Шанс - Алина Менькова
Лапин в момент недолгой тишины в аэропорту различил шум взлетающего самолета. Мотор ревел. А глаза Лапина стали влажными. Он вдруг вспомнил свой первый полет заграницу. Ему было шестнадцать. В Домодедово его провожали родители. Он летел к одноклассникам в Турцию – там компания выпускников его школы отмечала начало каникул и поступление в вузы. Мама Матвея поцеловала его в лоб и сказала:
– Дорогой, возьми – это тебе наш подарок с папой. Пусть немного, но ты заслужил – школу окончил, да еще и на отдых сам заработал. И это потрать легко, на развлечения. Когда вернешься, начнется новая жизнь. Нелегкая. Ты будешь уже студентом экономического факультета! Может потом и бизнесменом станешь! Мы гордимся тобой! – мать протянула Матвею три оранжевые пятитысячные купюры и тепло улыбнулась.
Эта была последняя улыбка, которую Матвей помнил. Когда он вернулся из Турции, у его матери обнаружили рак груди. Два месяца ее лечили в онкологии, еще через неделю забрали в хоспис. Там она и умерла. Сегодня Лапин почему-то вспомнил это. И вдруг подумал, что ведь у этого парня Сильченко тоже никого не осталось, как и у него самого. После смерти матери через пять лет ушел из жизни отец. Как многие – от сердечного приступа. Лапин окончил университет, работал в разных компаниях, потом стал предпринимателем. Женился на волне успеха. Когда его «кинул» партнер, Матвей Александрович сильно заболел, жена от него ушла, и он полностью разочаровался в женщинах и во всех людях тоже, хотел было запить, но не смог, потому что от алкоголя становилось лишь хуже. В партнерство и дружбу он тоже уже не верил. Больше ни с кем не встречался. Только секс. И то больше двух раз с одной и той же партнершей он этого не делал, чтобы не привязываться. Он никого не впускал в свой дом, там он прятался, как лис в норе. Работа, дом. Отдых три раза в год – в основном, Европа. Вот как раз на таком отдыхе он чуть и не погиб – в этот раз ему не хотелось долгих полетов. Он сел на машину и поехал прямо на юг, в Краснодарский край. Думал, остановится там, где ему понравится вид из окна. Таким городом оказалась Анапа. Там Надежда его и спасла. И с того момента он снова поверил в человеческое добро… С Надей они провели вместе неделю – гуляли по Набережной, танцевали и пили игристое вино. У них также случилась близость, но Лапин снова не решился продолжить эти отношения. Надежда уехала. Потом выяснилось, что они оба живут в Москве. Они случайно встретились на Бородинском мосту. Снова сблизились. Видел не раз ее сына. Но брать на себя обязательства по его воспитанию не хотел. Ничего у них с Надей не сложилось. Лапин побоялся. Сменил телефон, но следил за ее судьбой.
Лапин стоял и смотрел на взлетающий самолет. Его сердце костенело от боли, от тоски, от такого глупого одиночества. Ну, где же Кирилл? Неужели он передумал? А ведь он тоже одинок. И несчастен. И тоже по своей воле. Лапин прислушивался к себе и предвкушал это прекрасное ощущение полета.
Путешествие по небу – это всегда риск. Такой вполне себе комфортный риск для тех, кто боится тарзанки, прыжков с парашютом, дайвинга или паркура. Каждый, кто садится на борт самолета, даже если летает каждый день, хоть раз за время полета, но ловит себя на мысли – а вдруг он не приземлится? Там ты не можешь ничего контролировать – ты в небе, где ничего не решают деньги, статус, кулаки или связи. Самолет как бы всех уравнивает и дарит расслабление, сменяющееся беспокойством. И так весь полет – карусель не для слабонервных. Даже самые занятые – те, у которых в ежедневнике по 10 дел, а между ними ланч и международные переговоры, там просто закрывают глаза и отдаются полету. Самолет, как нежные руки матери в детстве, раскачивает людей в воздушных массах, вознаграждая несколькими часами покоя.
Регистрация закончилась, но Кирилл так и не пришел.
Сердце Валеревского не сжималось, когда в ее кабинете ревела от горя молодая мать.
– Ну, помогите – ну вы же как Бог, я знаю! Вы просто выслушайте – это же так ужасно! – красивая светловолосая девушка то и дело вытирала распухшие от слез глаза и продолжала держать на руках тело двухлетней дочери.
– Ну, я не Бог – начнем с этого. И я вас выслушал. Просто время ушло – как Вы не поймете! То, что произошло, увы, никак не исправить! Даже наше лекарство здесь бессильно!
Валеревский терпеть не мог таких вот безумных слезливых сцен, поэтому пообещал себе, что отработает этот месяц и закроет клинику к чертовой матери. Ему просто надоело все, что происходит здесь… результат один – смерть и ее не обмануть.
– Мы пришли с прогулки. Я не спала ночь, у нее были колики – это привычно для нас… женщина поглаживала серый каменный живот дочери, торчащий из-под майки, – ну я налила ей воды в ванну, с пеной и игрушками, как она любит. И посадила ее туда. Ванна была едва наполнена, Богом клянусь! Нюшенька сидела в ванне, прямо на полу, и вода едва прикрывала коленки. Я пошла за полотенцем, но у меня закружилась голова и я опустилась на диван, чтобы чуть успокоиться, выпила остывшее молоко. А потом… бах, просыпаюсь – вода шумит, такой сильный напор! Я в ванну, а там Нюша захлебывается! Воды целая ванна – видимо, она сама кран включила – а я дура, уснула! Как я могла? Я слышала во сне какое-то булькающее: «Мама!», но оно меня только убаюкивало!
Женщина снова стала реветь и кричать одни и те же слова: «Как жить?», «Боже мой, как жить?!»
Валеревский понимал, что в больнице ребенок пробыл более 24 часов без дыхания. А значит, его не восстановить. Но он не мог больше слышать эти рыдания.
– Я вызвала «скорую». Потом сидела у реанимации. Уборщица, которая протирала пол, зыркнула на меня зло и сказала: «Что сидишь, все равно к утру помрет! Иди домой». Как ее слова меня ранили! Я готова была ее убить! Нюша умерла! Умерла еще дома, да? Врачи просто не сказали. Но ведь «скорая» приехала через 5 минут,
