Федор Сологуб - Королева Ортруда
Сквозь все скважины рам в окна губернаторского дома пробивался багровый дым. Из-за густого дыма едва видно было медленно восходящее над мглисто-серыми деревьями парка багровое, тусклое солнце. Оно не разгоняло тьмы, и к ужасам мрака прибавляло ужас багрового пламени в небесах.
В это утро, вскоре после восхода солнца, началось извержение вулкана. Из кратера внезапно вылетел громадный сноп пепла и камней, и рассыпался над городом. Затем начался непрерывный лет раскаленных добела камней, продолжавшийся несколько часов. Страшный грохот возрастал с каждою минутою. Город вдруг огласился криками, воплями, визгом, рыданиями. Вой ветра на улицах был подобен звериному вою. Но скоро он стих.
Королева Ортруда вскочила с постели неодетая, и бросилась к окну. Она была бледная, точно серый пепел лежал на ее лице. С усилием открыла она дверь и вышла на балкон.
Даль улиц была красновато-серою от пепла. Воздух, казалось, сгущался медленно, но постоянно. Сухая, острая пыль проникала всюду. Казалось, что от нее гибнет город.
С болью, острою и резкою, входил воздух в грудь королевы Ортруды. Дым жег ее горло и глаза.
Небо, — но не было уже неба над погибающим городом. Низко, над самыми кровлями, ползли дымные тучи, оседая к земле. Из серых, клубящихся над городом дымных туч падали горячие камни, крупные и мелкие, падали частые, как град. Один из них ушиб и обжег плечо королевы Ортруды.
Сквозь тяжелый грохот и скрежет вулкана прорезывались яркие, как звуки гобоев, ужасные вопли испуганных, погибающих людей.
Смятение на улицах возрастало. Толпы полуобнаженных людей, темнея сквозь пепельную мглу, бежали мимо губернаторского дома. Движения их были тяжелы, как бег во сне, когда тяжелеют ноги. Задыхаясь, люди падали на камни, и умирали. Бегущие за ними падали на корчившиеся тела и на трупы, и, бессильные подняться, выли хрипло и прерывисто.
Удушающий, непроглядно-густой дым буро-черною змеею медленно, злобно полз по улице. Голова его была белая, с огненными десятью глазами. Огненные языки его то возникали радостно красные, то дымно прятались опять за белыми, широкими губами.
Город погибал, задыхаясь в дыму.
Если бы чей-нибудь демонский взор проник сквозь пепел и дым, он увидел бы страшные картины агонии задыхающегося города.
На улицах и на площадях лежали убитые камнями, точно брошенные кем-то в торопливом движении. Было много погибших детей. Жалкие валялись среди пепла и камней их темные, голые трупики. Везде лежало много полуголых и голых тел. На иных горели, тускло тлея и смрадно дымясь, лохмотья одежды. Иногда и самые тела людей занимались медленным, измятым дымною пеленою, огнем.
Через трубы каминов, через щели рам проникал в комнаты липкий, горячий пепел, и просеивался белый, удушающий дым. Многие, застигнутые врасплох, погибли в домах. Тьмою полны были еще уцелевшие жилища, и было в них смятение приближающейся гибели и сознание безвыходности.
Смерть была как спасение.
Многие дома обваливались. Было много убитых обломками балок и камнями, в домах и около.
Женщины, боящиеся и жалкие, как большие, но слабые дети, погибали в бессильных муках. Иные ползли по улицам, — около земли было меньше дыма. Иные в отчаянии бились головами об стены.
Вопли ужаса носились над городом. Ужас витал в домах и вне их. Дети, задыхаясь, вопили тоненькими, жалкими голосками. Больные задыхались в своих кроватях.
Были самоотверженные или горящие любовью к милым. Они пытались спасать из-под обломков и развалин, и погибали сами. И были такие, которые, спасаясь, в слепом ужасе били и душили слабых. Примеры гнусного эгоизма и высокие героические подвиги самопожертвования можно было бы наблюдать рядом.
Метались, и не знали куда бежать. Море, потрясенное подземным толчком, яростно бросало волны на берег, сметая неострожных. Остров весь был в дыму и в пепле, и раскаленные из вулкана камни осыпали весь остров и море вокруг.
Что было еще в городе живым, всё было полно отчаянием близких над ужасными полуобугленными телами погибших милых или над развалинами, откуда сквозь грохоты и ужасы с неба рвались их безумные, глухие вопли. Ужасающие грохоты опять торопили бегство от милых трупов.
Повсюду возникали пожары. Медленный, дымный огонь, зажженный раскаленною злобою вулкана, пробивался сквозь пепел, но снова пепел падал, и огонь трусливо таился под серыми личинами пепла, от этого еще более злой. Скрытый жар пожаров становился невыносимым. Он стягивал кожу на лице, и в глазах было ощущение сухости и резкой боли.
И уже на всем городе лежал удушающий дым. Он заползал в квартиры, и душил спрятавшихся в чуланы и подвалы.
Многие бросились в церкви. Одни думали молитвою вымолить спасение, другие хотели умереть с молитвою перед алтарем Божиим. Многие надеялись, что спасут свою жизнь под массивными сводами храмов.
Велико было смятение в церквах. Мольбы смешивались с богохульством. Фанатические патеры горячо молились, дерзновенно требуя чуда. Вопли молящихся были странно громки. Женщины бились в истерике.
Сквозь окна церквей падали громадные обломки. Рушилось неудержимо всё, — кровли домов и стены, памятники, церкви. Патеры, молящиеся в церквах среди грохота обвалов, словно обезумели. Они не хотели спасаться, и молитвенные вопли их были ужасны и дики.
Со своего балкона не видела всего этого королева Ортруда. Только грохот за дымною тучею да неистовый хор воя и визга слышала, да мечта рисовала ей ужасные картины.
Хриплый голос Терезиты позвал королеву Ортруду. Ортруда бросилась назад, в комнаты, Терезита кое-как закрыла за нею дверь. Поспешно что-то надевала на Ортруду, и вела ее куда-то.
Была робкая надежда спастись где-нибудь, за толщею стен. Напрасная надежда!
Стекла окон треснули. В окна ползли пепел и дым, серые, косматые, липкие чудовища. Хватали за горло, душили.
Кровавый, багровый туман клубился вокруг Ортруды. Кровь, отравленная угаром, тяжело стучала в жилах ее шеи. Глаза королевы Ортруды, налитые кровью, видели всё вокруг в багровом тумане. В ушах тяжелые, мягкие бухали шумы. Грудь, задыхаясь, не успевала дышать. Руки судорожно хватали дымный воздух. Речь Ортруды стала хриплым шопотом.
В одной из комнат королева Ортруда встретила губернатора. Он был бледен, и шел шатаясь, — искал королев. На нем была серая, может быть, от пепла, домашняя куртка. Королева Ортруда сказала ему:
— Уберите эту мебель!
— Ваше величество! — бормотал губернатор, — куда же убрать!
И не знал, что сказать еще. Тихо сказала королева Ортруда:
— Мне душно!
Быстро слезы текли по ее щекам. Жалкий лепет срывался с ее губ. Руки судорожно комкали и рвали на груди тонкую ткань. Королева Ортруда пошатнулась. Она уже почти задохлась. Губернатор и Терезита поддержали ее. Но припадок удушья прошел. Беззвучны были ее рыдания.
— Я умираю, — тихо шептала она. — Умираю. Оставьте меня. Спасайтесь.
Губернатор взял ее под руку, и вел куда-то вниз. Комната с грузными сводами, без окон, словно в подвале, озарилась красноватым светом электрических лампочек. На столе под зеркалом стояли зажженные свечи. Пол комнаты был сложен из больших, уже неровных от времени, плит.
Губернатор говорил королеве Ортруде:
— Прилягте на диван, ваше величество.
Королева Ортруда прошептала:
— Вот, я уже умираю!
Изнемогая, она легла на диван. Вокруг темнело. Электрические лампочки погасли. Только свечи тускло освещали комнатy. Губернатор сидел в кресле неподвижно. Дыхание его было тяжело и шумно. Вдруг голова его низко склонилась. Он умер.
«Вот сейчас умру и я», — думала королева Ортруда.
На полу близ ног королевы Ортруды сидела Терезита. В полузабытьи слабо мечась, бормотала она несвязные слова, и сильными пальцами теребила и рвала на высокой, тяжело-дышащей груди складки одежды.
Маргарита Камаи легла на королеву Ортруду, зияя в ее глаза своею кровавою раною. Маргарита сжимала грудь Ортруды своею тяжелою, словно каменною грудью, и сжимала горло Ортруды темною, дымною рукою, и глядела в ее глаза дымными глазами, и шептала:
— Умрешь и ты.
И вдруг исчезла, рассыпавшись ярким калейдоскопом красок.
Королева Ортруда вскочила в ужасе, и сделала шага три вперед, мимо сидевшего неподвижно в кресле мертвого старика. Колени ее подогнулись. Она медленно свалилась на пол, роняя распущенные косы, и приникла щекою к плитам пола. Резкая судорога сотрясла всё тело королевы Ортруды, и опрокинула ее на спину.
Лицо королевы Ортруды восковело. Нижняя челюсть отпала, и опять сомкнулась с резким стуком зубов. Это повторилось несколько раз, всё слабее с каждым разом. И словно застыла, — погибла королева Ортруда. Глаза ее остались открытыми, и стекленели.
В это время вошла откуда-то королева Клара. В полутьме она опустилась на пол, вгляделась в лицо лежащей, и закричала хрипло:
