Эрик Рассел - Я – ничтожество
– Вы уходите? – удивился Корман. – А как же диагноз и курс лечения?
Доктор Джейджер остановился у самой двери.
– Мистер Корман, вы же интеллигентный человек. – Он указал на листок, который был у Кормана в руках. – Я думаю, это все, что вам потребуется.
Затем он удалился. Корман посмотрел на лист бумаги. Для рассказа коротковато. Он прочитал:
«Я ничтожество. Мой дом сломался. Моего котика раздавила стена. Я хотела его снять. Они меня не пустили. Они его выбросили».
Холод в желудке стал еще сильнее. Корман прочитал снова. И еще раз. Он вышел к основанию лестницы и посмотрел вверх, где спала она.
Враг, которому он ничего не сделал.
Сон давался с трудом. Обычно он мог совладать с собой и урвать час-другой сна в любое время суток, где угодно, в считанные секунды. Теперь он был странно обеспокоен, расстроен. Что-то мучительное не давало ему покоя.
Прерывистый сон с частыми пробуждениями больше напоминал бред, в котором перемежались картины кошмара. Он продирался сквозь этот сон на ощупь, в бесконечной и непроницаемой мгле, в которой не было ни звука, ни голоса, ничего другого. Бред становился все невыносимее: кошмарная в своей нереальности, изувеченная земля, изрыгающая столбы дыма; железные чудовища, воющие в небесах; громадные ползучие монстры, похожие на пресмыкающихся и насекомых; бесконечные колонны покрытых пылью людей, распевающих забытую военную песню какой-то прежней эры.
«Ты переступил через брошенную куклу».
Он проснулся рано с воспаленными глазами и больной головой. Утром на службе все валилось из рук. Он не мог ни на чем сконцентрироваться и несколько раз ловил себя на пустяковых ошибках. Пару раз замечал, что смотрит перед собой невидящим взором.
В полтретьего секретарь вызвал его по интеркому:
– Астролидер Уоррен просит аудиенции, сэр.
– Астролидер? – повторил он, подумав, что ослышался. – Такого звания нет.
– Это космический ранг Дракэнов, сэр.
– Ах, да, конечно. Пригласите прямо сейчас.
Он ждал гостя со смутным предчувствием. Дракэны создали мощный синдикат из десяти планет на громадном расстоянии от Морсэны. Они находились так далеко, что контакт между их планетами был явлением исключительным. Боевой корабль Дракэнов наносил визит вежливости всего дважды на его памяти. Так что случай был почти уникальным.
Гость вошел: коренастый молодой человек в светло-зеленой униформе. Обменявшись дружеским рукопожатием, он занял указанное ему кресло.
– Удивлены, мистер Корман?
– И даже очень.
– Мы торопились, но подобное расстояние не одолеешь за день. Путешествие от Дракэнов до Морсэны требует времени.
– Я знаю.
– Ситуация такова, – начал Уоррен. – Уже достаточно давно мы получили от Лэни сигнал о захвате планеты. Лэнийцы сообщали, что они вовлечены в серьезный спор и опасаются войны. Они обратились к нам с просьбой участвовать в переговорах в качестве третьего незаинтересованного лица.
– Так вот зачем вы прибыли встретиться со мной?
– Да, мистер Корман. Мы знаем, что шанс прибытия в подходящее время довольно невелик. Нам ничего не оставалось, как поспешить на помощь быстро, как мы могли, и рассчитывать надеяться на лучшее. Роль миротворца подобает тем, кто претендует на цивилизованность.
– В самом деле? – сказал Корман не без сарказма.
– По крайней мере, это наша точка зренияю. – Подавшись мощным корпусом вперед, Уоррен заглянул ему прямо в глаза: – Мы связались с планетой Лэни на подходе к вам. Они по-прежнему хотят мира. Но очевидно, что они проиграли сражение. Поэтому мы хотим знать только одно.
– Что именно?
– Мы опоздали?
А-а, вот он, главный вопрос: «Может быть, слишком поздно?» Да или нет? Еще вчера его ответ был бы незамедлительным и однозначным. Сегодня все было по-другому.
Да или нет? «Да» означало победу на поле боя, власть и беспрекословное подчинение. «Нет» означало другое – но что? Вероятно, проявление разумности вместо упрямства. Его внезапно озарила мысль, что надо обладать грозной силой характера, чтобы отбросить долго лелеемую точку зрения и принять новую. Это требует морального мужества. Слабым и нерешительным этого не дано.
– Нет, – не спеша ответил он. – Еще не поздно.
Уоррен встал, выражение лица его показывало, что это совсем не тот ответ, которого он ожидал. – Вы хотите сказать, мистер Корман…
– Ваше путешествие было не напрасным. Вы можете начинать переговоры.
– На каких условиях?
– Самых справедливых для обеих сторон, какие вы сможете придумать.
Он включил микрофон и сказал секретарю:
– Передайте Роджерсу, что я распорядился прекратить военные действия немедленно. Войска должны охранять периметр лэнийского космодрома в течение мирных переговоров. Граждане Конфедерации Дракэнов должны получить беспрепятственный пропуск через наши линии в любом направлении.
– Будет исполнено, мистер Корман.
Отвернув дужку микрофона в сторону, он продолжил беседу с Уорреном:
– Несмотря на расстояния, Лэни близка нам. Я был бы только рад, если бы лэнийцы заключили с нами нечто вроде экономического союза. Впрочем, я на этом не настаиваю. Я просто выразил пожелание – при этом отдавая себе отчет в том, что некоторые желания невыполнимы.
– Мы самым серьезным образом рассмотрим это предложение, – заверил Уоррен. – Он потряс его руку с энтузиазмом. – Вы большой человек, мистер Корман.
– Я? – Он усмехнулся. – В данный момент я пытаюсь вырасти в несколько ином направлении. В том, в котором обычно и растут.
Как только гость ушел, он швырнул пачку документов в выдвижной ящик стола. По большей части теперь это были ненужные бумажки. Странно – теперь ему дышалось гораздо легче, чем когда либо, легкие заполнялись более полно.
В приемной своего кабинета он сообщил секретарю:
– Сегодня я дома. Позвоните, если будет что-то безотлагательное.
Шофер закрыл дверь на шестой ступеньке. «Слабовольный», – подумал Корман, забегая по лестнице в дом. Только придурковатый не имеет силы отучить себя от самим созданной привычки. В привычке можно закоснеть надолго и навсегда.
Он встретил горничную вопросом:
– Где моя жена?
– Вышла примерно десять минут назад. Сказала, что вернется через полчаса.
– Она взяла с собой…
– Нет, сэр. Девочка в салоне.
Он осторожно вошел в салон, где застал ребенка покоящимся на большом диване, с откинутой головой и закрытыми глазами. Рядом еле слышно играло радио. Интересно, сама включила? Скорее всего, кто-то просто оставил его включенным.
Подойдя на цыпочках по ковру, он приглушил еле слышную музыку. Девочка открыла глаза и села, выпрямившись. Направившись к дивану, он поднял с ковра ее плюшевого медведя и, положив его с одной стороны, с другой сел сам.
– Татьяна, – спросил он с грубой нежностью, – почему ты – ничто?
Никакого ответа. Ни малейшего признака, что она живет рядом с ним, дышит и разговаривает.
– Это потому, что у тебя никого нет?
Молчание.
– Никого из близких? – Настаивал он, чувствуя нечто близкое к помешательству. – Даже котенка?
Она посмотрела на свои туфли, громадные глаза были чуть прикрыты бледными веками. Никакой реакции не последовало.
Вот она, горечь поражения. В отчаянии он перебирал пальцами, как человек на грани нервного срыва. Фразы путались в голове.
«Я – ничтожество».
«Мой котик… они выбросили его».
Его взор слепо блуждал по комнате, пока разум бесплодно кружился у этой стены молчания в поисках входа. Или там не было никакого входа?
Был.
Он отыскал его совсем неожиданно.
Помимо воли он пробормотал:
– Я очень, очень маленький, я должен быть среди взрослых. Всю жизнь меня окружало много людей. Но у меня не было ни одного человека. Ни одного, кто был бы по-настоящему моим. Ни единого. И я тоже, я – ничтожество.
Она погладила его по руке.
Потрясение было грандиозным. Пораженный сверх всякой меры, он посмотрел туда, где только что была ее рука, спешное отступление. Пульс тяжело застучал в висках. Что-то внутри него быстро становилось слишком большим, чтобы удерживать это внутри.
Он схватил ее и посадил на колени, обнял, зарылся в шею, терся у нее за ухом, гладил своей большой ладонью по ее волосам. И все время укачивал, мурлыча неразборчивые слова, обозначавшие колыбельную.
Она плакала. Она еще никогда не плакала. Не так, как взрослые женщины, подавленно, скрывая слезы, но как ребенок: мучительными рыданиями, которые вырывались из нее помимо воли.
Ее руки обвили его шею и сжимались с новой силой, пока он качал ее на коленях и гладил по волосам, называл ее «детка» и «дорогая», издавал всякие глупые звуки и слова.
Это была победа.
Не напрасная.
Полная победа.
