Игорь Саенко - Кадар
Тут я ощутил, как пол под моими ногами вздрогнул. Это был толчок, слабый такой толчок, незаметный, мышка хвостиком и то, наверное, сильнее бы махнула. Другой на такой пустяк и внимания не обратил бы. Свежаки, кстати, и не обратили. Продолжали, как ни в чём ни бывало, облизывать взглядами пляшущую Мокаису, не замечая больше вокруг ничего. Но я давно, давно уже не был свежаком. Весь мой четырёхмесячный опыт мгновенно во мне пробудился. Тело моё напряглось, хмель разом выветрился из головы.
И второй толчок себя ждать не заставил. Этот был значительно сильнее первого, но, кроме меня, его опять никто не заметил.
Что ж, кажется, я не ошибся.
Я спокойно поставил кружку на стол, взял сумку и направился к выходу. В дверях я оглянулся и всё так же спокойно объявил:
– Извержение!
Никто, однако, на моё предупреждение внимания не обратил.
– Извержение! – крикнул я уже громче.
Свежаки по-прежнему продолжали гоготать. И только после того, как стол от третьего толчка подпрыгнул на полметра вверх, все бросились наконец к выходу. В дверях возникла давка. Уступать не хотелось никому. В ход пошли кулаки, мат. На полу визжала упавшая Мокаиса. Она как сверзилась от толчка со стола, так и не встала, пока все по ней не пробежали.
На улицу я выскочил первым. Со всех сторон уже неслись боевики с огнемётами и облучателями в руках. Отменная выучка, подумал я мельком.
Из дверей Клуба же продолжали вылетать перепуганные насмерть свежаки. Последней, когда уже начали подрагивать стены, выбежала припадавшая чуть ли не на обе ноги Мокаиса. За ней, заполняя весь дверной проём, хлынула клокочущая бурая масса. По массе сейчас же ударили огнемёты, в считанные мгновения превратив её в бугор из чёрного пепла. Но масса валила уже не только из дверей. Она валила уже из всех возможных отверстий – из окошек, из щелей между неплотно уложенными брёвнами, потом, прорвав фундамент, хлынула из-под стен, образовав небольшое озерцо, и деревянная коробка Клуба медленно закачалась на нём, будто терпящий крушение корабль.
Огнемёты били не переставая. Гул от них стоял непрерывный, заглушавший и крики людей, и треск обугливавшейся массы, которая всё лезла и лезла, будто не было ей никакого конца, будто под землёй её был целый океан. Дым стоял столбом, от удушливо-приторных запахов почти невозможно было дышать. Время от времени из основного средоточия массы выстреливали, словно щупальца, то в одну, то в другую стороны мощные бурые потоки. Один из них, коснувшись зазевавшегося огнемётчика, мгновенно втянул его в себя, только ноги мелькнули передо мной. Ещё какое-то время из бурлящей массы торчало словно бы танцующее жерло работающего огнемёта. Перед тем, как исчезнуть, оно таки зацепило огненным языком двух свежаков, превратив их в пылающие факелы…
Извержение одолели, когда была уже глубокая ночь.
От Клуба к этому моменту ничего не осталось. Только изрытая, курящаяся бледным дымом земля, по которой, добивая остатки биосубстанции, бродили усталые боевики. Все прочие медленно разошлись по домам. Особых поводов для веселья не было. Лес забрал ещё четверых.
Чуть погодя отправился домой и я.
Мысли тяжёлой мрачной тучей снова клубились у меня в голове. В очередной раз лес продемонстрировал, кто здесь на самом деле хозяин. Когда-нибудь он нас одолеет окончательно. В этом у меня не было уже ни малейших сомнений.
Ведь на моей памяти это Извержение уже четвёртое, и бороться с ними с каждым разом становится всё труднее и труднее. Негативная тенденция налицо.
Но… Если так, если лес, в конце концов, нас всё-таки одолеет, то… может, и не стоит ему так сопротивляться.
Как там говорил Кип? Лес не убивает, он только вбирает в себя, обогащая нашу индивидуальность. Также Кип говорил, что процесс этот двухсторонний, что лес от нас тоже что-то получает.
Мы становимся лесом, лес становится нами.
Может, действительно всё так и происходит.
Ах, Кип, гениальная твоя голова. Как же мне тебя сейчас не хватает. От этих мыслей я невольно разволновался. Дыхание у меня участилось, я даже остановился. Тут впереди возникла неясная тень. Я насторожился.
– Эй! – крикнул я. – Кто там?
В ответ раздалось знакомое покашливание, и скрипучий голос Слямзейтора произнёс:
– Это я… Я… э-э… Добрый вечер.
Проклятье! – подумал я. Ну почему, почему, когда мне особенно тяжко, ты вечно попадаешься мне на пути?!
– Добрый вечер, смерть лесу, – буркнул я.
Слямзейтор приблизился. Было темно, но я и так без всякого труда представил выражение его лица. Оно у него никогда не менялось. Вечно прищуренные глазки, змеиная усмешка на тонких бескровных губах, чуть задранные, словно бы от фальшивого участия, кудлатые брови.
– Прогуливаетесь? – спросил он вкрадчиво.
– Прогуливаюсь, – сказал я.
– На звёзды смотрите?
– На звёзды смотрю. Это что, уголовно наказуемо?
– Ну что вы.
Только попробуй у меня ещё что-нибудь спросить, подумал я. Живо по мордасам схлопочешь. Но Слямзейтор, почувствовав моё настроение, молчал. И уходить он тоже не собирался. Странно это, однако. Что-то ему, видимо, от меня нужно. Только вот что?
– Ладно, – не выдержал я наконец. – Я сегодня очень устал, так что… пойду, пожалуй, домой. – И повернулся, чтобы…
Часть 2
Каждая жилка, каждая клетка пели во мне, когда я выходил из кокона биогенератора. Ах, как же всё-таки прекрасно устроена жизнь. Сколь много разнообразных перспектив она открывает перед каждым из нас. Самое же главное, это то, что она даёт возможность бескорыстного труда – труда на благо всего нашего общества. Труд – ведь это такое восхитительное понятие! Как это прекрасно – трудиться, трудиться и ещё раз трудиться, каждому на своём месте, определённому справедливой судьбой, в целом же – созидая древо счастливого бытия, для всех, чтобы никто, никто не остался обиженным…
Вот только одно меня немного смущает – как я в биогенераторе-то очутился? Должно быть, дела мои в прошлой жизни были не очень блестящи. Должно быть, где-то я там зазевался, а лес – паскудник такой – меня и скрутил.
Ну, ничего.
В этой жизни я постараюсь быть гораздо внимательнее. Мы ещё посмотрим, кто кого.
Лес, ты слышишь меня? Я иду, трепещи, ничтожное создание. Скоро ты узнаешь, каково это – трещать под кованым каблуком.
Я хохотнул.
Кстати, спасибо моему Покровителю. Должно быть, это он разглядел во мне зарождающегося хлюпика. Жаль только, что я всё-таки с ним не знаком. А то выразил бы ему благодарность лично.
Тут из динамика под потолком раздался писклявый голос:
– Приветствую, тебя, Корд. Я – мультимедийный компьютер, проводивший твоё Возрождение.
– Мультимедийный?! – хохотнул я. – Как это?
– Сам не знаю. Информация об этом у меня отсутствует. Хочу тебе сообщить, что ты – лицо в этом мире привилегированное, говоря иными словами, специалист, точнее, инженер по технике, а также программист, водитель и наладчик систем.
Ну, удивил,- подумал я пренебрежительно. Будто сам я об этом не знаю. Да если уж на то пошло, то все эти сведения в моём файле на генетическом уровне записаны. Так что зря ты тут распинаешься.
– Впрочем, – сказал компьютер, – всё это ты знаешь и сам.
А вот это он ловко, вынужден был согласиться я. Уел, значит, ну-ну…
Тело у меня было в остатках коллоидного раствора, и потому первым делом я отправился в душ.
Динамик имелся и там.
– Также хочу тебе сообщить, – продолжал компьютер, – что на левом запястье у тебя браслет. Это индикатор, определяющий степень Одушевления твоего подопечного. Твой подопечный – Кип, знаешь такого?
– Знаю, знаю, – пробормотал я, с удовольствием подставляя под тугую струю то левый, то правый бока.
Впрочем, на индикатор я всё-таки посмотрел – с чем с чем, а с Одушевлением шутки плохи. Показатели, однако, были в норме.
Когда я, обтираясь мохнатым полотенцем, снова появился в раздевалке, там меня дожидалась Мокаиса. Она с откровенным любопытством принялась меня разглядывать.
Я не отвернулся. А что? Парень я хоть куда – ладный, крепкий. Стыдиться вроде бы не за что. Если так хочется, что ж – пусть себе любуется. За погляд денег не берут.
– Да-а-а! – сказала Мокаиса наконец, – Жеребчик ты ничего, упитанный. Среди первых тут будешь… Ты знаешь, вообще-то я здесь в городу баба единственная, некоторые очереди месяцами ждут, но тебе… – Тут она задрала кверху юбку, кокетливо так на меня поглядывая. – Хочешь?
Сердце у меня так и подпрыгнуло. Не может быть! Вот так! Сразу! Ведь она и впрямь была единственной девчонкой в колонии. Многие действительно очереди месяцами ждут, а некоторые так вообще пролетают.
– Конечно, хочу! – выпалил я.
– Ну, тогда пойдём до забору.
– Зачем до забору? Можно и тут, – предложил я несмело.
– И то верно, – сейчас же согласилась она. – Чего зря время терять. А ты сообразительный. – Она приблизилась и по-хозяйски положила мне руки на бёдра. – Ах, любимый, как же я по тебе стосковалась.
