Зиновий Юрьев - Брат мой, ящер
— Значит, вы относитесь к крисчиан сайентистс?
— Боже упаси. Еще в меньшей степени, чем вы. Но давайте пока что вернемся к нашим вкусным баранам. Как карпаччо?
— Такие тонкие ломтики, по-моему, сквозь них все видно. Хоть вставляй в окно вместо стекла. Даже не верится, что ломтики копченой ветчины могут быть такими тонкими. Прямо как срез какой-нибудь ткани, приготовленной для рассматривания под микроскопом. Очень вкусно.
— Ну и прекрасно. Вы кофе пьете?
— Да, с молоком.
— Вот и замечательно. — Иван Иванович жестом подозвал официантку и заказал кофе. — А теперь, друг мой, пришло время вопросов. Я хочу, чтобы прежде, чем я сделаю вам свое предложение, вы постарались понять, что я вас не дурачу, не шучу с вами и вообще настроен самым серьезным образом.
— Иван Иванович, я вам уже говорила об этом и могу лишь еще раз повторить: стоит мне на мгновенье поверить, что я ехала в вашем «вольво» с ангелом во плоти, как вся моя жизнь, все мировоззрение, образование, вся карьера рухнут, как карточный домик. Лопнут, как мыльный пузырь. Даже без пшика. Потому что если существует ангел Гавриков… Это, наверное, тоже его псевдоним… Тогда все вообще возможно… Может, на самом деле я вовсе не завлаб Ирина Сергеевна Кипнис, доктор биологических наук сорока семи лет, а моавитянка какая-нибудь. Вообще-то, может быть, это было бы и неплохо, только тогда для науки в обычном понимании, да и просто для реального мира, места не остается. Или — или.
— На вашем месте, друг мой, я бы не торопился с заключениями, хотя смею вам уверить, что вы вовсе не моавитянка, а русская, гражданка Российской Федерации. Во-первых, и раньше и сейчас множество ученых, и далеко, заметьте, не худших, ухитрялись совмещать веру и науку. Перечислять их нам и нескольких дней не хватило бы. А во-вторых, подождите немножко. Пейте кофе, пока он не остыл. Кофе ведь здесь тоже недурен. Согласны?
— Спасибо, но…
— Для начала, дорогая Ирина Сергеевна, я вас удивлю. Думаю, это будет звучать непривычно даже для убежденного атеиста. Так вот, Бог не создал человека. Ни Адама, ни Евы из части его тела или, как обычно переводят книгу Бытие, первую книгу Библии, из ребра. Бога вообще до поры до времени не было. Не Бог создал человека, а люди создали Бога. Не всемогущего, разумеется, но, тем не менее, обладающего определенной властью, точнее, влиянием. Помните выражение «идея, овладевшая массами, становится материальной силой»?
Ведь это не случайно, что древние иудеи никогда не изображали бога, никто не мог видеть его. И даже имени в собственном смысле этого слова у него не было. Когда Моисей, единственный человек, который говорил с богом, спросил его, как его имя, потому что боялся, что его соплеменники, которых бог повелел ему вывести из египетского рабства, спросят его о нем: «Как ему имя?». Бог ответил: «Эгье ашер Эгье». Имя из трех слов, которым бог назвал себя, вовсе и не имя. И перевести его нелегко. Наиболее точный перевод — «Я буду, кем Я буду». Иногда переводят и так: «Я есть, кто Я есть». А в славянской библии имя бога переведено как «Аз есмь Сый», то есть «Я есть Сущий». И даже это имя Моше больше никогда не употреблял. И во всей Торе — так иудеи называют библию — имя бога больше не упоминается ни разу.
С именем или без имени, человек всегда стремился к Богу, к Защитнику, к Предводителю, к Персту Указующему. Недавно, кстати, я где-то прочел, что группа английских ученых открыла ген или группу генов, вызывающих у человека тягу к религии, точнее, к Богу. Охотно верю. Наверное, жизнь сознающего самого себя существа очень сложна без какой-то высшей цели, а с такими целями до сих пор у человечества было неважно, будь то освобождение гроба Господня, сжигание еретиков, создание тысячелетнего Райха или построение коммунизма в отдельно взятой стране. Нужна вера в нечто высшее, нужен Бог, которого все люди с древнейших времен себе и искали.
Особенно этим отличались древние иудеи с их исступленной тягой к справедливости. С самого начала, когда появились первые гоминиды, с первыми проблесками самосознания, появилась и вера. Богов у всех народов всегда было множество, на все случаи жизни, но только иудеи вымечтали себе единого справедливого Бога. И сотни заповедей, включая всем известные десять главных, которые содержатся в Торе, Пятикнижии Моисеевом, — так иудеи называют первые пять книг своего священного писания, которые потом другие назовут Библией, — не Бог дал Моше на горе Синай — так, кстати, иудеи произносят имя Моисея, — а сами иудеи придумали их себе вместе с единым богом. Ибо только единый Всевышний может быть справедлив, а не сотни богов и божков и разных копеечных идолов. Не случайно один из еврейских мудрецов рабби Гилель в первом веке до нашей эры короче всех выразил суть иудаизма: «Что неприятно тебе, не делай своему ближнему». А рабби Акива задолго до Йешу — Иисуса Христа — учил: «Люби ближнего своего как самого себя». Это еврейские мудрецы считали главным принципом Торы и лучшим служением Господу.
И что вы думаете, придуманный ими Бог действительно стал богом, по крайней мере, в их представлении, и помогал им в их тяге к справедливости и во всех испытаниях и тяготах, которые более чем сполна выпали им. Представьте себе, например, что в те далекие жестокие времена иудеи не только сами должны были отдыхать в субботу, но и строжайшим образом следить, чтобы и рабы не делали никакой работы, ни даже скот. А по прошествии семи лет правоверный иудей должен был отпустить раба, снабдив его, заметьте, всем необходимым для возвращения на родину. Пожалуй, есть чему поучиться некоторым сегодняшним московским предпринимателям, которые эксплуатируют гастарбайтеров откуда-нибудь из Таджикистана куда более сурово. Вы, возможно, спросите: если иудаизм был столь справедлив, почему появилось христианство?
А дело в том, что, если вы помните, маленький уродливый еврей по имени Шауль, Саул в русской Библии, человек дьявольски честолюбивый и еще более дьявольски энергичный, основал новую церковь, которая со временем стала христианством. По сути, он обокрал Йешу, как иудеи звали того, кто стал известен миру как Иисус Христос. Йешу был пророком, которые не раз появлялись в иудейской истории, чтобы быть своего рода посредниками между Богом и людьми, напоминать людям, чтобы те не забывали об обязанностях перед Богом, которого сами себе избрали. Йешу множество раз повторял, что закон, данный Моше Богом на горе Синай, свят, и сам следовал ему неукоснительно, как, кстати, и его ученики. Например, апостол Петр, основатель церкви Христа, ее «скала», как называют его богословы, до последнего дня своей жизни соблюдал законы кашрута, то есть иудейских предписаний в еде.
И лишь маленький Шауль из Тарса, ставший в новой религии Павлом, распираемый честолюбием, решил иначе. Он объявил, что по дороге в Дамаск увидел в небе Йешу в образе Бога. Это был тот самый Шауль, который до того времени яростно поносил учеников и последователей Йешу за их якобы ложные идеи. И хотя Шауль-Павел никогда Йешу-Христа в глаза не видел и не слышал, он решил, что лучше него знает, что Христос думал и что он имел в виду. Так и возникло христианство. Иудеи, у которых был свой бог и которые видели множество суровейших пророков в своей истории, от Йешаягу-Исайи до Ирмеягу-Иеремии, вовсе не собирались променять их на заклинания Шауля.
— Но ведь вы не будете спорить, что римляне Христа распяли по решению еврейского суда. Даже я это помню.
— Пытаться восстановить историю по Евангелию, это то же самое, что изучать историю ежовщины тридцатых годов в СССР по речам государственного прокурора Андрея Януарьевича Вышинского — яростного обвинителя на множестве процессов, унесших жизни тысяч ни в чем не повинных людей. Не знаю, чьим он был шпионом, немецким или японским, но шпионом он был точно — так Вышинский доказывал виновность обвиняемых, требуя для них казни. К которой, естественно, тут же присуждали неизвестно чьих, но шпионов. Так и с Евангелием. Ведь оно было написано основателями новой церкви, и посему, как это обычно бывает в истории, нужно было очернить своих предшественников. Даже беглого взгляда на Евангелие достаточно, чтобы возникли вопросы. Например, в послании от Матфея в знаменитой Нагорной проповеди Иисус говорит: «Не думайте, что я пришел нарушить закон или пророков. Не нарушить их пришел я, но исполнять». А несколькими строчками ниже Йешу, человек следующий Закону, в том числе, естественно, и заповеди чтить отца и мать своих, говорит ученику, собравшемуся пойти похоронить отца: «Иди за мной и предоставь мертвым погребать своих мертвецов». Никогда Йешу не мог произнести такие жестокие слова, не мог он не пустить ученика похоронить отца. Это хуже, чем варварство. Это чувства не Йешу, а Шауля-Павла, хотя это послание и подписано Матфеем. Я это знаю, а не думаю…
— Что значит «знаю»?
