Гоар Маркосян-Каспер - Земное счастье
— Дорогу осилит идущий?
— Да. Каждый шаг сам по себе значения не имеет, это вместе они складываются в пройденный путь. И я решил, что значит — путь. А теперь я вдруг задумался: а может, и путь не всегда значит?
— Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать.
— Я хочу сказать, что можно увидеть смысл в бессмысленно прожитой единичной жизни. Она поддерживает существование человечества. Но имеет ли смысл существование человечества? В чем он?
— В прогрессе, — сказал Дан бодро.
— А что такое прогресс? Если говорить на нормальном языке, человечество движется к лучшему будущему. Так? Какому? Разумному и доброму, как полагал Мастер? Я в это верил. Ты когда-то удивлялся, как я сунулся в этот Перелом. Я был идеалистом, Дан, а идеалисты народ опасный. Очень опасный, потому что время от времени они принимаются претворять идеалы в жизнь. Совершенно не считаясь с тем, способна ли эта жизнь их идеалы воспринять. Конечно, тот мир был нехорош. В нем канцлером не мог стать не только сын грузчика, но и сын купца. Быть полководцем имел право только аристократ, и, в сущности, именно эта малость погубила империю, ведь баронское звание само по себе не дает понимания стратегии и тактики, а уж талант полководца не менее редок, чем дар математика или художника. Словом, это был неправильный мир. Но что оказалось? Что достаточно было всего лишь издать указ, как это сделала Илери.
— Уроки Бакнии тоже сыграли свою роль, — сказал Дан.
— Бакнии от этого не легче. И мне тоже. Конечно, часть идей Перелома я не разделял с самого начала, как ты уже знаешь. Но до определенного момента все же верил, что мир можно сделать лучше. И не только верил, но и представлял себе этот мир. Во многом такой, какой я нашел на Земле. Это действительно добрый мир. И разумный. Но, Дан, пожив на Земле, я увидел массу недостатков.
— Да? — сказал Дан чуть обиженно.
— А ты их не видишь? — спросил Маран и добавил с легкой иронией: — Или ты считаешь, что ты, землянин, имеешь право на это, а я нет?
Дан покраснел.
— Почему нет? — сказал он смущенно. — Конечно, имеешь. Кстати, ты зря отделяешь себя от меня, ты ведь уже и сам в какой-то степени землянин. Живешь на Земле, работаешь на Землю, и… возлюбленная у тебя женщина с Земли. — Он прикусил язык, но слово уже вылетело, оставалось надеяться, что Маран не обратит на него внимания. Но тот неожиданно остановил своего скакуна и повернулся к Дану.
— Возлюбленная? — переспросил он, нахмурившись. — Послушай, Дан, давай расставим раз и навсегда все акценты. Нет, я очень рад, что вас всех так беспокоит судьба Наи, но, признаться, меня утомили эти бесконечные намеки. И я не понимаю… Ну ладно Патрик! Но ты… Ты же все видел. Ты хочешь, чтобы я непременно изъяснился открытым текстом? Изволь! Да, я не занимался этим вопросом и даже никогда не говорил на эту тему с Наи. Не потому что, как ты подозреваешь, предоставил право решать ей, я отлично знаю, что она слишком горда, чтобы даже заикнуться о чем-то подобном, пусть даже ей тысячу раз известно, как это у нас в Бакнии, у нее свои представления, и она никогда через них не переступит. Не поэтому. И уж, конечно, не потому, что это предмет неких сомнений и колебаний с моей стороны. Я объявил ее своей женой перед своими друзьями — какая инстанция может быть выше этой? Я просто не придавал значения подобной ерунде. В конце концов, я называю ее своей женой, следовательно, я считаю ее своей женой, и неужели какие-то объявления-заявления значат больше, чем мое слово?
— Нет, — сказал Дан, — не значат.
— Так ты удовлетворен?
— Почти.
— Почти? — Маран посмотрел на него внимательно. — Я понимаю, что ты хочешь услышать. Не понимаю только, зачем тебе это.
Дан промолчал.
— Ты ведь знаешь, мой язык с трудом выговаривает всякие красивые слова.
— Знаю, — сказал Дан, но в его голосе прозвучало упрямство, удивившее его самого.
Маран вздохнул.
— Ну хорошо. Я ее люблю. Ни одной другой женщине и ни об одной другой женщине я этих слов не говорил. А теперь говорю: я люблю Наи и если когда-нибудь уйду от нее, то лишь в одном направлении — на тот свет. Все. Можешь гордиться, ты второй человек на свете, который это слышал. И последний.
— Второй? — переспросил Дан. — А?.. — Он смутился, поняв нелепость чуть не заданного вопроса, и поправился: — А Поэт?
Маран усмехнулся.
— Поэт и так все понимает. Ему не надо устраивать мне допросы с пристрастием.
— Извини.
— Но теперь ты удовлетворен?
— Да.
— Слава богу! — Маран повернул снитта и поехал дальше.
— А что ты хотел сказать о Земле? — спросил Дан, нагоняя его.
— Уже ничего, — буркнул Маран. — Ты сбил меня.
— Извини, пожалуйста. Я просто… Все из-за кариссы! Мне показалось, что ты… что она… Извини. Я обещаю больше на эту тему не заговаривать.
— Ну это мы еще увидим, — сказал Маран. — Ладно, поехали побыстрее, мы и так задержались.
Дан сидел за столом, обложившись листами исчерканной бумаги. Положив рядом карманный компьютер с выведенной на экран картой видимого с Земли сектора неба и найденный в Астинарском замке звездный атлас, он пытался «перевести» какие-либо фрагменты последнего в координаты созвездий, наблюдаемых с Земли. Дело было нелегкое, он мысленно «вертел» целиком и по частям созвездие за созвездием, рассматривая их со всех сторон и ища положение, в котором две карты совместятся. Нелегкое, если не безнадежное при его оснащении. Другое на Земле, с нормальным компьютером и соответствующей программой… Впрочем, этого ему никто не поручал, было интересно самому. Как-то получилось, что он оказался не у дел, город был изучен, осмотрен и заснят, как и каждый предмет в картинной галерее и даже каждая книга, представлявшая интерес, и ему оставалось только почитывать местные романы.
Он был один. Маран опять отправился куда-то со своей аристократической компанией, что делал практически каждый день. Он ухитрился буквально приворожить как наследника, так и кара Асуа. Да и вообще, как Дан подозревал, всю компанию. Это не очень его удивляло бы, если б он не знал, насколько чуждо Марану их времяпрепровождение, все эти пьянки, охота, какая-то запутанная азартная игра, кулачный бой, разве что верховая езда была ему по нраву. И тем не менее, он непонятно как стал у них своим человеком. Горт ежедневно посылал за ним слугу, вручавшего очередное приглашение — если Марана уже не увез с собой кар, запросто заезжавший за ним в гостиницу. Какая-то польза от этих пьянок-гулянок была, во всяком случае, некий вилн Карасу из того же кружка дал ему рекомендательное письмо к владельцу благотворительной больницы, куда отправили Артура в качестве провинциального лекаря, мечтающего познакомиться с континентальной медициной. А заодно потихоньку собрать свой генетический материал. Правда, подобная организация дела затянула пребывание экспедиции в Осте, медицину за пару дней не изучишь, но вреда от этого изучения никак не ожидалось, тем более, что и Патрик с Митом имели свое задание, с которым справиться было непросто — выяснить происхождение электронных устройств, генерирующих экранирующее поле. Из осторожности они продвигались черепашьим шагом… Дан вздохнул. Ему захотелось домой.
В дверь постучали, Дан быстро прикрыл компьютер листом бумаги, но это оказался Патрик.
— Как там наш кандидат в кары, не появлялся? — осведомился он.
— Пока нет.
— Пошли тогда обедать.
— А Артур?
— Он уже внизу.
Патрик заказал к обеду бутылку вина, и Дан изумленно вскинул брови, но Патрик сказал:
— Сегодня можно. Мы с Митом добрались до финиша, и Артур закончил со своим материалом. Если у Марана не окажется недоделок, можем закругляться.
— Каких недоделок? — спросил Дан.
— Откуда я знаю? Не успел поохотиться на саблезубого тигра. Или получить обещанный титул.
— Я надеюсь, мы не будем дожидаться, пока Горт станет королем и сделает его каром, — заметил Артур.
— Если прежде их обоих не съест саблезубый тигр.
Маран пришел, когда они уже принялись за жаркое.
— Вы только поглядите на этого аристократа, — сказал Патрик, когда тот открыл дверь и вошел в зал.
Маран и впрямь выглядел аристократом, случайно, по ошибке или по рассеянности, вошедшим не в ту дверь и теперь с брезгливой снисходительностью озиравшимся. Красивая голова чуть закинута назад, потому ощущение, что он смотрит свысока, легкая улыбка, даже не улыбка, а лишь тень ее, еще более усиливающая выражение безразличной холодности, ленивые и в тоже время отточенные жесты… Вошел в роль, подумал Дан и улыбнулся. Маран обнаружил их, пересек зал и сел рядом с Даном, придвинув свободный стул от соседнего столика.
— Есть хочешь? — спросил Патрик.
— Нет, спасибо.
— А пить?
— Еще менее. Свою бутылку я допил полчаса назад. Если б вы знали, как мне это осточертело!
