Юлия Скуркис - Хомотрофы
Увидев, что я лежу и не сопротивляюсь, охранники подняли меня и, ухватив за подмышки, поволокли к машине. Я для приличия перебирал ногами, едва касаясь земли. Весу-то во мне почти восемьдесят пять кило, а этим хоть бы что. Меня швырнули спиной на капот. Громилы отступили на шаг.
Один спросил:
– Это ты разговаривал с водителем на территории второго участка?
– Не знаю, о каком участке идет речь, – ответил я. – Мне даже неизвестно, что это за учреждение.
– Зачем на стену лез? – бесстрастно спросил другой.
Меня в который раз охватило ощущение бессмысленности происходящего. Заныла ушибленная нога и вернулась головная боль.
Обыскав с ног до головы, парни запихнули меня в машину, на двери которой было написано «Общество Блюстителей Порядка. г. Полиуретан». Подняв тучу пыли, джип рванул с места.
Иногда мы сворачивали с главной дороги и проезжали через узкие тоннели. Их купол был разомкнут; наклонные железобетонные плиты соединялись наверху металлическими фермами. В пространстве между ними синело небо.
Эти тоннели заметно сокращали дорогу. Я не понимал, как мог их не заметить раньше, но зато теперь до меня дошло, куда подевались автобусы.
Меня отвезли в город. Вернее, депортировали за пределы спирали и отпустили. Я шел и прислушивался, двинется ли машина с места. Но машина не уезжала. Я чувствовал спиной взгляды охранников. Прежде чем завернуть за угол, повернулся и помахал им рукой.
Я стал заговаривать с редкими прохожими, намереваясь узнать, где в городе находится железнодорожный вокзал. Мне всякий раз указывали другое направление. В конце концов, я выбрал наугад и прибавил ход.
Я пытался выйти на ту дорогу, по которой пришел, но все время попадал в незнакомые места. Хотелось есть – один кусок хлеба это же ничто, но работающих магазинов на моем пути не встречалось. Меня опять окружали заборы частных дворов. Людей за ними не было видно.
Заметив черешню, перевалившую ветви через штакетник, я остановился набрать ягод. Пока набивал ими карманы куртки, ни одна собака на меня не залаяла. У меня закрались подозрения, что их вообще нет в Полиуретане. Странно.
Неожиданно среди ветвей проглянул мост, по которому сегодня утром я вошел в этот странный город. Вот ведь угораздило. Подкрепляясь на ходу черешней, я сразу же устремился в его сторону, но тут улочка запетляла и оборвалась. Вернее, она трансформировалась в узкую, едва заметную стежку, заросшую репейниками. Тропка привела меня в балку размером с огромный стадион. На склонах ютились дома. Они казались покинутыми, но ощущение, что за мной наблюдают, не оставляло ни на минуту.
На ватных от усталости ногах я сбежал по тропинке вниз к ручью, обросшему кустарниками терна и ивняком. Остановился на берегу и огляделся. Четко очерченные края балки напоминали волнистую линию, проведенную темно-зеленой гуашью.
Вдруг мне показалось, что тысячи людей, выйдя из домов, стоят надо мной, повернув ко мне бледные лица, на которых отсутствуют черты. Просто неподвижные белые пятна.
Я опустился на колени и умылся в ручье. Вода оказалась теплой. Среди камней резвились мальки, над бархатными верхушками камышей сновали стрекозы. Я огляделся. Видение исчезло.
Выбравшись из балки, я почувствовал себя обессиленным. Теперь моста не было видно. Более того, я потерял даже направление, в котором нужно двигаться. Опять пришлось идти наугад.
Я обходил какое-то кирпичное сооружение, как вдруг двое нетрезвых полиуретанцев преградили мне дорогу.
Вперед выступил долговязый парень с вытянутой, как веретено, головой.
– Мужчина, помогите нам в одном деле, – без всяких предисловий прогундосил он.
Уши у него были сильно оттопыренные, глаза наглые и презрительные.
Я попытался его обойти, но второй, низкорослый и лохматый, вынырнул из-за спины первого.
Втянув голову в плечи, разведя руками, он плаксиво проговорил:
– Че те, трудно помочь, что ли?
– Мне это неинтересно, – сказал я и попытался отстранить его рукой. Но лохматый уперся. Он даже наклонился под углом, чтобы противостоять мне.
– Да ладно тебе, ладно, – долговязый просунул между нами руку. – Слушай. Это ж дело плевое совсем.
Я похолодел и отшатнулся, увидев на его руке свежую кровь.
– А, пардон, минуточку, – долговязый достал из кармана самый грязнейший на свете платок и вытер им руку.
– Это курица! – сказал он, обращаясь одновременно ко мне и своему напарнику.
– Да-да! Он курицу зарезал! – подтвердил коротышка.
– Меня это не касается, – я вновь попытался пройти.
Долговязый хлопнул себя руками по тощим бедрам.
– Да что же это такое! Я же говорю вам, мужчина: дело-то плевое. Тьфу и все.
Он плюнул и попал мне на ногу.
Мы встретились с ним взглядами. Воспаленные глаза странного шафранового цвета. В них злоба и шакалья осторожность.
– Уйди с дороги, – сказал я.
Не думаю, что это прозвучало достаточно твердо, но, в голосе была хриплая усталость, придавшая моим словам нахальство и небрежность.
Долговязый оценивающе посмотрел на меня.
– Хорошо. Тогда предлагаю сделку, – он улыбнулся, и по его скулам пробежали морщинки.
Мне не хотелось никаких сделок. Я намеревался уйти. Но парень вдруг мягко положил руку мне на плечо.
– Слушай, ты же хочешь узнать, что у нас тут за дела происходят?
На какое-то время воцарилось молчание.
– Вас послали за мной следить? – спросил я, вытирая носок туфли о траву.
– Да ты че?! – встрепенулся лохматый. – Нас никто не может никуда посылать! Даже его превосходительство господин директор не могут нас никуда посылать, а только просить. Потому как мы…
Он ухмыльнулся, и в темноте его рта мелькнули редкие и тонкие, словно собачьи, зубы.
Мне показалось, что десны у него тоже покрыты темной кровью.
– Брательник, помоги, – примирительным тоном сказал долговязый. – А мы тебя до вокзала доведем. Домой-то охота вернуться?
– Что вам от меня надо? – сердито спросил я.
Ситуация совершенно сбила меня с толку. Кто им сообщил, что я интересуюсь заводом? Охранники? Начальник отдела кадров?
– Пройдемте за склад, на задний двор. Это рядом.
На какое-то время я, наверное, частично потерял самоконтроль.
«Задний двор… задний двор…» Слова продолжали звучать в голове. Я был словно под гипнозом.
– Идемте, мужчина, идемте, – говорили, пятясь, долговязый с лохматым.
Ноги задвигались сами собой. Мы завернули за угол сооружения и вошли в железные ворота.
– Ну, иди, иди, славный ты наш, – лохматый схватил меня под руку и потащил быстрее. Я споткнулся. Внезапно сбоку раздался женский крик:
– Менги!
Рядом, в стене склада, с шумом захлопнулся металлический ставень. Незнакомцы оглянулись на звук.
Неожиданно для себя я схватил коротышку за шиворот и, оторвав его от земли, швырнул в долговязого.
Я бежал некоторое время вдоль заборов, сворачивая в переулки, но скоро выбился из сил и перешел на шаг. Убегая, я не думал о направлении и теперь, вытирая со лба пот, стал осматриваться.
Шума погони не было слышно. Выйдя из заросшего бурьяном переулка, я оказался на довольно широкой, прямой дороге и пошел так быстро, как только мог. Если двигаться только вперед и никуда не сворачивать, рано или поздно выберешься из города. Я в это верил. Солнце уже клонится к западу. Я посмотрел на часы. Половина пятого.
Мне уже было все равно, где ночевать. Поле, обочина дороги, лес – все равно, главное, чтобы это было за пределами Полиуретана. Плохо только, что нет еды. Немного кружится голова. Может, все-таки, мне еще встретится работающая лавка. Я упрямо переставлял ноги.
Полиуретан – самое сумасшедшее место на свете, где среди бела дня на тебя нападают пьяные уроды, где нет телефонов, не работают магазины, а жители напоминают живых мертвецов. Идея остаться здесь и устроиться на завод была откровенно глупой. Никакой репортаж не стоит подобных страданий.
Размышляя о своих злоключениях, я подошел к одноэтажному дому, утопавшему в зелени. Он стоял немного поодаль от других, окруженный таким низким забором, что его можно было просто переступить.
Я внезапно почувствовал, как сильно хочу пить, и потому решил войти во двор и попросить у хозяев воды. Толкнув маленькую калитку, которая оказалась не заперта, я оказался в тени увитой диким виноградом аллеи. Густая тень освежала приятной прохладой.
Аллейка была вымощена красноватым гранитом, между камнями пробивались пучки травы. Дорожку давно не подметали, под подошвами хрустел песок, и шуршали палая листва, преждевременно зачахшая от жары. Я дошел до конца аллейки и остановился перед некрашеными дубовыми ступенями. На первой – стоял пустой глиняный горшок.
– Есть кто-нибудь? – негромко позвал я, смотря по сторонам.
Справа и слева от меня росли два пышных нестриженных самшита, скрывавшие двор. Высота кустов превосходила мой рост. Казалось, из гущи их лакированных листочков за моими движениями следят чьи-то глаза. Рядом с одним из кустов торчал ржавый фонарь. Картину завершали нити паутины, тянувшиеся от навеса над крыльцом до самшитов, и от самшитов к виноградной арке.
