Федор Ильин - Долина Новой жизни
… Она была одинока и беспомощна в руках Куинслея, правителя Долины Новой Жизни. И вдруг все сменилось надеждой; Рене Герье принял в ней такое живое участие… Все подробности их знакомства, все разговоры, слова, прогулки, счастье любви – все пронеслось в голове мадам Гаро. «Как я была счастлива, – думала она, и ужасы этой страны, с ее изобретениями и усовершенствованиями, каких не видел свет, с ее людьми, выращенными в инкубаториях, с ее механическими глазами и ушами, наблюдающими за каждым шагом, с ее внушителями, проникающими в голову, казались ей ничтожными в сравнении с тем счастьем, которым она обладала и которого теперь лишилась навсегда, по собственной своей вине, по собственному своему капризу. Разве мы не могли жить здесь, в Долине? Зачем я придумала этот побег, зачем я настаивала на нем, хотя все мы были убеждены, что не сможем осуществить его? Я видела, что Рене колеблется, что он боится, и тем не менее я заставила его принять решение. Он не должен был соглашаться со мной. Он осторожный, умный, я же только женщина, живущая чувствами. Если бы не прибытие Камескасса, которого так неожиданно привез сюда Куинслей, пожалуй, ничего бы и не случилось. Он повлиял на Рене больше всех. Этот решительный человек не желал оставаться здесь, и вот… он поплатился жизнью за свою решительность. А Чарльз Чартней? Он первый подал мысль о возможности побега, однако, хитроумный англичанин, он предпочел остаться в безопасности и теперь здоров и невредим. Бедный, славный Мартини, какой у него был страшный вид, когда его, раненого, уносили на носилках! Все лицо в крови, на руках раны. Он и Камескасс дрались как львы. А Ур, этот человек-зверь, положивший за нас жизнь?»
Картина борьбы ожила в ее памяти, и она задрожала мелкий дрожью, стуча зубами.
«Рене, Рене! – простонала она. – Мой возлюбленный, ты геройски сражался, и если бы не электрическая палка Куинслея, вышел бы победителем. Ты упал на землю, как сраженный молнией, твоя неподвижность поразила меня, я думала, что ты мертв. Как звала я тебя, как старалась вернуть к жизни! А этот негодяй! Злоба душила его, еще одно мгновенье, и он поразил бы тебя новым ударом, но я обвила своими руками его ноги, я рыдала, валялась перед ним на земле, молила, и вот вымолила тебе пощаду».
Мадам Гаро выпрямилась на стуле и так сжала руки, что суставы пальцев хрустнули. Ничего, час мщения наступит, надо только убедиться, что Рене отослан во Францию.
Она решительно встала и, подойдя к столу, осушила до дна стакан принесенного ей напитка. После этого она привела в порядок свой костюм и прическу. Почувствовав голод, проглотила несколько таблеток. Быстро наступившее успокоение и прилив бодрости позволили ей спокойнее обдумать положение. Ясно, что она должна действовать очень осторожно и хитро, чтобы привести свой план в исполнение. Убить всемогущего Куинслея – нелегкая задача, тем более, что при выполнении ее она могла рассчитывать теперь только на свои силы. Из прежних знакомых, которые могли оказать ей помощь, никого не осталось в живых. Добрый Фишер и его жена, конечно, не годились для этого дела…
Мадам Гаро начала обдумывать подробности своего плана, но скоро убедилась в том, что мысли ее путаются. Ее стало клонить ко сну. Таблетки подействовали, она не могла более противиться непреоборимому желанию прилечь на кровать. В ту же минуту она заснула и проспала ровно сутки.
Судя по солнечному четырехугольнику на стене, мадам Гаро проснулась очень рано. Часы давно стояли, и она не могла точно определить время. Обычные привычки вернулись к ней. Она занялась своим туалетом и тут только впервые заметила, в каком печальном состоянии находилось ее дорожное платье. Повсюду были видны следы опасного путешествия перед побегом и лютой борьбы, которую ей пришлось выдержать.
В маленьком несессерчике, брошенном на столе, она нашла все необходимое для починки своего костюма. Мадам Гаро принялась шить, а голова ее все время работала в одном направлении, стараясь разрешить интересующие ее вопросы: сколько времени она пробудет в этом заключении и какой будет дальнейшая ее судьба, где находится ее дорогой Рене и что с ним?
Когда вошел слуга и поставил на стол кофе и несколько сухарей, мадам Гаро обратилась к нему:
– Скажите, где я нахожусь сейчас?
Слуга, высокий и худой, с лицом, похожим на лица всех жителей Долины, ничего не ответил и только покачал головой, давая понять, что он не может говорить.
– Могу я видеть Куинслея? – снова спросила мадам Гаро. Слуга опять покачал головой и, не дожидаясь дальнейших расспросов, вышел из комнаты.
«Конечно, я арестована, – решила молодая женщина. – Сколько же времени Куинслей собирается продержать меня в заключении? Вернее всего, я нахожусь где-нибудь около Высокого Утеса. Хотя я плохо помню, что произошло после всей этой потрясающей ночи, тем не менее убеждена, что Рене находится где-нибудь неподалеку. О, если бы хоть раз взглянуть на него! Как я буду рада, если мой возлюбленный оправится от всех этих ужасов, сможет счастливо зажить во Франции! Я же поставлю крест на свою жизнь. Десять лет я дожидалась Леона для того, чтобы не свидеться с ним даже перед его смертью… Я полюбила тебя – для того, чтобы навсегда утерять через несколько месяцев счастья. Судьба меня преследует. Единственное утешение месть. Я отомщу за всех нас и освобожу Долину от тирана». – Мадам Гаро отерла слезы. Она начала обдумывать всевозможные детали, вырабатывать тончайший план действий.
Раздался резкий, короткий стук в дверь.
– Войдите.
На пороге стоял Куинслей. Высокий, в темном изящном костюме. Он слегка наклонился вперед и смотрел пронизывающе; губы кривились от едва заметной улыбки.
– Мадам, я надеюсь, вы настолько оправились, что можете принять меня?
Мадам Гаро, попятившись, отодвинулась в самый дальний угол комнаты. Через мгновенье ее охватило страстное желание вцепиться в длинную шею этого ненавистного человека, задушить его. Пальцы ее судорожно сжимались, взгляд выражал злобу и решительность.
Куинслей пододвинул к ней стул. Он заметно прихрамывал на левую ногу.
– Я вижу, – усмехнулся он, – вы готовы поговорить со мной. Вы так ясно выражаете все, что у вас на душе! Это облегчает мою задачу.
Он сел без приглашения, несколько поодаль и, рассматривая свои белые худые руки, начал:
– Вы ненавидите меня, вы горите желанием отомстить мне. Все это понятно. В настоящее время я не претендую ни на какое другое чувство, хотя, если вы подумаете, вы убедитесь, что я никогда ничего не сделал вам худого. Может быть, я виноват в том, что с первого взгляда… с первой встречи стал относиться к вам очень хорошо?.. Я делал все, чтобы угодить вам. Не моя вина, что выходило иначе. – Заметив нетерпеливый жест мадам Гаро, он поспешно сказал: – Не буду. Хочу только сказать, что и впредь обещаю делать для вас все возможное, чтобы облегчить вашу жизнь здесь. Единственное, чего вы не можете от меня требовать – это того, чтобы я отправил вас из Долины. Кто попал сюда, тот остается здесь на всю жизнь. Конечно, я не говорю о том, что произойдет, когда Ворота откроются, то есть, когда туннель будет открыт… Тогда, естественно, все получат свободу, ибо мир будет принадлежать нам. Если я делаю исключение для вашего протеже, мсье Герье, то это потому, что состояние его в настоящее время таково, что он мне не нужен и он для меня не опасен.
– Что вы хотите этим сказать? – воскликнула мадам Гаро.
– Я говорю, что мсье Герье, возвратившись во Францию, не может быть мне опасен. В этом ночном приключении он сильно пострадал, но, пожалуйста, не беспокойтесь: жизни его ничто не угрожает. Психика у него расстроена, правда, но я убежден, это пройдет.
Мадам Гаро перебила его:
– Скажите, когда вы намерены отправить Рене во Францию?
Куинслей ответил уверенным тоном:
– О, в самом скором времени. Я не буду его здесь задерживать.
Заметив на лице молодой женщины выражение недоверия, Куинслей произнес обычным для него тоном гипнотизера:
– Если вместо того, чтобы наказать Рене Герье, я отправляю его на родину, то делаю это, чтобы исполнить ваше желание. Надеюсь, вы могли убедиться за время нашего недолгого знакомства, что я не люблю и не умею отходить от раз принятого решения?
Мадам Гаро, наконец, переборола чувства, обуревающие ее, и, вспомнив только что выработанный ею план действий, постаралась смягчить выражение своего лица. Но это ей плохо удавалось, так что слова ее – «Как вы любезны, мистер Куинслей, я, право, вам очень обязана и никогда этого не забуду», заставили Куинслея на мгновение бросить на нее острый, пронизывающий взгляд.
– Каждый человек, в конце концов, все делает для себя, – холодно сказал он. – Я перейду к цели моего прихода. Всякая попытка к побегу, кем бы она ни была предпринята, должна быть наказана. Все виновники этого преступления, а с точки зрения законов нашей страны это преступление, – уже понесли то или иное наказание. Некоторые из них поплатились жизнью, другие, конечно, отбудут тюремное заключение. Я говорю о Мартини. Вы не можете быть исключением, хотя я лично, прошу вас верить, мадам, делаю все, чтобы смягчить вам наказание. Поэтому-то вы и провели в этой комнате почти четверо суток. Это был период следствия, я сам веду его. Я вас не допрашиваю, потому что это мне не нужно, я все знаю и так, без допроса. Теперь вы отправитесь в заточение, но пусть вас не пугают эти слова. – Куинслей приподнял голову и, не сводя глаз с лица сидящей против него молодой женщины, продолжал: – Для вашего заточения я назначил вам вашу бывшую квартиру в Колонии. Вы будете под домашним арестом. На деле вам будет предоставлена почти полная свобода. Семейство добрых Фишеров поможет вам пережить происшедшее. – Сказав это, Куинслей на несколько секунд перевел взгляд на свои выхоленные руки и, помолчав немного, вдруг встал со стула. – Мадам, вы убеждаетесь, что правители не всегда могут делать то, что хотят. Мое искреннее желание делать вам одно лишь хорошее, а между тем я должен привести в исполнение наказание. Власть накладывает тяжкие обязательства. – Он усмехнулся, сделав два шага по направлению к мадам Гаро, и, протягивая руку, промолвил: – Вы не осудите меня, вы поймете. Вам назначено наказание самое легкое, так сказать – наказание на бумаге.
