тренера. И то и другое казалось мне важным. Точка была последней оставшейся, и я надеялась, что найду там Nazi Ort или хотя бы его следы. С тренером же мне хотелось побеседовать хотя бы просто потому, что это был единственный человек, который смог бы мне рассказать о моем отце. Но в Москве у меня было совершенно неотложное дело, и мне требовалось там присутствовать завтра. Поэтому заезд в Питер я спланировала как пробный, чтобы вернуться сюда позже, уже точно зная зачем. Примерно так звучала версия в моем пересказе, хотя на самом деле главную роль здесь сыграл тот факт, что билеты Дортмунд-Москва были только в самый неудобный аэропорт города, который я ненавидела, либо в бизнес-классе, и я пожалела нашу бухгалтерию.
Изложив Дарье Филипповне the situation, я добавила, что ей пора закрепить навыки самостоятельной работы, поэтому в одно из этих мест на разведку поедет она, в другое — на разведку я. Оставив багаж в Пулково, мы кинули жребий — у кого окажется длиннее ноготь на левом мизинце, тот поедет беседовать с тренером, у кого короче — отправится на Приморский проспект. Длиннее оказался у Дарьи, и я отправилась на Приморский проспект с некоторой радостью, потому что слегка побаивалась разговора с тренером об отце. Пусть Дарья вытянет из него информацию о поездках и интересах Кутузова, а я морально подготовлюсь к серьезной беседе, когда приеду в Питер специально для этого.
Петербург как город уникален. Он представляет собой олицетворение типичного российского интеллигента: молодой, но уже постаревший, помятый, обшарпанный, не нашедший своего места в жизни, не научившийся зарабатывать, спивающийся, но гордый и хранящий ряд претензий к окружающим. Мне представляется образ такого сорокалетнего сутулого хрена с залысинами, в сером плаще и треснутых очках. Он защитил когда-то кандидатскую по фонарям в творчестве Достоевского и до сих пор живет с мамой и тараканами в коммуналке, преподает на полставки историю царизма дебилам в судостроительных училищах, по весне репетиторствует с абитуриентами, стыдливо принимая мелкие купюры, и все надеется, что когда-нибудь шестеренки времени повернутся вспять, сменится власть, срочно понадобятся специалисты по фонарям Достоевского, в двери коммуналки постучат вежливые господа в пенсне и позовут возглавить министерство культуры. Окружающая реальность видится ему такой же скверной, как когда-то виделась Достоевскому, именно к ней он адресует все претензии. Ему бы сбрить клочковатую бородку, вымыться как следует в своем коммунальном тазу, прочесть пару книжек, окончить курсы бухгалтеров, вспомнить english и в итоге найти работу менеджером по логистике в крупной строительной фирме, поднимаясь год за годом к директорату. Но он считает, что ему не повезло с эпохой, властью, соседями, женщинами, общим упадком нравов и студентами, у которых морды юных уголовников, и они на днях сперли у него последний мобильник. Естественно, главный предмет возмущений и зависти — это богатый сосед, который покупает иномарку за иномаркой, строит безвкусные коттеджи с куполами, а сам напрочь лишен духовности, никогда не читал Достоевского, а диплом свой купил в переходе на лотке «все по десять рублей». А ведь на его месте мог быть он. Примерно так выглядит претензия Питера к Москве.
