Бен Элтон - Слепая вера
– Здравствуй, – сказал Траффорд.
– Мы грешники. Мы это заслужили, – был ее единственный ответ.
Конвоиры провели их по пандусу для подъема сценического оборудования и оставили за рядом гигантских динамиков. Снаружи закончилось исполнение песни. Раздался громоподобный рев, а затем – приглушенный голос певца, который обращался к публике. Поскольку акустическая система была направленной, Траффорд не различал отдельных слов, однако не сомневался, что певец призывает людей сделать сны явью и стать теми, кем они видят себя в своих мечтах.
Траффорд взглянул на Чанторию. Интересно, помнит ли она их последнее совместное посещение стадиона, когда они были частью ликующей толпы и программа концерта не включала в себя такого леденящего кровь номера, какой предусмотрен сегодня? Это было совсем недавно, и все же до чего длинный путь они успели пройти! В тот вечер он во второй раз заговорил с женой о прививках для Кейтлин. Логично, что их путешествие должно завершиться именно здесь.
Траффорд с удивлением отметил, что внутренне он совершенно спокоен. Наверное, подумал он, произнести еретическую речь перед четвертью миллиона человек не так уж страшно, если знаешь, что тебя все равно сожгут на костре.
Вплоть до этого момента Фестиваль Веры проходил по своей обычной схеме. Как всегда, вначале было объявлено, что это самый грандиозный из всех фестивалей, намного превосходящий по масштабу и значению предыдущий, который также побил все прежние рекорды. Затем несколько звезд одна за другой сообщили толпе, что все мировые проблемы исчезнут, стоит ей только этого захотеть, что нищета, болезни и несправедливости обязательно уйдут в прошлое, если только все зрители возьмутся за руки и споют хором. Затем мужчины на пару секунд взвалили женщин на свои хилые плечи, и те помахали баннерами. По ходу дела были съедены сотни тысяч гамбургеров и пончиков, и теперь вечер приближался к своей стандартной кульминации, каковой должно было стать коллективное излияние скорби по умершим детям.
Однако сегодня эта кульминация имела особый характер. Зрителям предстояло увидеть торжественный суд над еретиками, в котором Траффорд с Чанторией выступали в качестве обвиняемых. Нагие и в цепях, они стояли за кулисами огромного концертного комплекса, дожидаясь, пока последняя поп-группа распрощается с толпой и покинет сцену вместе со своими танцовщицами, менеджерами, подсобными рабочими и известным комиком, который ее представлял. Потом, даже не взглянув в их сторону, мимо прошествовал главный исповедник Соломон Кентукки; телохранители помогли ему пробраться между штабелями аппаратуры и выйти к публике, которой он должен был объяснить всю важность предстоящего события.
– Друзья и собратья по вере! – раздался его возглас. Дикция у Кентукки была прекрасная, и даже звуковые искажения не мешали Траффорду понимать, что он говорит. – Сегодня, как всегда, мы собрались, чтобы воздать хвалу Любви и возблагодарить ее за спасение наших невинных младенцев, вознесшихся на небеса. Давайте скажем все вместе: аминь!
– Аминь! – прогремело в ответ.
– Аминь, – услышал Траффорд тихий шепот Чантории.
– Кстати, о невинных младенцах, – продолжал Соломон Кентукки. – Я хочу кое-что вам сообщить. Сегодня нам предстоит разоблачить тягчайшее преступление против веры! Его совершили двое закоренелых грешников, до того подлых и коварных, что им удалось обмануть даже всевидящее око Храма. Давайте воскликнем все вместе: моря любви!
– Моря любви! – эхом отозвались зрители.
– Давайте воскликнем все вместе: нивы радости!
– Нивы радости! – еще громче проревела толпа.
– Ниврад, – прошептал Траффорд, и в этот момент к ним торопливо подскочил один из представителей техперсонала.
– Ничего, если я вас озвучу? – спросил техник и, не дожидаясь ответа, повесил на шеи Траффорду и Чантории хомутики с радиоаппаратурой. – Здесь не помешает? – добавил он, вынимая липкую ленту и приклеивая маленькие микрофончики к цепям, в которые были закованы пленники.
К нему на помощь уже спешил второй техник.
– Когда эти двое отработают, их микрофоны понадобятся нам для финала, – сказал он.
– Знаю, – раздраженно откликнулся первый. – Я читал инструкцию.
Но главный исповедник еще не закончил свое вступительное слово.
– Вы помните этого ребенка! – сказал он, и на гигантских экранах, установленных по всему периметру стадиона, появилось личико Мармеладки Кейтлин, главной героини кампании «Чудеса бывают!». Траффорд с Чанторией тоже увидели его на закулисных мониторах, и у обоих на глазах выступили слезы.
– Вы помните, что этого ребенка не смогла погубить корь, – продолжал Соломон Кентукки. – Этого ребенка не смогла погубить и свинка. Дважды Любовь насылала на наш славный озерный град ужасный мор, дабы покарать нас за грехи, и дважды этот ребенок оставался целым и невредимым. Я говорю вам, люди, что это было чудо! И я хочу услышать от вас: о да!
– О да! – завопила толпа.
– Храм возлюбил этого ребенка! Мы увидели в этом чудо-ребенке символ надежды! Символ веры Бога-и-Любви в прекрасное будущее всего человечества! Мы ликовали по поводу его чудесного спасения в наших церквях и во всемирной сети. Мы превозносили мать этого ребенка как образец добродетели и ставили ее в пример всем женщинам! Я хочу услышать от вас: да, так было!
– Да, так было! – закричали все.
– ГРОМЧЕ! – скомандовал Кентукки.
– ДА, ТАК БЫЛО! – послушно взревела толпа.
– Но потом, братья и сестры! О, что случилось потом!.. – и голос Кентукки задрожал от гнева и скорби. Траффорд видел на закулисных мониторах, как священник начал судорожно подергиваться, точно одержимый. – Потом, братья и сестры, чудо-ребенок умер! Эта девочка умерла! И я хочу услышать от вас: о горе мне!
– О горе мне! – повторила толпа.
– Правильно, братья и сестры: горе вам! Ибо приготовьтесь и слушайте, дети мои! Я сказал, приготовьтесь. Я бы даже сказал, прикиньте! Ибо вдруг обнаружилось, что этот чудо-ребенок – вовсе не чудо-ребенок. Сразу после того, как девочка пережила свинку и мы снова принялись радоваться, что среди нас ангел, явилась обычная холера и прибрала бедняжку. Она прибрала ее прямо на небо, и знаете, что я вам скажу: в этом нет ничего чудесного. Такое случается каждый день. И позвольте мне сказать вам еще кое-что, братья и сестры! Когда я услышал эту весть, на душе у меня стало тяжело. В моей душе воцарилось смятение. Зачем Господь забрал эту девочку к себе, если прежде он дважды спасал ее на наших глазах? Зачем он так над нами подшутил? И я хочу услышать от вас: зачем?
– Зачем?! – раздался рев.
– Зачем?! – снова гаркнул Соломон Кентукки.
– Зачем?! – еще раз прокатилось по стадиону.
– Зачем? – прошептала за кулисами опутанная цепями Чантория.
– Я скажу вам зачем! – прокричал главный исповедник. – Это была кара! Вот зачем! Наказание за грех! Грешников – на выход!
Грянула музыка, и Траффорда с Чанторией вытолкнули на слепящий свет прожекторов. Их подхлестывали сзади кнутами, и они побрели вперед, спотыкаясь, волоча свои цепи между пюпитрами, подставками для гитар и ударными установками, по кабелям и целой россыпи пластиковых бутылок, которыми была замусорена сцена. Когда они приблизились к главному исповеднику, электронные аккорды стали оглушительными, хор пропел трагические куплеты из рок-оперы, а в небе взорвался кроваво-красный фейерверк.
– Итак, перед вам грешники, родители ребенка! – выкрикнул Соломон Кентукки. – Подайте сюда женщину!
Чанторию грубо выпихнули на середину сцены, и она упала к ногам Соломона Кентукки.
– Чантория! – воскликнул тот. – Скажи людям, почему Любовь отняла у тебя твою малютку!
– Потому что мы воспротивились Божьей воле, – сквозь слезы проговорила Чантория. – Мой муж сделал нашей девочке прививку, а я ему не помешала!
На мгновение толпа затихла. Все были поражены серьезностью преступления.
– Что ты сказала? – проревел главный исповедник.
– Я сказала, что муж сделал нашей девочке прививку.
– Бейте ее! – повелел Соломон Кентукки, и конвоиры принялись стегать кнутами ползающую на коленях Чанторию.
Зрители, довольные предоставленной им возможностью полюбоваться, как избивают нагую, закованную в цепи женщину, криками выражали свою ненависть и требовали еще более жестоких ударов, пока главный исповедник наконец не поднял руку, призывая всех к молчанию.
– Чантория, – торжественно сказал он, – правда ли, что твой муж позволил колдунам втыкать в вашего ребенка отравленные иглы в тщетной попытке обмануть Господа? Правда ли, что твой муж говорил: пусть на небо забирают других детей, но не моего, ибо я обвел Любовь вокруг пальца с помощью колдовства?
– Да, да, это правда! – выкрикнула Чантория, обливаясь кровью.
– И правда ли, что тебя постигла за это ужасная кара?
