МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №2, 2018(24) - Песах Амнуэль
– Я могу подыграть, – тихо предложил мужик с губной гармошкой, подходя ближе.
Все вытянули шеи в нашу сторону. Люди выглядели раздосадованными, смущенными, а порой, и не скрывали своего отвращения. И тогда я задался вопросом: почему эту песню нельзя упоминать?
Но тут от дома, где стоит бочка, раздались крики. Мой пьяный провожатый орал на почти столь же пьяного мужика, и каждый пытался вырвать у другого тыквенную бутылку. Еще пара-тройка болельщиков с каждой стороны подначивали их криками.
– Джет! – крикнула Донни Каравэн громиле. – Давай, прекратим это, не то весь самогон разольют.
И они с Джетом направились к мужикам у бочки, остальные тоже подобрались, чтобы поглазеть.
– Джон, – тихо позвал кто-то... тот человек с губной гармошкой. Отсветы костра четко вырисовывали морщины на его худом лице и волосы «соль с перцем». – Джон, и все-таки, что ты тут делаешь?
– Смотрю, – ответил я, наблюдая, как громила Джет разнял двух пьяниц и Донни Каравэн принялась их распекать.
– И слушаю, – продолжал я. – Любопытно, какое отношение черный поезд имеет ко всей этой вечеринке. И что это за рассказ о проклятии. Знаете что-нибудь?
– Знаю, – ответил он.
Мы отошли с едой подальше от костра. Народ с хохотом и криками продолжал стягиваться к бочке.
– Донни Каравэн была замужем за Тревисом Джонсоном, – начал гармошечник. – Тот владел в Верхней Развилке железной дорогой и занимался перевозками здешней древесины. Человек с тугой мошной, потому Донни за него и вышла. Но... – Он сглотнул. – Ее любил еще один парень, Кобб Ричардсон. Он работал машинистом на ее мужа. И убил его.
– Из-за любви?
– Люди считали, что Донни Каравэн подбила Кобба на убийство мужа. Дело в том, что Тревис завещал ей все деньги и имущество: железную дорогу и прочее. Но Кобб в своем признании сказал, что Донни никоим боком не причастна к убийству. Закон ее отпустил, а Кобба казнили в столице штата.
– Ну и дела, – присвистнул я.
– Во-во. И мать Кобба – миссис Аманда Ричардсон – наслала проклятие.
– О, так это она ведьма...
– Да никакая она не ведьма, – перебил он, – просто наслала проклятие. Пообещала, что наследство выйдет Донни боком и поезд Кобба станет ее гибелью. А Донни только посмеялась. Ну, ты слышал ее смех. С тех пор в наших краях и появилась песня о черном поезде.
– Кто ее сочинил?
– Полагаю – я.
Он посмотрел на меня долгим взглядом. Выждал, давая свыкнуться с новостью, и добавил:
– Вероятно, именно из-за песни Донни Каравэн согласилась на сделку с железной дорогой Ореховой Речки. Эти ребята выплачивают ей содержание, а она больше не гоняет поезд из Верхней Развилки.
Я доел жареную свинину. Мог бы сходить за добавкой, но уже как-то не хотелось.
– Понятно, мисс Каравэн решила, что нет поезда – нет и гибели.
Мы с ним выбросили бумажные тарелки в костер. Я особо не рассматривал людей, но с приходом ночи они вроде как стали смеяться потише.
– Вот только поговаривают, что поезд все же ходит по той дороге. Или, по крайней мере, ходил. Иногда в полночь появляется черный поезд, и тогда умирает какой-нибудь грешник.
– А ты сам этот поезд когда-нибудь видел?
– Нет, Джон, но Господь наверняка его слышит. Одна Донни Каравэн над этим смеется.
Она тут же залилась смехом, подшучивая над обоими драчунами. Все мужчины повернулись в ее сторону, и, сдается, женщинам это не понравилось. Да я и сам чуть изогнул шею.
– Двадцать лет назад она была в самом соку. Глаз не отвести, поверь, – продолжал гармошечник.
– А что значит, нет больше проклятия?
– Донни обтяпала еще одну сделку. Продала все рельсы Верхней Развилки, что двадцать лет пролежали без дела. Сегодня были сняты и увезены последние. А вот этот дом она построила на том месте, где когда-то пролегала железная дорога. Глянь-ка туда, через этот проход в середине здания. Там как раз и проходили пути.
Итак, темная насыпь среди деревьев – это бывшая железная дорога, подумал я. Сейчас она кажется не такой уж широкой.
– Нет рельсов – значит, нет и никакого черного поезда в полночь, как считает Донни, – продолжал он. – А люди явились по ее приглашению по разным причинам: кто-то арендует у нее землю, кто-то должен ей денег, а некоторые – мужчины – просто рады плясать под ее дудку.
– И она больше не выходила замуж? – спросил я.
– Если она это сделает, то потеряет землю и деньги – наследство Тревиса Джонса. Таковы условия завещания. Она живет с мужчинами безо всякого брака, меняет их, как перчатки. Некоторые, знаю, даже покончили с собой из-за того, что она к ним охладела. В последнее время Донни со здоровяком Джетом, но сегодня ведет себя так, словно выбирает нового хахаля.
В свете ламп и костров к нам вернулась хозяйка.
– Джон, гости хотят танцевать.
На пару с гармошечником я сыграл «Сгинувшие тысячи» («Many Thousands Gone» – песня в стиле кантри), и гости скакали так, будто их самих тут не меньше. В разгар кадрили Донни Каравэн сделала несколько проходок с каким-то блондином, а Джет выглядел так, словно кислятины наелся.
Когда я закончил, ко мне, шурша юбкой, снова подошла Донни Каравэн.
– Пусть губная гармошка одна поиграет. Станцуем?
– Не умею я всякие шейки вытанцовывать. Я бы сейчас с удовольствием разучил песню про черный поезд.
Она посмотрела на меня с прищуром.
– Ладно. Играйте, а я спою.
И спела.
Гармошечник подвывал моей гитаре на своей дуделке, а окружающие слушали, таращась на нас, будто лягушки.
Но дерзкий лишь смеялся,
Он не поверил в рок.
Вдруг поезда услышал
Пронзительный свисток.
«О, Господи, помилуй,
Прости, я грешен был.
О, смерть, прошу пощады...» –
Но поезд прикатил.
Пропев пару куплетов, Донни рассмеялась, как прежде, глубоко и насмешливо. Джет изверг какой-то странный горловой звук, зародившийся где-то в его бычьей шее.
– Что-то я никак не пойму, – начал он, – как это у тебя получается, что звук поезда кажется все ближе и ближе.
Просто меняю музыку, – объяснил я. – Перехожу на тон выше.
– Во-во,
