Вероника Рот - Мятежная
Я не знаю, что их связывает. Единственное, что у них есть общего – неудача. Какая бы она ни была, она для них – причина достаточная.
Теперь я, наконец, чувствую, кто он такой на самом деле. Но насколько хорошо я знаю Тобиаса, если до сих пор не видела его истинного лица?
Солнце клонится к закату. В районе Альтруизма шумно. Лихачи и бесфракционники слоняются по улицам, у некоторых в руках бутылки, у других – оружие.
Впереди Зик катит Шону в кресле, мимо дома Элис Брюстер, одного из лидеров Альтруизма. Бывшего. Они меня не видят.
– Давай еще раз! – кричит Шона.
– Уверена?
– Да!
– О’кей…
Зик переходит на бег. Когда они отъезжают от меня настолько далеко, что я едва вижу их силуэты, он опирается руками о кресло и отрывает ноги от земли. Оба катятся вместе посреди улицы. Шона визжит, Зик смеется.
Я сворачиваю влево на ближайшем перекрестке и шагаю по выщербленному тротуару к дому, где альтруисты проводили ежемесячные общие собрания фракции. Я давно здесь не была, но хорошо помню, где он. Один квартал – на юг, потом два квартала – на запад.
Солнце опускается к горизонту, я иду вперед. Здания сереют, лишаясь солнечного света.
Штаб-квартира Альтруизма – простое прямоугольное бетонное здание, такое же, как все остальные в районе. Но, когда я открываю дверь, меня встречают знакомые деревянные полы и ряды скамеек, расставленных по периметру. В центре зала – потолочное окно, свет из которого рисует оранжевый квадрат на полу. Единственное украшение помещения.
Я сажусь на скамью, которую раньше занимала моя семья. Я обычно была рядом с отцом, а Калеб – с матерью. Теперь я осталась одна. Последняя из Прайоров.
– Хорошо здесь, правда?
Входит Маркус и присаживается напротив меня. Кладет руки на колени. Нас разделяет пятно солнечного света.
У него на челюсти большой синяк – отметина от удара Тобиаса. Волосы подстрижены.
– Хорошо, – отвечаю я, выпрямляясь. – А что ты здесь делаешь?
– Просто увидел, куда ты заглянула, – отвечает он, внимательно глядя на ногти. – И захотел поговорить с тобой насчет информации, которую выкрала Джанин Мэтьюз.
– А если ты опоздал? Если я уже узнала, что она собой представляет?
Маркус прищуривается. Намного более ядовитый взгляд, чем получается у Тобиаса, хотя он и унаследовал глаза отца.
– Скорее всего, нет.
– Откуда тебе знать?
– Я видел, что случается с людьми, когда они узнают истину. Они выглядят так, будто забыли обо всем, что искали и чего добивались. Просто ходят и пытаются вспомнить, чего же они хотели.
У меня по спине пробегает холодок, потом на всей коже появляются мурашки.
– Ради этого Джанин решила убить половину фракции, так что информация должна быть чрезвычайно важной, – говорю я после паузы. Я осведомлена еще кое о чем.
«Предполагаешь, это касается лишь тебя и твоего ненормального мозга? Ошибаешься», – я вспомнила слова Джанин, сказанные перед тем, как я на нее набросилась.
Значит, информация связана с дивергентами. Поэтому она пыталась создать симуляции, действующие на меня.
– Она имеет отношение к дивергентам, – вырывается у меня. – И к тому, что происходит за пределами ограды.
– Это не одно и то же.
– Теперь ты хочешь, чтобы я попрыгала под твою дудку?
– Я пришел сюда не ради споров и не ради самоутверждения. Нет, я не собираюсь тебе ничего рассказывать, но не потому, что не хочу. Я не представляю, как тебе объяснить. Тебе придется увидеть все самой.
Он говорит, а я замечаю, что солнечный свет стал больше оранжевым, чем желтым. Тени на его лице становятся глубже.
– Думаю, Тобиас прав, – вставляю я. – Тебе нравится быть единственным, кто знает все. Приятно, что я пока не понимаю. Это придает тебе чувство собственной важности. Поэтому ты мне и не рассказываешь, а не потому, что это неописуемо.
– Неправда.
– С чего бы так?
Маркус глядит на меня, я молча встречаю его взгляд.
– За неделю до нападения лидеры Альтруизма решили, что пришло время раскрыть информацию из файла. Всем в городе. Наметили дату, через неделю после того дня, когда произошла атака. И мы не смогли выполнить нашу задачу.
– Она не хотела, но почему? Откуда она вообще была в курсе насчет информации? По твоим словам получается, что всезнайки лишь лидеры Альтруизма.
– Мы не отсюда, Беатрис. Нас поместили сюда с определенной целью. Достаточно давно альтруистам пришлось обратиться к эрудитам за помощью, но со временем все пошло наперекосяк из-за Джанин. Она не хотела осуществить то, что мы должны были сделать. И теперь готова пойти даже на убийства.
Поместили.
Мой мозг будто вспухает от новых сведений. Я хватаюсь за край скамьи.
– Что мы должны были сделать? – еле слышно, почти шепотом, спрашиваю я.
– Я сказал достаточно, и ты убедилась – я не лжец. А до остального, я действительно думаю, что не смогу адекватно объяснить. Могу только сказать еще раз, ситуация – ужасная.
Внезапно я понимаю, в чем проблема. Бесфракционники не только убьют главарей Эрудиции. Они уничтожат информацию. Сровняют с землей все живое.
Я никогда не считала нынешний план хорошим, но верила, что мы сможем выжить, поскольку эрудиты знают, в чем заключается секретная информация, даже если сама она будет стерта из файла. Но получается, что даже самые образованные эрудиты толком ничего не знают.
– Если я помогу тебе, то предам Тобиаса. И потеряю его, – я судорожно сглатываю. – Следовательно, ты должен предоставить мне вескую причину.
– Другую, помимо блага всего общества? – с отвращением морща нос, спрашивает Маркус. – Тебе еще недостаточно?
– Наше общество на куски разлетелось.
Маркус вздыхает.
– Твои родители погибли ради тебя, это правда. Но причина, по которой твоя мать была ночью в штаб-квартире Альтруизма, когда тебя едва не казнили, – другая. Она пыталась спасти файл от Джанин. Когда услышала, что тебе грозит гибель, ринулась к тебе. И оставила файл у Джанин.
– Не говорила она мне такого! – с жаром отвечаю я.
– Она солгала. Потому, что должна была. Беатрис, суть в том… твоя мать наверняка понимала, что не выберется живой из района Альтруизма, но хотела попытаться. Ради этих данных она была готова умереть.
Альтруисты всегда готовы пожертвовать собой ради других людей, друзей ли, врагов, если возникает соответствующая ситуация. Возможно, поэтому им трудно выжить в экстремальных ситуациях. Они не слишком-то много ценят в физическом мире.
Значит, если он не врет и моя мать действительно была готова умереть ради того, чтобы информация стала достоянием гласности… мне надо сделать все, чтобы добраться до цели, которой она не смогла достигнуть.
– Ты пытаешься мной манипулировать. Ведь так?
Тени скрывают его глаза, которые становятся похожи на темную воду.
– Тебе решать.
Глава 38
Я иду обратно к дому Итонов, не торопясь, старательно вспоминая, что мне говорила мама, когда спасла меня из бака с водой во время нападения на альтруистов. Она вроде бы следила за поездами, когда началась атака. Не знала, что буду делать, когда найду тебя. Но всегда желала спасти тебя.
Но, когда я восстанавливаю в памяти ее голос, слова начинают звучать по-другому. «Не знала, что буду делать, когда найду тебя», означает: «Не знала, как спасти одновременно и тебя, и файл». А другая фраза: «Но всегда желала спасти тебя» имеет такой смысл: «Всегда намеревалась спасти тебя».
Я трясу головой. Вдруг я просто манипулирую воспоминаниями? Это узнать невозможно. Все, что я могу теперь решить, это – верить Маркусу или нет.
Хотя он и поступал жестоко, наше общество нельзя поделить на «добро» и «зло». Жестокость не означает, что человек бесчестен, а отвага может быть у любого из нас. Маркус не хороший и не плохой, он – и то, и другое.
Ну, возможно, больше плохой, чем хороший.
Но вряд ли он лжет. Впереди я замечаю оранжевое пламя костра. Обеспокоившись, иду быстрее и вижу, что огонь горит в больших, в человеческий рост, чашах, стоящих на тротуарах. Между ними разместились лихачи и бесфракционники, на небольшом расстоянии друг от друга. Перед ними – Эвелин, Гаррисон, Тори и Тобиас.
Я обнаруживаю Кристину, Юрайю, Линн, Зика и Шону в правой части группы лихачей.
– Ты где была? – спрашивает Кристина. – Мы тебя искали.
– Пошла прогуляться. А что происходит?
– Они наконец-то решили изложить нам план атаки, – с нетерпением отвечает Юрайя.
– Ого.
Эвелин поднимает руки ладонями вперед, и бесфракционники умолкают. Они дисциплинированнее лихачей, у которых уходит еще секунд тридцать, чтобы утихомириться.
– Последние пару недель мы разрабатывали план атаки на эрудитов, – тихо говорит Эвелин. – Сейчас мы завершили его и хотим поделиться им с вами.
Эвелин кивает Тори, и та берет слово.
