Вероника Рот - Избранная
Я медленно обхожу его. На его спине краски больше, чем кожи. Здесь нарисованы символы всех фракций: Лихость наверху позвоночника, Альтруизм сразу под ней, другие три, поменьше, еще ниже. Несколько секунд я смотрю на весы, которые представляют Правдолюбие, глаз, который означает Эрудицию, и дерево, которое символизирует Товарищество. Вполне логично, что он нанес на себя символ Лихости, своего прибежища, и даже символ Альтруизма, своей родной фракции, как и я. Но остальные три?
– Я считаю, что мы все совершили ошибку, – тихо говорит он. – Мы стали принижать добродетели других фракций, развивая свои собственные. Я не хочу этого делать. Я хочу быть смелым, и самоотверженным, и умным, и добрым, и честным.
Он прочищает горло.
– Я постоянно борюсь с добротой.
– Никто не идеален, – шепчу я. – Ничего не получится. Один недостаток замещается другим.
Я обменяла трусость на жестокость; обменяла слабость на свирепость.
Я провожу по символу Альтруизма кончиками пальцев.
– Знаешь, надо предупредить их. И поскорее.
– Я знаю. Мы предупредим.
Он поворачивается ко мне. Я хочу прикоснуться к нему, но боюсь его наготы, боюсь, что он заставит меня тоже обнажиться.
– Это пугает тебя, Трис?
– Нет, – хрипло отвечаю я и прочищаю горло. – Не всерьез. Просто я… боюсь своих желаний.
– И чего же ты хочешь? – Его лицо становится напряженным. – Меня?
Я медленно киваю.
Он тоже кивает и осторожно берет мои руки. Кладет мои ладони себе на живот. Глядя вниз, поднимает мои ладони по животу и груди и прижимает к своей шее. Мои руки покалывает от близости его кожи, гладкой, теплой. Лицо пылает, но я все равно дрожу. Он смотрит на меня.
– Когда-нибудь, – говорит он, – если ты не передумаешь, мы можем…
Он умолкает и прочищает горло.
– Мы можем…
Я слегка улыбаюсь и обнимаю его, прежде чем он успевает договорить, прижимаюсь щекой к груди. Я чувствую щекой его сердцебиение, такое же учащенное, как и у меня.
– Ты тоже боишься меня, Тобиас?
– Ужасно, – улыбается он.
Я поворачиваю голову и целую впадинку под его горлом.
– Возможно, ты больше не появишься в моем пейзаже страха, – шепчу я.
Он нагибает голову и медленно целует меня.
– Тогда все будут называть тебя Шесть.
– Четыре и Шесть, – пробую я.
Мы снова целуемся, и теперь это кажется знакомым. Я точно знаю, как соотносятся наши тела: его рука на моей талии, мои ладони на его груди, давление его губ на мои. Мы запечатлели друг друга в памяти.
Глава 32
Пока мы идем в столовую, я внимательно изучаю лицо Тобиаса в поисках следов разочарования. Мы провели два часа, лежа на его кровати, разговаривая и целуясь, и в конце концов задремали, пока не услышали крики в коридоре – люди направлялись на банкет.
Если что-то и изменилось, то он стал менее серьезным. Во всяком случае, больше улыбается.
Дойдя до входа, мы разделяемся. Я вхожу первой и бегу к нашему с Уиллом и Кристиной столу. Через минуту он входит вторым и садится рядом с Зиком, который протягивает ему темную бутылку. Тобиас отмахивается.
– Куда ты подевалась? – спрашивает Кристина. – Все остальные вернулись в спальню.
– Просто бродила вокруг. Слишком нервничала, чтобы с кем-то разговаривать.
– У тебя нет причин нервничать. – Кристина качает головой. – Я всего-то на минутку отвернулась, чтобы поболтать с Уиллом, как ты уже исчезла.
Я замечаю в ее голосе нотку зависти и снова жалею о невозможности объяснить, что я была хорошо подготовлена к симуляции из-за того, кто я есть. Остается просто пожать плечами.
– Какую работу ты выберешь? – спрашиваю я.
– Пожалуй, мне понравится работа, как у Четыре. Обучать неофитов. Они у меня света божьего не взвидят. То-то весело будет! А ты?
Я так сосредоточилась на прохождении инициации, что почти не думала об этом. Я могла бы работать на лидеров Лихости… но они убьют меня, если узнают, кто я. Какие еще есть варианты?
– Наверное… я могу быть послом в других фракциях. Думаю, мне поможет то, что я переходник.
– Я так надеялась, что ты скажешь «будущий лидер Лихости», – вздыхает Кристина. – Потому что именно этого хочет Питер. Он без умолку болтал об этом в спальне.
– Я хочу того же, – добавляет Уилл. – Надеюсь, я буду стоять выше его… о да, и всех прирожденных лихачей. Совсем о них забыл.
Он стонет.
– О боже. Это совершенно исключено.
– Вовсе нет. – Кристина тянется к его руке и переплетает с ним пальцы, как будто это самая естественная вещь на свете.
Уилл сжимает ее ладонь.
– Один вопрос. – Кристина наклоняется вперед. – Лидеры, которые наблюдали за твоим пейзажем страха… они над чем-то смеялись.
– Неужели? – Я до боли прикусываю губу. – Приятно, что мой ужас их позабавил.
– Как ты думаешь, что это было за препятствие?
– Понятия не имею.
– Ты лжешь, – уличает она. – Ты всегда покусываешь щеку изнутри, когда лжешь. Это тебя выдает.
Я перестаю покусывать щеку изнутри.
– Уилл сжимает губы, если тебе от этого легче, – добавляет она.
Уилл немедленно прикрывает рот.
– Ладно, скажу. Я испугалась… близости.
– Близости, – повторяет Кристина. – Типа… секса?
Я напрягаюсь. И заставляю себя кивнуть. Даже если бы, кроме Кристины, никого рядом не было, мне все равно захотелось бы ее немедленно придушить. Я обдумываю несколько способов причинить максимум вреда, затратив минимум сил, и пытаюсь испепелить ее взглядом.
Уилл смеется.
– И как это было? – спрашивает она. – В смысле, кто-то просто… попытался это сделать? И кто же?
– Да никто. Незнакомый мужчина… без лица. А как твоя моль?
– Ты обещала никому не говорить! – вопит Кристина и шлепает меня по руке.
– Моль, – повторяет Уилл. – Ты боишься моли?
– Не какая-нибудь жалкая стайка моли, – поясняет она, – скорее… целый рой. Повсюду. Все эти крылышки, ножки и…
Она содрогается и качает головой.
– Ужасно, – с притворной серьезностью соглашается Уилл. – Узнаю свою девочку. Круче нее только ватные шарики.
– Да заткнись ты.
Где-то визжит микрофон, так громко, что я прижимаю ладони к ушам. Я оглядываюсь в поисках Эрика, который стоит за одним из столов с микрофоном в руке и постукивает по нему кончиками пальцев. Закончив стучать и дождавшись, когда толпа лихачей затихнет, Эрик прочищает горло и начинает:
– Мы здесь не большие мастера говорить. Красноречие – удел эрудитов.
Толпа смеется. Интересно, они знают, что он раньше был эрудитом и под напускным безрассудством и даже жесткостью лихача он больше эрудит, чем кто-либо друг ой? Сомневаюсь, что они стали бы над ним смеяться, если бы знали.
– Так что я не буду долго тянуть. Наступил новый год, и нам досталась новая толпа неофитов. И чуть меньшая толпа новых членов фракции. Наши поздравления!
При слове «поздравления» комната взрывается, не аплодисментами, а стуком кулаков по столам. Звук вибрирует в моей груди, и я усмехаюсь.
– Мы верим в отвагу. Верим в действие. Верим в свободу от страха и приобретение навыков, которые помогут изгнать зло из нашего мира, чтобы добро могло процветать и приумножаться. Если вы верите в то же самое, добро пожаловать.
Несмотря на то что Эрик, вероятно, ни во что из перечисленного не верит, я невольно улыбаюсь, потому что я – верю. Как бы сильно лидеры ни извратили идеалы Лихости, эти идеалы все же могут стать моими.
Снова стук кулаков, на этот раз в сопровождении возгласов.
– Завтра, став членами фракции, лучшие десять неофитов первым делом выберут себе профессии в порядке завоеванных рангов, – продолжает Эрик. – Я знаю, что все с нетерпением ждут именно рангов. Они были определены по сумме трех оценок: первая – за боевой этап обучения; вторая – за симуляционный этап; третья – за последнее испытание, пейзаж страха. Ранги появятся на экране за моей спиной.
Едва он произносит слово «спиной», как на экране размером почти со всю стену вспыхивают имена. Рядом с номером один – моя фотография и имя «Трис».
Тяжесть падает с моих плеч. Я и не сознавала ее, пока она не исчезла вместе с необходимостью ее таскать. Я улыбаюсь, и по моему телу разливается покалывание. Первая. Дивергент или нет, я член этой фракции.
Я забываю о войне, забываю о смерти. Уилл крепко обнимает меня. Я слышу одобрительные возгласы, смех и крики. Кристина указывает на экран, ее глаза широко распахнуты и полны слез.
1. Трис
2. Юрайя
3. Линн
4. Марлин
5. Питер
Питер остается. Я подавляю вздох. Но потом я читаю оставшиеся имена.
6. Уилл
7. Кристина
Я улыбаюсь, и Кристина тянется через стол, чтобы обнять меня. Я слишком растеряна, чтобы протестовать против нежностей. Она тихонько смеется.
Кто-то обнимает меня со спины и орет над ухом. Юрайя. Я не могу обернуться, поэтому протягиваю руку назад и сжимаю его плечо.