Кристофер Фаулер - Бесноватые
Марк вернулся к своему голому столу. Утро проползало мимо. Он хотел записаться на первый же рейс, но более ранние маршруты стоили дороже, и билеты на них уже разобрали. В конце концов, он решил позвонить матери. Он откладывал этот звонок до последнего момента. Она выслушала его, затем начала подвывать.
— Я читала об этом — а кто не читал, по телевизору говорят уже многие месяцы, я просто не понимаю. Мы с твоим отцом хорошо относились к тебе, это так несправедливо, мы же всегда хотели добра…
— Дело не в вас с отцом, — объяснил он как можно более терпеливо. — Это я должен сделать для себя.
— Должен же быть какой-то выход, — ее голос был жалким. — Мы могли бы встретиться и поговорить? Прошу тебя, Марк.
«Теперь она хочет поговорить», — подумал он.
— Я люблю тебя, мам. Порадуйся за меня, — и закрыл телефон. Он подумал, не позвонить ли Анне, но они встречались всего четыре-пять раз, и он сомневался, что она будет по нему скучать. Она встречалась с кучей парней. Будет одним меньше — ничего особенного.
Шел небольшой дождь — как раз достаточный для того, чтобы улицы стали темнее. Набитые автобусы на Тоттнем-Корт-Роуд, толпа студентов, изучающих английский, толкающихся возле станции метро, — везде были толпы народа, и он опаздывал. Он пробежал мимо киосков с прогорклыми котлетами, мимо витрин порнографических магазинов, наполненных лысыми манекенами и дешевым красным нейлоновым бельем для фетишистов, мимо липкого от пива входа в «Асторию»,[70] забитого очередями подростков с мертвыми лицами. На обширном освещенном рекламном щите был изображен тропический пляж, до невозможности идиллический, тщательно заретушированный. Бомжи, асимметрично расположившиеся вокруг этого рая, похоже, не знали, что нарушали картину.
Когда толпа столкнула его с тротуара на проезжую часть, ему не оставалось ничего другого, кроме как пробежать через целую россыпь продавцов на Крэк-Эллей, мимо недействующего фонтана у входа в «Сентер-пойнт»,[71] заполненного мусором. Весь район вокруг башни уже стал зоной, куда лучше было не соваться — темным ветреным туннелем, заполненным наркоманами. Он подумал, как здание могло выглядеть на макете архитектора, — долина тенистого спокойствия, усеянная улыбающимися парами и маленькими деревьями с круглыми кронами. Великие социальные эксперименты, элегантно распланированные палисады досуга и коммерции, — ничто не осуществилось. Мир перемещался, его сносило во тьму, и все мечты рассыпались в прах при виде всепоглощающего доллара. Находясь в таком состоянии сознания, как сейчас, ему не надо было вообще соваться в офис. Не в этот день. Надо было погулять в парке, сходить в музей, пройтись вдоль реки, — вот это было бы правильнее.
Группа протеста сегодня была меньше. Обычно ее теснила полиция. Он узнал некоторые гневные лица, которые запомнил с прошлого раза. Ядро протестующих врылось в землю надолго, они устроили небольшой передвижной лагерь из плакатов и стендов с надписями «Выбери жизнь».
«Все готовы рассказать нам, как жить», — подумал Марк. Он поднялся по белым ступням и зарегистрировался, используя pin-код, который ему дали.
Мужчина, его фамилия была Даттон, — сидел за столом возле компьютера в точности там же, где и в тот раз, когда Марк впервые пришел заполнить анкеты. Казалось, на нем надеты те же рубашка и галстук. Может быть, он даже не уходил домой. Марк усомнился в том, что он очень доволен своей работой.
— Мистер Кокс, вы немного опоздали, но и мы тоже запаздываем. Садитесь. Я знаю, что вы все подписали в прошлый раз, но вам надо подписать еще одну последнюю анкету, подтвердить, что вы не передумали. Это всего лишь предосторожность. Люди порой уходят.
— Конечно, — Марк почти не посмотрел на листок с анкетой, взял шариковую ручку и написал свою фамилию. Даттон проверил подпись.
— Хорошо. Теперь, пожалуйста, следуйте за мной, — он поднялся с места и повел Марка по коридору. Белые стены были увешаны старыми железнодорожными плакатами, видами какого-то невероятно живописного города — как с конфетной коробки. — Вы не ели?
— Я выпил только кофе.
— Хорошо. Это действует быстрее и более эффективно, когда желудок пуст.
— Вы мне это уже объяснили.
— И у вас было достаточно времени, чтобы разобраться…
— Все в порядке. У меня было не так много дел.
— Нет, так бывает с большинством клиентов. Люди думают, что нужно более тщательно подготовиться, надо разобраться со своими страхами, исправить ошибки, возместить ущерб. Но на самом деле, с такого рода вещами, наверное, разобраться нельзя никогда, — он открыл дверь в конце холла и завел Марка в скупо освещенную комнату, зажег несколько рядов карандашной толщины светильников, затем подошел к металлическому столу и влез в белый врачебный халат. Марк с удивлением увидел, что в комнате стоит молодая медсестра. Она выглядела лет на семнадцать. Ее белое одеяние было обшито симпатичным красным кантом, и казалось театральным костюмом, призванным выглядеть как медицинская форма. Ему было интересно, как долго она стояла вот так в темноте, ожидая его. Он попытался запомнить, как она выглядит, на случай, если ему захочется взять ее в Каир.
— Это Карен. Она будет мне сегодня помогать. Будьте добры, сядьте в это кресло и устраивайтесь поудобнее. Мы создали компьютерный диск, на котором, я думаю, вы найдете все, что хотели, — Даттон взял пластиковый чемоданчик и открыл его, осторожно вложив диск в тонкое стальное гнездо. Затем передал Марку беспроводные наушники.
— Повесьте их на шею, но пока не включайте: сенсоры уже включены, но я еще не вполне готов транслировать данные. И закатайте правый рукав, пожалуйста. На чем вы остановились: люди, воспоминания, абстрактные цвета или место назначения?
— Место назначения, — пробормотал Марк, едва слыша сам себя.
— Конечно, — Даттон достал изящный сосуд с бесцветной жидкостью и слегка встряхнул его, прежде чем отвернуть пластмассовую крышку. — Вы задумали какое-то конкретное место?
— Каир.
— Каир? Приятные воспоминания об этом городе, не правда ли?
— Ничего подобного. Совсем наоборот.
Если Даттон и был удивлен, он этого не показал. Никогда нельзя было знать заранее, что могут сказать люди на этом этапе игры. Карен вышла вперед и перехватила пластиковым жгутом руку Марка выше локтя.
— Вы едва почувствуете, — Карен мягко ввела шприц в вену Марка. Затем вынула иголку, сняла жгут и бросила шприц в ярко-желтый пакет с надписью «Зараженные материалы».
— Теперь наденьте наушники, — проинструктировал Даттон, — затем встаньте и подойдите к машине.
Марк поднялся с кресла и начал переставлять ноги — одну впереди другой. Он почувствовал, как равновесие его смещается по мере того, как наркотик начинает на него действовать.
— Очень хорошо, Марк, у вас прекрасно получается.
Машина показалась ему похожей на старый поезд-привидение. Она была гораздо более древней, чем он ожидал. Снаружи машина сверкала красными и синими полосками, призванными подчеркнуть скорость ее передвижения. Вокруг колес вылезли желтые червячки густой смазки — там, где ремонтники с излишним энтузиазмом поработали своими смазочными пистолетами. Машина стояла на косой стальной раме, которая выступала вперед метра на полтора и упиралась в противоположную стену.
Карен придержала дверь, пока он забирался внутрь. Одноместное сиденье было обтянуто мягкой красной кожей, а ремня безопасности не было. Когда Марк закончил изучать интерьер, он поднял глаза и увидел, что Карен уже нет.
Даттон находился у своего терминала, программируя завершающую стадию процесса.
— Лекарство — это просто психотропный стимулятор, в который добавлена пара штучек, чтобы вы оставались спокойным и хладнокровным. Теперь вы могли бы начать думать о месте назначения.
— Это так быстро действует? — спросил Марк.
— О да, улучшенная формула, продвинутая программа, работает гораздо быстрее, чем прежде. OS 6.1. Они меняют ее каждые несколько месяцев, и нам приходится покупать новое программное обеспечение.
Карен выступила вперед и пристроила ему на глаза мягкую полосу из черной кожи. Она аккуратно завязала тесемки у него за ушами.
— Удобно? Хорошо, отправляемся ровно через одну минуту.
Заиграла музыка, и всего через несколько секунд вокруг него принялись крутиться абстрактные образы. Казалось, что Даттон неожиданно включил свет, и огни просачиваются, как кровь, через повязку на глазах, принимая призматическую форму. Цвета стали очень яркими. Машина снялась с тормоза, и он почувствовал, что покатился вперед.
Внезапное ускорение, как на американских горках, ввело его в шок, потом он откинул голову назад на подушку и расслабился, и в этот момент звук и визуальные образы мягко синхронизировались. Музыка — немодная пышная оркестровая версия какого-то современного клубного гимна — была не вполне тем, что он просил, но по крайней мере он расслышал псевдоегипетскую инструментальную обработку, которая накладывалась на мелодию. Он почувствовал, как поворачивается вниз головой, и открыл глаза, чтобы посмотреть под ноги. Под ним проносились теплые потоки воздуха, его зимнюю одежду сорвало, и предметы летели по небу, как взъерошенные птицы. Он находился далеко вверху над пролетающей землей, дыхание неба щекотало его голую кожу. Англия — скучная и покореженная каша внизу — потерялась под скользящими кучевыми облаками, а горизонт начал потихоньку круглиться.
