Виктор Косенков - Мигранты
На пути попадались выжженные деревни. Кое-где на деревьях болтались висельники с выцветшими табличками на груди…
Зачищенная территория.
Игорь смутно вспоминал виденную в юности немецкую книгу периода Третьего рейха, в которой на территории балтийских государств были напечатаны проценты неполноценных в расовом плане народов. На Эстонии стояла крупная надпись: JUDENFREI.
Сейчас, как и тогда, «всяких прочих русскоязычных» к полно ценным никто не причислил. И старательные ребята, которые один только сатана знает, каким образом сохранились с тех давних пор, когда герр Гейдрих составлял свой печально знаменитый отчет, снова принялись за работу…
— Пап, что это? — спросил как-то раз Андрюшка, указывая на дымящиеся развалины очередной деревни.
Игорь долго молчал, а потом тихо ответил:
— Обыкновенный фашизм.
— Что такое… фашизм? — ребенок будто попробовал незнакомое слово на вкус. И, судя по кислой мине, оно ему не понравилось.
— Это когда всё совсем плохо, — сказал Морозов. — Когда хуже некуда.
Морозов спустился вниз, дети пошли следом.
Около одной из сохранившихся стен лежали обугленные тела. Стоял мерзкий, густой запах. Вдоль улицы бежала рыжая с подпалинами собака с костью в зубах.
Дети с немым ужасом взирали на смерть и опустошение.
— Тут больше нечего делать, — совсем тихо произнес Игорь.
И они пошли дальше.
На восток.
Нет, конечно, он помнил и тех хуторян, что приютили их, когда была гроза. И того доктора, который был убит за то, что пытался остановить ад. Конечно, помнил. И наверняка было еще немало других прекрасных людей, которые не слишком морочились на предмет расовой чистоты одного мужика и пятерых… четверых… бездомных детишек…
Но сила, видимо, была не на стороне этих людей.
Морозов не верил в то, что Россия устояла, что где-то под Кингисеппом строится завод, где нужны рабочие руки, не верил, что сохранилась какая-то мифическая «инфраструктура». Он не верил и в то, что их там кто-то ждет. Кому нужны лишние рты? Игорь понимал: благополучная Россия — просто сказка для тех несчастных, что остались за его спиной. Светлая сказка, где все хорошо.
Но из всех россказней, что были накручены вокруг этого образа, одна-единственная была правдой: там говорят на одном с тобой языке. И этот факт перевешивал едва ли не все остальные.
Игорь вел детей на восток…
Они шли вперед. Медленно, но верно. Взрослый и четверо пацанов.
Мигранты.
Собачья стая, что трусила рядом, наглела. Псы подбирались все ближе и ближе. Заступали дорогу, отходили с ворчанием, нехотя. Они чуяли, что самое крупное и опасное животное в стаде двуногой еды стремительно слабеет.
Кончилось противостояние тем, что Игорю из последних сил удалось подбить лапу самой крупной самки, догнать ее и зарезать. Псы разбежались, но не ушли. Стали держаться на приличном расстоянии.
Состояние Морозова с каждым днем ухудшалось, хотя ему казалось, что хуже уже некуда. Он все чаще бредил. По ночам его мучили видения. Морозов разговаривал с давно умершими людьми, о чем-то спорил с ними. И пока он метался в холодном поту, дети вытирали ему лоб, поили водой или просто гладили по голове.
Однажды, в один из редких уже моментов просветления, Игорь заметил, что Максим плачет.
— Ты чего, дружище? — тихо спросил Морозов.
— Он испугался, что ты умрешь, — дрожащим голосом пояснил Андрюшка.
— Нет. — Игорь покачал головой. — Нет…
Он почувствовал, что сознание снова ускользает, и улыбнулся.
— Не бойтесь. Я ведь… улыбаюсь… Значит, всё хорошо.
Утром Игорь встал, пересчитал детей и пошел.
На восток.
* * *Его подобрали русские пограничники, патрулировавшие Нарву.
Наверное, нашли по детскому плачу.
Морозова бил чудовищный кашель. Ему, казалось, что он выкашливает куски легких…
Гарнизонный врач только руками развел. Сквозь бред и горячку Игорь услышал обрывки фраз:
— …пневмония… ничего не могу… странно, что вообще… лет…
Морозов пытался встать. Ему казалось, что он говорит. На самом деле, он только шевелил руками и хрипел. Зрение пропадало. Все перед глазами плыло…
Но временами он четко видел четыре мордашки, склонившегося над ним. А иногда даже пять… Или это уже было не наяву?
И гладя на эти светлые лица, он улыбался. Через силу, давя кашель и боль в груди. Игорь улыбался, чтобы его дети не боялись.
И дети тоже улыбались, несмотря на то, что по их щекам текли слезы. Он знали, что он не любит, когда они плачут, но слезы сами текли. Пацаны гладили Игоря по слипшимся волосам, помня, что больному человеку надо знать, что его любят, что жалеют. От этого и здоровье прибавляется, и болеть не так тяжело…
Пограничники переправили Морозова в Иван-город, определили в лазарет. Но и там дети не оставили его, наотрез отказавшись уходить. Игорь до конца чувствовал их мягкие ладошки.
И улыбался, чтобы не боялись…
Так и умер.
Улыбаясь.
* * *— Всё, — капитан Лукин кинул белый халат на спинку стула. — Отмучился страдалец.
В ординаторской сидел только майор Тишков да два медбрата, парни первого года службы.
— На кладбище? — спросил старший.
— Погоди, я детей уведу. — Капитан открыл нижний ящик стола, вынул графин, налил. Выпил одним глотком. Вопросительно посмотрел на майора. Тот покачал головой. — Как он вообще дошел, не понимаю. Детей куда?
Тишков вздохнул. Спросил:
— Накормили?
— Естественно.
— Давай-ка я с тобой пойду. В детском саду крышу уже починить должны были. Вот и определю их туда. К тому же, давно зайти обещал.
Лукин кивнул солдатам:
— Пошли.
— Погоди, капитан. — Майор помолчал. Тяжело поднялся из-за стола. — У тебя… конфеты какие-нибудь есть?
Примечания
1
Пошел в задницу!(эст.) (Прим. автора).
2
Сипсик — популярная эстонская кукла, персонаж одноименной книги Эно Рауда.(Прим. автора).
3
Задница! (эст.) (Прим. автора).
4
Здравствуйте,(эст.) (Прим. автора).
5
Кто там? (эст.) (Прим. автора).
6
Город-сателлит Таллина, почти пригород.(Прим. автора).
7
Кохтла-Ярве — город на северо-востоке Эстонии.(Прим. автора).
8
Томас, дети…(эст.) (Прим. автора).
9
Да! Да! Знаю! Заткнись! (эст.) (Прим. автора).
10
Что? (эст.) (Прим. автора).
