Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)
— А я и вовсе никак не врач, — подхватил Скопцов, — но мы ведь ваши друзья! Как бы то ни было, как бы ни поворачивались события в городе, мы ваши друзья, так что не нужно прятаться…
— А кто ещё мне друг? — поинтересовался хэр Ройш. — Твирин мне друг?
Золотце немедленно взъерошился.
— При чём тут Твирин? Вы ещё, право слово, Веню помяните.
— Я имел в виду, — тщательно выговорил хэр Ройш, подбирая слова столь же математически, как дрова в камине, — что деловые отношения любого толка размывают понятие дружбы — если даже оставить в стороне его размытость изначальную. Мне показалось, господин Золотце, что свою позицию вы выразили весьма прозрачно.
— Даже и не думайте опять попрекать меня кабинетом! — фыркнул Золотце. — Это был фарс и скандал, а не деловые отношения. И потом, — просиял он, — вы, право, преувеличиваете. Когда я лишился дома, вопрос съёмных комнат встал естественным образом — у города нет возможности, а у меня желания восстанавливать Алмазы. И не менее естественным образом господин Приблев пригласил разделить его временное обиталище, где он скрывается от чрезмерной родительской любви. И знаете что? На третий же день, стоило мне привести свои чувства в порядок, господин Приблев заявляет: нам, мол, стоит чётко распределить, а то и зафиксировать на бумаге, кто и какую долю этих комнат будет оплачивать!
— Весьма… смело, — Скопцов подошёл к стоящему возле камина креслу, но садиться в него не спешил. — Наверное, он подумал, что подобное предложение поможет избежать неловких ситуаций в дальнейшем.
— И был в этом решительно прав, — Золотце хмыкнул, — освежающе прав, позволю себе заметить. Я припомнил эту историю для того как раз, чтобы указать, как деловые отношения только укрепляют дружбу. Батюшка любил рассказывать, насколько денежный вопрос способен испортить людей. И не то чтобы господин Приблев был беден…
— То же можно сказать и про вас, — Скопцов улыбнулся.
Повисло молчание, и в его парах хэр Ройш напряжённо задумался о том, когда же именно последний пришёл. Кажется, утром? Утром было снежно, хэр Ройш дремал урывками — наверняка слуги могли пропустить гостей, или матушка, или он сам, того не запомнив, повелел…
Какая чушь. Очевидно, что Скопцов пришёл только что, с Золотцем. А это, к сожалению, указывает на то, что нервное расстройство серьёзнее, чем хотелось верить. Нужно его лечить, но хэр Ройш этого не умел, да и как лечить без докторов?
— Я хотел поднять этот вопрос, — неприятно поджал губы Золотце, — тот самый, что портит людей. Если говорить прямо, мне кажется, что члены Революционного Комитета заслуживают определённых выплат. Вы знаете, что члены Временного Расстрельного получают жалование?
— Это сугубо бюрократический момент, — донеслось от дверей. — Когда составлялась должностная инструкция членов Временного Расстрельного Комитета, следовало как-то их, то есть нас, классифицировать. Если бы я взялся создавать всецело новую категорию, к ней потребовался бы целый свод дополнительных правил, что было в той ситуации неоправданно громоздко. Тем временем, в Охране Петерберга есть чин «рядовой с гражданской профессией» — для поваров, конюхов и тому подобных вспомогательных людей. Было вполне естественно отнести к этой категории и членов Временного Расстрельного Комитета. А любым рядовым полагается жалование.
Хэр Ройш не доверял своим ушам, и потому с усилием перевёл взгляд; на пороге стоял Мальвин. Когда того было дозволено впустить? Или это тоже расстройство? Следует спросить, настоящий ли он. Но это выдаст хэра Ройша с головой, тут уж любой догадается о степени недуга.
Впрочем, он ведь и сам степени оной не понимал. Приблев велел подумать, что его тревожит. Не глупость ли? У них, у Четвёртого Патриархата, есть армия. Не так важно, хороша она или плоха. Мы слишком привыкли полагаться на то, что статус единственных, кто способен говорить с силовых позиций, даёт нам неограниченные возможности. Но мы не единственные. Почему же неделю назад, когда Веня столь уверенно озвучил свою дикую мысль, все об этом будто позабыли?
Почему ты согласился?
— Я счастлив за Временный Расстрельный Комитет, — окрысился Золотце вместо приветствий. — При создании Второй Охраны, впрочем, потребность в новой категории никого не смутила.
— Это было несколько позже, — невозмутимо качнул головой Мальвин. — В момент создания Второй Охраны время не играло против нас. — Не предлагая никому руки, он прошёл к хэру Ройшу и замер над ним колонной. — Граф Набедренных смущён тем, что выжившие делегаты остались исключительно на его совести. Он хотел прислать к вам Гныщевича, чтобы уточнить ряд нюансов, но я предпочёл перехватить инициативу. Однако вижу, что уточнения излишни. Вы определённо не в состоянии сейчас заниматься делегатами.
— Что ж граф не пришёл сам? — с ехидцей встрял Золотце.
— Веня против, — Мальвин отказался перемениться в лице.
Золотце отчётливо хлопнул себя манжетой по лбу.
Хикеракли говорил, что хэру Ройшу не следует заглядываться на Столицу, на Росскую Конфедерацию, на Четвёртый Патриархат. Но разве можно просто приказать себе не заглядываться? Отосланный на «Метели» графа Тепловодищева наглый вызов не может не спровоцировать реакции, способной быстро превратить внутригородской конфликт в вопрос управления всей страной. И задаст этот вопрос вовсе не Четвёртый Патриархат.
Люди всегда будут делиться на тех, кто хочет стоять во главе колонны, и разумных, как хэр Ройш. Неужто его потянуло заявить о себе? Да, нельзя спорить с тем, как сладко и убедительно говорили тогда, неделю назад, все собравшиеся обсудить непредвиденный инцидент с графом Тепловодищевым. Прямая конфронтация со Столицей казалась наиболее разумным вариантом.
Но ведь это классическое, как по нотам стремление ухватить за лапы цаплю в небе.
Оно не приводит к добру.
— Граф писал вам, — Мальвин неодобрительно покосился на стопку неоткрытых писем, которые хэр Ройш, видимо, принял прямо в гостиной, не потрудившись донести до кабинета, — безуспешно. Насколько я могу судить, вы не читаете корреспонденцию.
— Господин префект, — зашипел Золотце, — Белый район, где мы с вами волею случая сейчас находимся, чрезвычайно невелик, и от казарм его, по счастью, отделяет прелестная роща. Не волоките же оные за собой в особняк хэра Ройша, пощадите архитектуру!
— С каких это пор вы не желаете обсуждать насущные проблемы? — заиграл желваками Мальвин.
— С тех самых, с которых вы разучились замечать, что один из ваших друзей не в порядке.
Оба сердито друг от друга отвернулись. Да, да, у них ведь имеются некие разногласия; какие? По всей видимости, Твирин. Золотце упоминал давеча «фантастическую лояльность» или нечто наподобие этого.
Лояльность Мальвина. В ответственный момент тот ушёл от Революционного Комитета в сторону Твирина, и последствия это имело самые положительные, но нельзя быть уверенным, что приключились они по воле Мальвина, а не вопреки оной. Но ведь нет и оснований его в чём-то подозревать?
Есть основания подозревать кого угодно. Четвёртый Патриархат тоже не подозревал Петерберг в крайней серьёзности намерений, покуда в Патриаршие палаты не въехала «Метель». Поверившие же в революцию жители этого города не подозревают, что всю неделю за стенами особняка Ройшей велась работа — скучная, бумажная работа испортившимся почерком, в результате которой хозяин дома понял: новый, бессословный Городской совет — затея утопическая и даже опасная.
— Простите, господин Золотце, мне мою прямоту, — робко начал Скопцов, — да, простите, и простите, что я раскрою сейчас то, что вы раскрывать не хотели бы, но… Не пытаетесь ли вы выставить себя в оппозицию только лишь из куража? Ведь не вам, право, обвинять кого бы то ни было в невнимании к друзьям.
— И вы меня простите, — ядовито улыбнулся Золотце, — но я не понимаю, о чём речь.
— С тех пор как… с тех пор как не стало вашего дома, не стало его и у вас в душе.
— Души нет, — вклинился хэр Ройш и хихикнул; прочие посмотрели на него странно, и Скопцов с запинкой продолжил с того же места:
— Да-да, так вот: вам нет покоя. Но вместо того чтобы лечить свою… своё сердце, вы делаете обратное, вы нарочно прячетесь, нарочно отталкиваете друзей!
— Вы перечитывали под одеялом мистера Фрайда? — комически нахмурился Золотце. — Зачем бы мне так поступать?
— Потому что… — Скопцов осёкся и закончил еле слышно: — Потому что, удерживая в сердце эту потерю и эту злобу, вы удерживаете в нём и вашего батюшку. И боитесь, что потеряете, отпустив.
Золотце вскинул было кисти, чтобы рассмеяться, но Скопцов не позволил, непривычно резким движением развернувшись к Мальвину.
— А вам, друг, вам тоже следовало бы навести порядок не только в бумагах и казармах, но и в голове! Вы ходите, и молчите, и исполняете, и исправляете, и невозможно понять, на чьей вы стороне: нашей или твиринской!
