Серафима Жук - НЗ - набор землянина
Серафима Жук
Нз - набор землянина
История первая
Во имя квиппы
Оптимист знает золотое правило: бывает и хуже. То есть, ну, по-простому если, ты еще не на дне, ты в процессе движения. А движение - жизнь. Что тут возразишь? Моя жизнь сплошное движение, причем сейчас ускоряется оно конкретно. Аж в ушах свистит...
Дзынь! Не знаю, за что мама любила эту бегонию. Некоторые родители нежно заботятся о своих дачах с картошечкой, другие раскармливают собак. Но наш случай особенный. Уезжая в солнечную Грецию, мама рыдала из-за бегонии. Вопреки такой душевной драме, она смирила боль... и предпочла цветку - грека, в него вцепилась, ему отдала сердце, чемодан и паспорт. А бегонии только помахала прощально, окропила её слезками и строго велела нам с братом впредь поливать сиротку отстоявшейся водой.
- Это мамина бегония, - пояснила я оккупантке. Изучила труп растения и мысленно занесла в протокол: "Падение с высоты роста, повлекшее смерть по неосторожности". - Была.
Хрен докажешь умысел. Записи с камер наблюдения нет, у нас вообще дома нет даже фотоаппарата, разве - в телефоне брата. Далее: свидетелей нет. Оккупантка заявит при опросе, что отсутствовала. Убедительно, из магазина её можно выманить только звонком от родственников. Многочисленных, как морщинки у глаз, ага. Мои показания будут признаны ничтожными, поскольку я пристрастна и, вдобавок, первая подозреваемая в списке, состоящем из одного пункта.
Я искренне уважаю все нации и народности, но с некоторых пор, а именно со второй среды прошлого месяца, отдельно рассматриваю лиц армянской диаспоры. Вернее, одну жирную харю, которая въехала в нашу с братом "двушку" на правах его жены. Не совсем молодой, но внезапно и безмозгло любимой. Я окинула взглядом крепко сваренный смугловатый холодец щек новобрачной, сопящей на мертвую бегонию, как бойцовый пес - на поверженного противника. Говорят, не судите по внешности, у людей немало скрытых достоинств. Вообще-то, я и с этим согласна. Шлепнуть бы без суда... Только полицейский из меня не получился. Если ваш начальник перед аттестацией спросит вас, предусмотрено ли уставом ношение бюста четвертого размера, не стоит применять к нему меры физического воздействия. Ну - если не понятно, о чем я, то это просто. Он применил к бюсту, я к морде. Аттестацию прошел только начальник. Значит, к мордам - нельзя. Проверено практикой.
- Сама уранила, да? - намеренно уродуя слова, пробасила новобрачная и пнула труп бегонии.
- Еще при жизни я ревновала её к маме, - дала я ложные показания.
Задумалась: а ложные ли? Хотя... Не к греку же ревновать. У него там кризис, мама вон не звонит уже год. Ничего, новая радость нашей семьи свалится на маму и без звонка. Медовый месяц не состоится без восьмидесяти килограммов дегтя, вот как это называется. Грека жалко. Так что к нему я точно не ревную. Теперь.
Сходив за веником, я смела грунт в совок, поместила вместе с жертвой оккупации в газету и затем в полиэтиленовый гроб, он же мусорный пакет. Если разобраться, армянка кое в чем права. Бегония претерпела немало зверств. Брат стряхивал пепел в горшок, я забывала поливать, из форточки дуло... пусть покоится с миром.
Оккупантка, вроде бы невзначай, двинула окороками и переместила стул на мою половину кухни. И, хотя математика утверждает равность половин, моя в территориальном смысле составляет примерно два квадратных метра, а новой семье достался утроенный кус. Люблю ли я брата, чтобы и это ему простить? Увы, не в метрах дело, не в них одних. Эта рыже-хновая стерва протирает лишь свою половину зеркала в ванной. Выносит свой мусор. Не моет полы - я же хожу по ним! И так далее. Очень далеко так, и все далее и далее, и никогда не предвидится перемен к лучшему. За минувшие недели я усвоила, что падение оптимиста на дно может быть процессом конечным.
Когда я достигну дна, будет большой шмяк. То есть я все же врежу еще по одной морде. И опять не пройду какую-нибудь аттестацию... Блин.
- Обед, - позвала я несбыточное.
- Иди на работу, да? - сразу посоветовала добрая женщина, надеясь мирно завладеть всеми квадратными метрами хотя бы часов на десять.
Неделю назад я ткнула пальцем в газету. Попала в объявление "требуются водители". Ну и вот. Мне есть, куда пойти, хотя бы сегодня.
- Пока, лярва, - ласково попрощалась я.
Грохнула дверью, чтобы заглушить визг. Как это соседи еще живы? Говорят, инфразвук убивает даже лошадь, выжившую после всасывания капли никотина.
У меня шикарная рабочая машина, кликуха - Апельсинчик. Это ржавый китаец, такой старый и малоценный, что я могу ездить домой и смело бросать оранжевый хлам у обочины. В салоне навязчиво пахнет пиццей. Если по дороге на работу мне везет, на обочине находится болтливый пассажир с насморком, готовый как бы забыть в салоне пару сотен. Вообще я не настаиваю на расплате. Но люди у нас душевные и сами все понимают. Мы ж в одном городе обминаемся об эту хренову жизнь.
Апельсинчик закашлялся и приобрел паркинсон с первого поворота ключа. Я даже постучала по панели. Он сегодня заводится без боя? Ай-вай... Увы, гнать беду дробью по китайскому пластику - туфта. Но я твердо усвоила на опыте всех старых машин, контактировавших со мной: если не гадят сейчас, большой облом скоро встанет из-за горизонта в полный рост.
Телефон замяукал.
- Серафима, ты мне не сестра, - прошипел в трубку младшенький.
- Мама раскололась?
- Сима... это подло. Счастье брата тебе что, поперек горла? Ты вообще не в себе, а последний год на людей бросаешься. Ты...
- Сима - еврейское имя, - сообщила я сведения, полученные вчера на работе, ведь интернет дает нам знания, чтобы доставать ближних по полной. - Означает "услышанная богами". Въехал?
- Я требую, чтобы ты немедленно извинилась. Внутри тебе невыносимо стыдно, я знаю. Я вешаю трубку, а ты звонишь ей и делаешь себе же лучше. Ты в душе тонкий, ранимый и интеллигентный человек... была.
- Что сдохло, то сдохло. Хана, поздно реанимировать труп моей совести. Итак, если я Сима, то почему боги не слышат меня? Сбой связи? Алло! Эй, наверху! Брат приволок в дом чудовище! Мне негде жить, не с кем поговорить и даже тихо повеситься в туалете мне нельзя, эта дрянь стырила веревку. Она все тырит и прячет. Вчера она врезала в дверь своей комнаты замок и вообразила, что это сундук для хлама, а не часть квартиры. Ну ладно, моя веревка. Утром сгинули санки с лестничной клетки этажом выше. А ты знаешь, чьи они. Я не буду вас отмазывать.
- Какие санки? - брат сбавил тон и напрягся. - Извиняйся давай, нечего гнать пургу и тупо переводить стрелки. Может, ты их затащила куда на свалку, чтобы...
Он сдулся и притих. Все наше детство санки тырил он. И, если что, успевал улизнуть, многозначительно покосившись на сестру. Девочек не бьют, да? Особенно если у них в портфеле молоток. И он еще ноет про мою интеллигентность. Может, и было что лет до десяти. Я ж музыку любила. Только на вторую скрипку маминой зарплаты не хватило, а первую казнили у меня на глазах, образцово-показательно.
- Да, пошел ты, - примирительно попрощалась я, быстренько закругляя ссору. - Пока.
На обочине нелепой мельницей крутился такой чудной тип, что я затормозила раньше, чем идентифицировала его намерение стать пассажиром. Ей-ей, мне почудилось, что у него глаза светятся и в ногах лишний сустав. Он крутился и крутился, держа руки на манер пугала - в стороны. От него заранее отодвигались мирные горожане, тусовщики ближней остановки автобуса. Куртка этого типа была серебристая, дутая. Джинсы обтягивали мосластые ноги так, что косточки коленей можно рассмотреть в подробностях. Про обувь молчу, такие луноходы вроде вымерли еще в моем детстве. Ну, и шапка красная, вязаная, с крупным узором стилизованных северных оленей и убойным помпоном. А на вид дяде предпенсионно так, ага... Досрочно впал в маразм?
Апельсинчик дернулся и затих. В его случае отсутствие паркинсона - верный признак клинической смерти. Вчера мне на работе прозрачно намекнули про свечи и высоковольтные провода. Я им ответно закинула удочку про аванс. Ну, в общем, разошлись при своем, насухо. То есть мне очень нужен пассажир, способный уронить в бардачок хотя бы две-три сотни. Пришлось дотянуться до "мясорубки" и бодро опустить пассажирское стекло, пока маразматик не очухался и не принюхался к концентрату бензо-пиццы.
- До конечной метро подброшу ха-арошего человека, - намекнула я.
Он сразу всунулся в окно. Блин, смотрит на меня, как сканер на штрих-код, и молчит сосредоточенно, со смыслом. Сумка у него - кожа, и брендованная. Запах одеколона не с распродажи, а конкретная Франция. Странный тип.
