Марина Дяченко - Пандем
На парковке стоял один только, в два раза меньше Кимового, трёхместный «Путник». Ким взял из багажника сумку и двинулся по бетонке; ощущение было такое, будто он вернулся в детство. Справа и слева были поля, от которых он давно отвык, а под ногами дорожное покрытие, одновременно и надёжное, и архаичное, и ужасно неудобное после ставших привычными биоковров. Сколько лет они живут вот так? Четыре, пять? Обустроились серьёзно…
Посёлок был новенький. Дома – в основном кирпичные, редко – деревянные, крашенные. Над каждой крышей – труба и универсальная антенна. По крайней мере, от информации они не отказываются, подумал Ким.
Первыми ему встретились две женщины на велосипедах. Переглянулись:
– Эй! Вы кого-то ищете?
– Быстова, – сказал Ким.
– Он у себя, – сказала та, что помоложе, полная, с некрасиво затянутыми на макушке длинными волосами. Та, что постарше, в кепке, с сомнением выпятила нижнюю губу.
– Это где? – спросил Ким.
Обе некоторое время разглядывали его, будто он заговорил по-китайски или неудачно пошутил. Наконец, та, что помоложе, махнула рукой вдоль улицы:
– Туда.
И Ким пошёл.
Улица вывела его на площадь – по-видимому, посёлок строился по старому традиционному образцу. Самый большой дом на площади был четырёхэтажный, с круглой башенкой и действующими цифровыми часами; Ким ступил на площадь ровно в пятнадцать-четырнадцать.
Дверь в ратушу была закрыта на кодовый замок. Киму снова вспомнилось: такие, или похожие, охраняли двери многоэтажек в год пришествия Пандема…
Он позвонил.
– Кто вам нужен? – просили из динамика.
– Сергей Быстов.
– Кто вы?
– Ким Каманин. Можете посмотреть в сети.
Последовало минутное молчание. Может быть, обитатель ратуши последовал Кимовому совету. А может быть, просто раздумывал.
Замок громко щёлкнул, и дверь приоткрылась.
– Второй этаж направо, – сказал динамик.
Внутри было сыровато и пахло погребом. Ким поднялся на второй этаж по каменной, безо всякого покрытия лестнице; в большой комнате с тремя узкими окнами сидел тучный, большой человек с острыми, как искорки на лезвии, чёрными глазами.
– Добрый день, – сказал Ким.
– Добрый, – подтвердил хозяин. – От Пандема?
– Учёный я, – сказал Ким. – Биолог. Немножко – психолог… вы меня запрашивали?
Хозяин поддел мизинцем плоский монитор, лежавший на столе. Повернул так, чтобы Киму было видно. С монитора смотрел сам Ким – фотография позавчерашней, кажется, давности. Внизу темнел, как вспаханное поле, поясняющий текст; Ким успел разглядеть собственную дату рождения.
– Очень хорошо, – сказал он, перехватывая острый взгляд Быстова. – Вы, разумеется, можете меня отправить восвояси даже раньше, чем я скажу «А»… Кстати, как вы встречаете людей, которые говорят, что хотят к вам присоединиться?
Быстов усмехнулся:
– Вы похожи на древнего журналиста… Задаёте вопросы прежде, чем собеседник согласится отвечать.
– Я никогда не был журналистом. По первой профессии я врач.
– Хирург? – быстро спросил Быстов.
– Вы же прочитали, – Ким кивнул на монитор.
– Ч-чёрт, – сказал Быстов сквозь зубы. – А ну, марш отсюда. Быстро-быстро, за поле и чтобы духу здесь вашего…
– Почему?
Быстов поднялся:
– Ты не слышал? Плохо расслышал, что я сказал?
Ким не двинулся с места:
– А вы говорите со мной повежливее. Меня очень трудно спустить с лестницы, учтите. Хоть вы и хозяин, а меня никто не звал – угрожать не надо. Я могу неадекватно отреагировать.
Быстов разглядывал его с непонятным выражением. Вроде бы на Киме был комбинезон для полярных работ и пляжная панамка, и собеседник его пытался понять, что именно во внешнем виде гостя «не так».
– Ты пандемный? – спросил он наконец.
– Да, – сказал Ким.
– Ты пришёл сюда по поручению?..
– Нет. Мне надо понять одну вещь… Или много вещей. Но одну – очень важную.
– Это он велел тебе прийти, – сказал Быстов. – Димка мой ногу вчера сломал… и наша идиотка баба Мела не может правильно загипсовать. М-мать…
– Он ничего мне не велел, – сказал Ким. – Но если ваш Димка страдает из-за вашей гордости – вы эгоистичная скотина, вот и всё.
Быстов не отреагировал на «скотину». Наоборот, успокоился, даже сник. Уселся снова за стол, переложил с места на место два монитора: плоский и «линзу».
– Тебе не понять… тебе не понять. По-твоему, комфорт – важнее. Чтобы не дай бог не оцарапаться. Чтобы все жили в мире. И если ножку сломал – сразу все принципы побоку, беги к Пандему… Он, кажется, хитрее поступил. Он тебя к нам привёл, а ты и не догадался.
Ким на секунду задумался. Быстро – почти автоматически – проследил в обратном порядке всю цепочку своих решений за последние три дня.
– Когда он ногу сломал?
– Вчера, говорю.
– Отпадает, – сказал Ким, пытаясь скрыть облегчение. – Я ещё позавчера выкачал карту и просчитал дорогу к вам… Да и Пандем не станет водить меня, как куклу. Это всё ваши апокалиптические фантазии.
– Ну, раз не привёл, то и хорошо, – сказал Быстов, глядя в одно из окошек, грязное, с лоскутиками паутины. – Да и забыл ты свои хирургические умения. Двадцать пять лет нет практики – всё, сливай воду…
– Хорош болтать, – сказал Ким раздражённо. – Показывай, что там с Димкой твоим?
* * *Димке можно было дать лет шестнадцать с виду. Лицо его было цвета слоновой кости, а на лбу сотней булавочных иголок лежал пот.
– У вас анальгетики есть? Хоть что-нибудь?
– Водка.
– Идиоты. Ч-чёрт… Я позову Пандема.
– Убью, – шёпотом сказал лежащий Димка.
– А как мне править? Как? Как в тринадцатом веке – без наркоза?
– Есть ещё травка, – сказала баба Мела, которой было лет восемьдесят и которая на самом деле звалась Мелани Смит.
– Травка, – сказал Ким. Подумал и выругался – как когда-то в операционной; сразу сделалось легче. И сразу стало ясно, что произойдёт в ближайшие полчаса.
– Двух здоровых мужиков. Спирта. Бинтов. Гипс готовьте. И заберите всех баб отсюда. Вообще все лишние – выйдите…
Быстов стоял в углу. Киму не было времени анализировать, как именно хозяин не него смотрит и что у него на уме.
* * *Часа через два пацан уснул наконец – с нормальным пульсом, с наконец-то порозовевшим – от алкоголя – лицом.
По дороге от дома к ратуше встречные – а их было много, видимо, новость распространилась – косились на Кима с удивлением и опаской.
Быстов снова привёл гостя в свой кабинет. Со зверским выражением лица вытащил из шкафчика большую бутылку с длинными стеблями зверобоя в прозрачной жидкости цвета некрепкого чая:
– Ну…
Выпили молча.
– Он тебе сын? – спросил Ким.
– Ага.
– Сколько ему?
– Пятнадцать.
– Молодец…
– Знаю, – сказал Быстов, и в одном слове послышалась такая похвальба и гордость, которую редкий хвастун втиснет даже в длинную тираду.
Выпили по второй. Закусили какими-то сухариками вперемешку с вялыми, неаккуратными с виду, но очень вкусными огурцами.
– Почему? – спросил наконец Ким.
Быстов, не дожидаясь Кима, выпил третью. Поморщился:
– Поймёшь?
– Попытаюсь.
Быстов осторожно поставил на стол опустевшую рюмку. Протянул к Киму руки ладонями вверх:
– Видишь?
Руки были, как дерево. Застарелые мозоли покрывали их сплошной коркой.
– Не аргумент, – сказал Ким.
– Усилие, – сказал Быстов. – Человек – это усилие… Жизнь. Наибольшее усилие, на которое человек способен – цена ему, человеку. Не обязательно яму при этом копать… Или там бабе рожать необязательно… Ты меня поймёшь.
– Вообще любое усилие? – спросил Ким.
– Да, – Быстов снова налил себе и гостю. – Можно на тебя ещё продукт переводить? Или тебе Пандем в желудке всё в воду превратит, начиная с третьей?
– Не превратит, – сказал Ким. – Он ничего не превращает в воду, у него другие механизмы… Понеслась?
И они выпили.
– Зачем корячиться, если есть Пандем? – устало спросил Быстов.
– То есть зачем надрываться на жатве, если синтезатор делает хлеб из простеньких реактивов за пять минут?
Быстов покачал головой; сверкнула круглая лысина в густых седеющих патлах:
– Не-ет… В эту детскую ловушку меня не лови. Раньше, мол, люди на лошадях пахали, но разве комбайн обесценил их труд… Оптимальный путь, высвобождение энергии для других целей и всё такое – это правильно, Ким. Я совсем другое усилие имею в виду…
Он встал. Прошёлся взад-вперёд по комнате. Щёлкнул пальцами – на стене напротив окон засветился большой, от пола до потолка, монитор.
– «Дюйм», – пробормотал Быстов себе под нос. – Двадцать шестая.
