Пророчество о пчелах - Бернард Вербер
– В кибуце восемьсот ульев, мы производим за год десять тонн меда.
Мелисса и Рене поздравляют ее. Александр держится в сторонке, не хочет даже подойти, не то что попробовать мед.
– Не любите мед? – обращается к нему Оделия.
– Я тут познакомился с пчелиными жалами. – Александр демонстрирует руку, забинтованную прошлой ночью Юсефом Дауди.
Оделия всплескивает руками.
– Можно взглянуть?
Он, морщась, сматывает бинт и показывает распухшую багровую руку.
– Это постарались не пчелы! – восклицает она. – Вы не тех обвиняете.
– Осы, что ли?
– И не осы, – говорит Оделия. – Азиатские шершни, вот кто!
Эти слова произнесены угрожающим тоном.
Рене-63 говорил мне об азиатских шершнях.
Оделия осматривает опухшую руку Александра.
– Могло быть хуже. За год в мире от их укусов умирает до тысячи человек.
– Укусы шершней убивают? – удивляется Рене.
– Собаке или кошке достаточно всего двух их укусов. Для человека смертельны четыре укуса, для лошади или коровы – шесть. Вас укусили два раза, рука распухла, но отека Квинке не произошло. Вам повезло, когда кусают в руку, это не так опасно, как в горло, в губу или в лицо.
– Я принял в Рамалле антигистамин, – докладывает Александр. – Наверное, он остановил распространение яда.
– Так и есть. Но у меня есть свой способ вам помочь, – говорит Оделия и уводит гостей обратно в дом.
Там она мажет пострадавшее место медом.
– Что вы делаете? – удивляется Мелисса.
– К этому способу прибегали в Древнем Египте: там смазывали раны медом. Это прекрасная дезинфекция и средство от отека.
Как ни удивлен Александр этим лечением, ему не приходит в голову сопротивляться. Намазав его опухоль несколькими тонкими слоями меда, Оделия приносит из ванной свежие бинты и делает новую повязку.
– Теперь рука у тебя, папа, как у мумии! – веселится Мелисса.
Оделия манит их за собой на пасеку.
– Мы здесь тоже пострадали. Из восьмисот ульев, которые раньше имел наш кибуц, осталось только шестьсот тридцать действующих.
Она показывает пустые ульи с мертвыми пчелами. Рене удручен зрелищем этих пчелиных городов-призраков.
Находясь в шкуре Сальвена, я видел множество мертвецов при штурме Иерусалима. Нынешний мир, изображаемый средствами массовой информации, часто переполнен насилием. Но меня почему-то трогают эти ульи, превратившиеся в кладбища.
– Неужели они никак не могли за себя постоять? – удивляется Александр.
– Почему же, они все перепробовали, – отвечает Оделия. – Вылазки малых диверсионных отрядов, прорывы крупных отрядов, попытки одиночек. Увы, все было тщетно. Азиатские шершни крупнее, сильнее, агрессивнее, жвалы у них, как острые сабли. Пчелы такими похвастаться не могут. После укуса у шершня сохраняется жало, тогда как пчела, укусив, сразу умирает. Наконец, шершень впрыскивает при укусе гораздо больше яда, чем пчела. Когда обитательницы улья понимали, что у них ничего не получается, что все они обречены, многие умирали, смирившись и прекратив сопротивление.
– Неужели вы не могли их защитить? – удивляется Рене.
– Мы старались, и еще как! Когда шершни атаковали наши ульи, мы размахивали в воздухе чем попало, но шершням было хоть бы что. Единственный эффективный способ с ними бороться – найти их гнездо, похожее на картонный мячик, да и то глядеть при этом в оба: при нападении на гнездо матка выпадает в нижнее отверстие. Оказавшись на земле, она зарывается, ждет, пока минует опасность, и начинает производить на свет новых шершней, а те строят новое гнездо в каком-нибудь малодосягаемом месте.
Французы таращатся на разоренные ульи.
– Вы все же достигли успеха: многие ульи уцелели, – говорит Рене.
– Знали бы вы, как трудно находить гнезда шершней! Часто они делают их на верхушке деревьев. Да еще среди густой листвы.
Оделия набирает полный совок трупиков и ссыпает их в полиэтиленовый мешок.
– Для уничтожения гнезд, – продолжает она, – мы используем дроны с огнеметами. Иначе никак!
– Как вы поступали с уцелевшей маткой?
– Мы придумали хитрость: ставили внизу таз с водой. Чтобы предотвратить эту бойню, потребовалось время, но мы в нашем кибуце добились успеха. Проблема во всемирном потеплении. Раньше холода были губительны для азиатских шершней, но мягкие зимы позволяют маткам выживать и размножаться. У вас во Франции по той же самой причине будет все больше азиатских шершней, они будут все агрессивнее, находить их гнезда будет все труднее.
– Всемирное потепление… – озадаченно бормочет Рене, вспоминая Париж 2053 года и удушливую жару.
Выходит, всемирное потепление косвенно вредит пчелам.
Менелик и Оделия продолжают показывать гостям свой кибуц. Они доходят до домика, который Оделия называет «научным центром». Здесь развернуто несколько лабораторий.
– На протяжении трех тысяч лет пчеловоды вели селекцию пчел на неагрессивность. В результате пчелы разучились защищаться. Здесь у нас маленькая лаборатория, в которой мы пытаемся вызвать у них мутацию с возрожденной первоначальной боевитостью и позабытой смекалкой.
Рене достает из кармана пластмассовый флакон и откручивает крышку.
– Вдруг это послужит решением…
– Что это? – удивленно спрашивает Оделия.
– Пчелиная матка из медового натека, я нашел ее в подземелье под площадью.
Оделия расширяет глаза, она впечатлена.
– Древняя пчеломатка! Ужасно интересно!
Она достает из кармана лупу.
– В какие времена она жила, по-вашему?
В апреле 1121 года. Но если я буду настолько точен, мне не поверят. Лучше не уточнять.
– Думаю, в двенадцатом-тринадцатом веке.
Оделия разглядывает через лупу насекомое в меду.
– Без сомнения, это исчезнувший дикий местный вид, предок теперешнего Lasioglossum dorchini. Это как если бы вы предъявили Homo neanderthalensis, в просторечии неандертальца. Он был бы посильнее, чем мы, бедные Homo sapiens…
Менелик, тоже заинтригованный, крутит в пальцах твердый кусок прозрачного оранжевого меда с пчеломаткой Lasioglossum внутри.
– Полюбуйтесь: у них было более внушительное жало, лучше защищена грудь, более широкие жвалы. Они были крупнее и, судя по брюшку, откладывали больше яиц.
– Вы хотите сказать, что такая матка смогла бы дать отпор азиатским шершням?
– Нисколько не сомневаюсь, – отвечает Оделия, увлеченно изучая насекомое под разными углами.
Она обращается на иврите к двум коллегам в белых халатах, отделившихся от группы ученых. Коллеги впечатлены не меньше, чем она. Оделия объясняет Рене:
– Они попытаются выделить ее ДНК, чтобы возродить этот исчезнувший вид, способный сопротивляться шершням. Можете оставить ее нам?
Рене охотно соглашается и отдает флакон с окаменелостью ученым из кибуца.
Менелик провожает французов к трем гостевым бунгало, куда уже доставили их багаж.
– Можете отдохнуть в ожидании вечерней прохлады. Одна подробность: двери здесь не запираются, потому что за неимением частной собственности отсутствует воровство. К вам могут постучаться, потому что кому-то могут понадобиться дополнительные тарелки для вечеринки или штопор…
Все принимают в своих бунгало освежающий душ.
Рене переодевается и заглядывает к Александру. Он намерен разобраться с тем, что понял во
