Александр Розов - Чужая в чужом море
— Звали, команданте?
— Да. Как наши раненые?
— У девяти все в порядке, но двое мне не очень нравятся. Я бы их отправил на шеф–базу.
— ОК. Так и сделаем. Теперь: можешь сразу сказать, что с этой пациенткой?
— Могу, — ответил тот, — Она обдолбалась наркотиком, и еще ее побили. Не очень сильно.
— Все? – спросил Хена.
— Так не могу сказать. Надо осмотреть.
Старлей кивнул.
— ОК. Осмотр. Диагноз. Первая помощь. Вводная: ее еще изнасиловали.
— Я понял, команданте, — ответил Гки, и увел девушку в шатер.
Мэрлин дернула старлея за рукав комбинезона.
— Послушайте, мистер Хена! Так же нельзя! Она не давала согласие на…
— Значит, так, — перебил он. – Ваш кретин–фельдшер вкатил ей несколько лошадиных доз препарата, предназначенного для разбушевавшихся клинических психопатов. Возможно, он даже не удосужился осмотреть девушку. Всем будет спокойнее, если ей займется мой военврач. Возможно, у него слабая подготовка, зато есть опыт работы с ранеными, и он действительно старается помочь пациенту, а не заколоть наркотиками до остекленения.
— Но Эстер не ранена, а избита и изнасилована! – возразила Мэрлин.
— А какая разница? – спросил старлей, — То же самое легкое ранение с болевым шоком, и с возможной инфекцией. Гки хорошо справляется в этих случаях. Я вижу, вы хотите что–то возразить, мисс Ренселлер. Нет проблем. Но давайте обсудим это там (он махнул рукой в сторону столовой). Я не ел с утра, а это неправильно. Вы можете позавтракать со мной, если хотите. Или можете попить чая с галетами, за компанию.
…
— Привет, миса Ренсели! Привет, команданте Хена! Меня зовут Ллаки. Если говорить, как янки, то получится «Lucky». Это тоже хорошее имя, поэтому можешь называть меня так или так, как тебе больше нравится. …
Представившись таким образом, юный, но довольно развитый женский организм, одетый в старые линялые шорты и четыре цепочки бус, приземлился на циновку рядом с ними.
— Привет, — ответил старлей, зачерпывая очередную ложку бобовой каши с тушенкой.
— Лаки! – строго сказала Мэрлин, — у нас с мистером Хена серьезный разговор и…
— Но миса Ренсели! Если команданте будет есть с белой женщиной, а черную женщину прогонит, то это расовая дискриминация!
— Joder! – вырвалось у старлея, — Где ты научилась таким словам?
— По CNN, — ответила Ллаки, — В миссии есть TV через интернет. Но он уже не работает.
— Очень хорошо, — сказал Хена, — Возьми себе каши и чая, и позавтракай, если хочешь, а нам с мисс Ренселлер действительно надо поговорить.
— А я уже поела, так что я просто посижу. Вы говорите, я не буду мешать.
Старшая сестра миссии вздохнула, и сообщила несколько недовольным тоном.
— Это все Виллем, электрик нашей миссии. Он работает здесь почти четыре года, так что, когда я сюда приехала, он уже был. Это – его инициатива сделать для молодежи что–то вроде воскресной школы. Мне совсем не нравится, как он это делает. Ни программы, ни системы. Эти сомнительные мультфильмы и новости CNN вместо учебных пособий. Но запрещать я тоже не могла… Вернее, могла бы, но…
— Зачем запрещать? – удивился Хена, — лучше, если дети учатся как–то, чем если никак.
— Возможно, вы в чем–то правы, — нехотя согласилась Мэрлин, — но у Лиги другое мнение по этому поводу. В современном мире много вещей, которые лучше не знать. Но давайте не будем отклоняться от предмета разговора.
— А о чем мы говорили? – спросил он, отправляя в рот следующую ложку каши.
— Мы говорили об Эстер, — напомнила Мэрлин, — Как я уже сказала…
— Вы уже сказали, — перебил он, — Она из Финикс, штат Аризона, ей 24 года, образование среднее, детей нет, не замужем, в вашей лиге работает 2 года, а здесь – 3 месяца. Так?
— У вас хорошая память, — с нескрываемым удивлением, заметила старшая сестра, — А мне казалось, что вы заняты едой, и слушаете в пол–уха. Теперь вы понимаете, мистер Хена, в какую ужасную ситуацию она попала?
— Пока не вполне, — сказал он, положил ложку в миску, и вынул из нарукавного кармана woki–toki, — Сейчас выясню… Алло, Гки, что там с этой девушкой?
Поговорив с военврачом, он убрал woki–toki и, снова взявшись за ложку, сообщил:
— Не так все ужасно, мисс Ренселлер. Ушибы и ссадины на лице, руках и теле, трещина в одном ребре, ссадины на внешних половых органах. Сотрясение мозга, но гематом нет. Ушиб печени, без разрыва тканей. По инфекциям данные будут позже. Гки уже сделал ей хемофильтрацию крови от наркотика, которым накачал ее ваш кретин–фельдшер. Далее, Гки вколол двойную дозу «S–bioprotect» и двойную «G–bioprotect». Это вызовет аллергию, но для жизни это не опасно. Инфекции лучше подавить как можно быстрее. Если девушку не заразили чем–то, кроме обычного набора (гепатит, эйдс, гонорея, сифилис, хламидиоз и трихомониаз), то все ОК. А если… посмотрим. Гки ввел ей «pre–stopper» (для ликвидации возможной беременности), и провел обычную обработку внешних повреждений.
Старлей произносил свой монолог, не прекращая питаться (ценное умение для полевого командира), и к финальной фразе как раз прикончил остатки содержимого своей миски.
— Команданте Хена, хочешь, я налью тебе чая? – спросила Ллаки.
— Налей, если тебе не лень, — согласился он.
— Вы сказали «для ликвидации возможной беременности», – сказала Мэрлин.
— Да, — подтвердил он, — По инструкции это положено делать в таких случаях. Ну, вы же понимаете, групповое изнасилование, большое количество спермы…
— То есть, если она забеременела, то…?
— То все уже нормально, — перебил он.
— Вы понимаете, мистер Хена, что это — аборт?
— Какой еще аборт?
— Вы действительно не понимаете, или делаете вид, что не понимаете?
— Я действительно не понимаю.
Мэрлин дважды глубоко вздохнула, и с жаром произнесла:
— Уничтожение зачатой жизни в чреве матери – это аборт. Это убийство нерожденного младенца. Убийство человека, понимаете?
— Мисс Ренселлер, не надо морочить мне голову, ладно? Честное слово у меня и у Гки и без того хватает забот с ранеными… Спасибо, Ллаки, ты очень добра (последняя фраза относилась к девушке, поставившей перед ним кружку с чаем).
— Мистер Хена! Должна вам сказать, что вы безответственно относитесь к человеческой жизни. Вы знаете, что в момент зачатия, господь дает человеческому существу душу?
Старлей помассировал свой затылок ладонью, и сделал глоток чая.
— Знаете что, мисс Ренселлер? Вся эта ваша миссия – просто клуб самоубийц. Здесь зона боевых действий с участием бандформирований, работорговцев, обдолбанных рекрутов, полуголодных наемников, и хрен знает кого еще. А вы сидите посреди этой сральни, ни черта не понимая, и ведете себя, как дети в Диснейленде. Вчера вы отправили двух своих людей на верную и бессмысленную смерть, а сейчас толкуете мне про ответственность! Вы — взрослая женщина, у вас должна быть хоть капля ума. Вас что, вчерашняя история ничему не научила? Вы и теперь ничего не поняли? Зачем вы занимаетесь этой херней?
— Я не намерена разговаривать в таком тоне! – заявила Мэрлин, поднимась с циновки.
— Не хотите — не надо, — сказал он, — Эй, Игда!
— Да, команданте! – откликнулся командир 2–й роты с другого конца столовой.
— Слушай приказ. Весь состав миссии — под домашним арестом. Им запрещено выходить из деревни. Они ничего плохого не сделали, но они – дураки. Домашний арест — для того, чтобы они не пошли куда–нибудь, где их убьют. Вопросы есть? Вопросов нет.
Отдав это распоряжение, старлей демонстративно уткнулся в кружку и несколько минут делал вид, что не слышит возмущенных восклицаниями Мэрлин (в жанре «вы не имеете права» и «это грубый произвол»). Когда ее красноречие сошло на нет, и она ушла, бросив на прощание словечко «тонтон–макут», Хена вызвал по сателлофону капитана Алонсо.
«Докладываю, кэп. Там католическая миссия при красном кресте. Старый презик что–то через них крутил, скорее всего — дурь в таблетках, и прикрывал их. Они — кретины, ни во что не въезжают. Все бумажки я у них отнял. Куда это все передать?… Ладно, не вопрос.
У них потери: один труп, одна изнасилованная, она сейчас у меня на медпункте… Как сказать? Кости и ливер целы… Американка из Аризоны… Главная тоже американка…».
Едва он доложился, как в нарукавном кармане запищал woki–toki. Звонил Гки, чтобы сообщить: пациентка вышла из отупения, вызванного галоперидолом, и теперь ревет на весь медпункт, а давать ей успокоительное Гки боится, у девчонки и так полно химии в организме, хрен знает, что на что и как наложится. А оставлять так – тоже неправильно.
— Ладно, — вздохнул Хена, — сейчас приду, и сделаю что–нибудь.
Он убрал woki–toki, и стал торопливо допивать чай.
— Давай я пойду с тобой? – предложила Ллаки, — Эстер меня знает.
— Знает, и что дальше? — спросил он.
