Эми Плам - Умри ради меня
Змея внутри меня стиснула мои внутренности так, что я уже почти не могла дышать.
— Но бывает и так, что намного больше как раз их, — громко произнес Жан-Батист, вошедший в зал вместе с Гаспаром.
Шарлотта, Эмброуз и Юл выпрямились как по стройке «смирно», пока Жан-Батист прохаживался мимо них взад-вперед, осматривая их личное снаряжение и футляры с оружием.
— Все как надо, — сказал он, наконец, одобрительно кивая всем троим.
Он вынул из стойки для зонтов две самые обычные на вид трости и бросил одну из них Гаспару. Тот молниеносным движением извлек из трости меч и внимательно осмотрел лезвие.
Они определенно выглядели как настоящая маленькая армия, возглавляемая свирепым генералом. Но поодиночке каждый из них вполне мог сойти за музыканта, собравшегося на джазовый концерт, — ну, если, конечно, их оркестр предпочитал кожаную одежду.
Вся команда вышла через двойную дверь в дальнем конце подвала и поднялась по ступеням в задний двор, где стояли несколько машин, мотоциклов и мотороллеров. Жан-Батист сел в темно-синий седан, а Юл и Шарлотта выбрали внедорожник. Эмброуз погрузил свой багаж на огромный «Дукати» и с ревом запустил мотор мотоцикла.
Когда и все остальные моторы загудели, я крепко прижала руки к груди и стиснула зубы. «Это не моя битва, — твердила я себе. — Это их сражение». Но я все равно чувствовала себя беспомощной… как блондинка в опасности, какой я никогда не хотела бы быть.
Потом я услышала голос Винсента: «Как только мы там закончим, я вернусь к тебе».
— Будь осторожен, — пробормотала я.
«Со мной ничего не может случиться, — прозвучало в моей голове. — Мое тело здесь, с тобой».
— Тогда позаботься об остальных, — сказала я.
«Пока, Кэти, мой ангел!»
Машины дали задний ход и одна за другой плавно развернулись и выехали за ворота, в темную ночь, и исчезли.
37
Гаспар извинился и сказал, что будет в библиотеке, а мы с Жанной снова поднялись наверх, в кухню, не говоря ни слова. Я наблюдала за ней, когда она начала прибирать со стола. Она, должно быть, многое повидала, живя в этом доме… А мне необходимо было отвлечься.
— Расскажи мне о Винсенте.
Жанна заткнула посудное полотенце за фартук.
— Давай-ка я сначала приготовлю тебе кофе, — сказала она. — Если ты собираешься ждать их возвращения, тебе понадобится немало энергии.
— Это было бы замечательно, Жанна. Спасибо. А ты тоже выпьешь?
— Нет, милая. Мне надо возвращаться домой. Меня ждет семья.
«У нее есть семья!» — подумала я, сама не понимая, чему удивилась. Жанна, как и я, делила свое время между живыми и неумирающими. И я впервые ощутила некое родство с ней.
Она поставила на стол передо мной кофе и кувшинчик молока и села рядом.
— Ну… что я могу сказать тебе о Винсенте? — задумчиво начала она. — Видишь ли, мне было шестнадцать, когда я начала помогать моей матери здесь, в этом доме, я вместе с ней стирала и гладила белье. Это было… — Она произвела мысленный подсчет. — Ну да, тридцать девять лет назад. — Жанна откинулась на спинку стула и прищурила глаза, как будто пытаясь заглянуть в прошлое. — Винсент и тогда был точно таким же, как сейчас. Ну, может, на год старше или моложе. И все они, конечно, следовали моде времени, чтобы не выделяться. Так что волосы у него были немного длиннее, когда я его в первый раз увидела. И я подумала, что он очень красивый.
Жанна чуть наклонилась в мою сторону и подмигнула:
— Я и сейчас так думаю. Хотя он все такой же подросток, а я уже бабушка, у меня четверо внуков.
Она снова откинулась назад, улыбаясь собственной шутке.
Я напряженно ждала продолжения.
— Ну, в общем, тогда ревенантов было больше. Они жили по всему Парижу, в домах, принадлежавших семье Жан-Батиста. Теперь, конечно, поскольку ревенантов в Париже осталось немного, он сдает те дома. Настоящее состояние на них делает. — Жанна вздохнула и немного помолчала. — Ну, я знаю Винсента с семидесятых годов, и он всегда был… всегда страдал. Я полагаю, он уже рассказал тебе об Элен?
Я кивнула, и Жанна продолжила:
— В общем, из-за ее смерти — и из-за своей собственной, конечно, — он как будто закрылся эмоционально. Когда Жан-Батист нашел его, он был солдатом-пехотинцем. Судя по тому, что я слышала, никакая опасность Винсента не пугала. Он буквально сам лез на рожон. Как будто он пытался спасением сотен чужих людей изменить то, что не сумел спасти свою единственную. Действовал, как карающий робот. Прекрасный робот, надо заметить, и тем не менее… — Жанна моргнула и бросила на меня многозначительный взгляд. — И вдруг несколько месяцев назад он вернулся домой с искрой жизни в глазах. Я и представить не могла, что же такое произошло? А это была ты.
Жанна наклонилась ко мне и осторожно коснулась моей щеки кончиками пальцев. И улыбнулась.
— Ты прекрасная девушка. Ты вернула жизнь моему Винсенту. Может, он и силен духом, но душа у него нежная. И ты ее затронула. Все то время, что я его знаю, он руководствовался только местью и преданностью, и, кстати, возможно, что именно поэтому он и остался среди немногих выживших. Но теперь у него есть… — Жанна замолчала, хорошенько подумав над тем, что собиралась сказать. — У него есть ты. — Улыбка Жанны была полна сострадания. — Для тебя все это будет нелегко, Кэти. Но ты держись. Винсент того стоит.
Жанна повесила фартук на крючок у плиты, поцеловала меня и начала собираться.
— Я тебя провожу, — сказала я, внезапно осознав, что сейчас останусь в этом огромном доме в компании ревенанта ста пятидесяти лет от роду и мертвым телом моего возлюбленного…
— Ты как, в порядке? — спросила Жанна.
— Да, — солгала я. — Никаких проблем.
Мы подошли к гранитному фонтану, стоявшему в середине двора, и я села на край чаши, махая рукой вслед Жанне, торопившейся домой. Калитка бесшумно закрылась за ней. Я посмотрела на статую в центре фонтана — ангел, обнимающий женщину…
Когда я впервые увидела эту скульптуру, я понятия не имела, что представляет собой Винсент. Я никогда не слышала о ревенантах — ни о тех, что являются злобными убийцами, ни о тех, что посвятили свое существование спасению людей. Но уже тогда фигуры показались мне странными и пугающими.
И вот теперь я снова смотрела на неземную красоту двух соединенных фигур: красавец-ангел с суровыми, мрачными чертами, сосредоточенный на женщине, которую он держал на вытянутых вперед руках… и женщина, вся нежность и свет… и на этот раз понимала символизм скульптуры. Ангел был ревенантом, но добрым или злым? А женщина в его руках — она спала или была мертвой? Я присмотрелась повнимательнее.
На лице ангела было написано отчаяние. Или даже одержимость. Но и нежность тоже. Как будто он ждал, что женщина спасет его, а вовсе не наоборот. И тут вдруг в моем уме вспыхнуло то, как называл меня Винсент: мой ангел… Мой ангел. Я содрогнулась, но не от холода.
Жанна сказала, что встреча со мной преобразила Винсента. Что я дала ему «новую жизнь». Но ждал ли он от меня, что я спасу его душу?
Я посмотрела на женщину. Ее черты излучали благородную силу, а свет луны, отражаясь от ее каменной кожи, падал на лицо ангела. Он как будто был ослеплен этим светом… И я уже видела такое выражение лица: именно так смотрел на меня Винсент…
Меня охватила буря чувств: я была изумлена тем, что Винсент нашел во мне именно то, что искал; я испугалась, что не оправдаю его ожиданий; я усомнилась в том, что у меня хватит сил на то, чтобы нести такую ношу… все сразу. Но сильнее всего было желание дать ему то, чего он хотел. Быть рядом с ним ради него. Возможно, моя судьба заключалась в том, чтобы помочь Винсенту увидеть: в его существовании может быть и нечто большее, чем одна только месть. В нем может быть любовь.
Я чуть ли не бегом вернулась в комнату Винсента, запрыгнула на кровать и легла рядом с ним. На его холодном лице не было никакого выражения; его прекрасное тело представляло собой пустую оболочку.
Я попыталась представить Винсента таким, каким его описывала Жанна… яростным, мстительным солдатом. И хотя в моем воображении, прежде всего, возник образ Винсента с чуть прикрытыми глазами и сексуальной улыбкой, с какой он всегда смотрел на меня, я все-таки сумела увидеть его и гневным мстителем. В Винсенте всегда ощущалось нечто опасное, как и в остальных ревенантах.
Людей заставляет быть осторожными понимание того, что смертельная случайность может прятаться за любым углом, но Винсент и другие ревенанты не обладали такой осторожностью. Отсутствие страха перед ранением и даже смертью придавало им безрассудную уверенность, одновременно и волнующую, и пугающую.
Я провела пальцем по его лицу, думая о том, как в первый раз увидела его вот здесь в таком же состоянии. Тогда его мертвое тело вызвало во мне отвращение, но теперь во мне нарастала уверенность в том, что я сумею справиться со всем, что меня ожидало. Если я хочу быть с Винсентом, я должна быть сильной. И отважной.
