Боб Шоу - Миллион завтра
— Я одета в красное, значит, дай мне выпить чего-нибудь красного, игриво попросила она. — Все равно, что.
— Хорошо.
С равнодушным выражением лица Карев выбрал какую-то неопределенную, но подозрительно выглядевшую бутылку, память о давно забытом отпуске, и налил ей полный стакан.
— Что здесь с вами происходило, Вилл? — спросила Термина, наклоняясь над стойкой.
— А кто говорит, что что-то происходило?
— Но я же вижу. Твое красивое лицо выглядит сегодня, как гранитная скульптура. В тебе есть что-то от Озимандия.
Вот и началось, подумал Карев и вздохнул. Друзья Афины интересовались книгами и поэтому обожали игру в цитаты. Он подозревал, что в разговоре с ним они из кожи вон лезут, чтобы набить его литературными намеками. Карев, которому не удалось дочитать до конца ни одной книги, понятия не имел, что означает слово Озимандий.
— Этого Озимандия я делаю сознательно, — ответил он. — Прости, я на минуту. — Он подошел к Афине. — Выйдем в кухню, поговорим, пока не пришли остальные гости.
— Вилл, нам на это не хватит времени ни сегодня, ни в любой другой вечер, — заверила его она. — А теперь держись от меня подальше.
Она отошла так быстро, что он ничего не успел ответить. Он стоял один посреди кухни, чувствуя, что сердце его постепенно заполняет ледяная обида, и слушая ускоренный ритм своей крови. Афина заслужила наказания: с беззаботной жестокостью она превратила их связь в оружие, которым унижала его, когда ей вздумается. За такое поведение следовало бы чем-то досадить ей, вот только чем? Когда из главной части здания донесся шум, возвестивший прибытие новых гостей, где-то в его подсознании возникла некая мысль. Он заставил себя успокоиться, а потом свободным шагом вышел с кухни, чтобы приветствовать их, вернув улыбку на все еще болезненно пульсирующие после удара Афины губы.
Среди шестерых новоприбывших оказались Мэй Рэтрей и неуклюжий блондинчик примерно четырнадцати лет, которого представили Кареву, как Верта. Группа болтающих дам удалилась, обсуждая блеск, цвета и духи и на какое-то время оставив Карева один на один с парнем. Верт смотрел на него с явным отсутствием интереса.
— У тебя необычное имя, — начал Карев. — По-французски оно означает зеленый, правда? Твои родители…
— Это имя Трев, прочитанное наоборот, — прервал его парень, и на его поросшем пушком лице на мгновение появилось воинственное выражение. — Меня назвали Трев, но я считаю, что мать не должна иметь права выбора имени для своего сына. Мужчина должен сам выбрать себе такое имя, какое захочет.
— Верно, но ты вместо того, чтобы взять себе любое другое имя, взял то, которое дала тебе мать, только перевернул его… — Карев замолчал, поняв, что ступает на скользкую почву психологии. — Выпьешь чего-нибудь?
— Я обойдусь без алкоголя, — ответил Верт. — Не обращайте на меня внимания.
— Спасибо, — искренне ответил Карев.
Он подошел к бару и, делая вид, что наводит порядок, остался за стойкой, глотая шотландское виски из самоохлаждающегося стакана. Ему нужна была опора, чтобы устоять перед перспективой вечера, заполненного игрой в цитаты и разговорами с Вертом. До возвращения женщин он успел выпить половину второго стакана неразведенного алкоголя и поверить, что справится с ситуацией. Более того, он справится с самой Афиной, ибо уже решил, как отомстит ей. Явились еще четверо гостей, и он занялся их обслуживанием у бара. Двое из них — Берт Бертон и Вик Наварро — были остывшими немногим старше его, и, когда он попытался образовать с ними группу противников игры в цитаты, на середину комнаты вышла Афина.
— Я вижу, что у всех есть при себе проекторы, поэтому приступим к игре, — сказала она тоном распорядителя праздника. — Автора лучшей цитаты ждет сюрприз, однако напомню, что требуются цитаты только легкие, стихийные, а каждый пойманный на цитировании опубликованных текстов, платит фант. — Раздались аплодисменты, и под куполом дома запрыгали разноцветные пятна от регулируемых гостями проекторов. В воздухе замелькали яркие, трехмерные буквы и слова. Когда Афина нацелила свой проектор, Карев со стоном опустился на стул за стойкой.
— Я начну, чтобы вас расшевелить, — заявила она, включая аппарат, и в нескольких шагах от нее повисли в воздухе ярко-зеленые буквы, сложившиеся в надпись: Какой смысл говорить по-французски, если все тебя понимают?
Карев подозрительно оглядел гостей, которые почти все весело смеялись, потом еще раз внимательно прочитал слова. Их смысл по-прежнему ускользал от него. Афина не раз объясняла ему, что в игре в цитаты все искусство заключается в том, чтобы вынуть какую-нибудь фразу из контекста обычного разговора или корреспонденции и представить ее как самостоятельное целое, создав тем самым в мыслях читателя фантастический противоконтекст.
Она называла это словесной галографией, совершенно дезориентируя Карева. Уже больше года, с тех пор, как эта игра стала модной, он как мог избегал ее.
— Очень хорошо, Афина, но что вы скажете на это? — раздался в полутьме женский голос, и в воздухе под куполом дома повисли новые слова: Я знаю только то, что читаю в энциклопедиях.
Почти сразу за ними вспыхнули еще две надписи, одна красная, другая топазовая: Ну и не повезло же этим Ромео и Джульетте и Мы держим эту комнату замурованной специально для вас.
Карев невозмутимо разглядывал их поверх стаканов, а потом решил, что не сдастся. Он взял две бутылки алкоголя и обошел гостей, наливая им по полной и заставляя выпить. Через несколько минут неразведенный алкоголь, который он выпил, вместе с усталостью, голодом и вспыхивающими надписями, перенесли его в мир, лишенный пространственной компактности. Луч — это единственное слово, которое означает луч, — проинформировала его мерцающая надпись, когда он садился среди других гостей, разместившихся на полу. Ты сказал бы, не задумываясь, что я похож на выдру? — спросила следующая надпись.
Карев сделал еще один большой глоток и прислушался к ведущемуся рядом тихому разговору.
Потом он перестал слушать его и осмотрелся, чтобы увидеть, что делает Афина. Разве это не ужасно? — спросила надпись цвета индиго. Сейчас рождество, а мы гоняемся за подарками. Он заметил фигуру сидящей в одиночестве Афины, видимую на фоне шедшего из кухни света.
Она радостно смеялась какой-то цитате, как будто супружеская сцена, разыгравшаяся между ними недавно, вовсе не вывела ее из себя. Ему мешала надпись, путавшая его мысли. Вместо обязательных визитов на рождество нужно принимать гостей. Он закрыл глаза, но громкий взрыв смеха заставил его тут же открыть их. Подумайте, насколько быстрее покорили бы дикий запад, если бы колеса фургонов вращались в нужную сторону.
— Минутку, — раздраженно обратился он к соседу. — Что это значит?
— Это намек на фильмы, которые мы смотрим в Институте истории… Ах, да, ты, кажется, туда не ходишь? — сказал Наварро.
— Нет.
— Так вот, в старых фильмах мигалка кинокамеры часто давала стробоскопический эффект, и зрителям казалось, что спицы колес вращаются не в ту сторону.
— И над этим все смеются?
— Знаешь, старина, — сказал Наварро, хлопнув его по спине, — лучше выпей еще.
Карев последовал совету, а цветные надписи за пределами его личного мирка, размещенного в стакане виски, волновались и вдруг опадали, собираясь в его сознании…
Расскажи мне все о боге… Я пришел за своей долей сапожного крема… Хочешь сделать из меня нуль?.. А этим я подстрелил того паука… Конечно, я могу быть вежлив, если это сохранит мне деньги…
— Я например считаю, рассуждал кто-то, — что бессмертие стало доступным слишком поздно, ибо среди нас нет пионеров типа братьев Райт, которым следовало бы продлить жизнь, чтобы они увидели развитие того, чему положили начало…
…В эту минуту я на этапе брожения в сиропе… Вероятно, погиб, защищая себя… Смерть — это способ, которым природа заставляет нас уменьшить темп…
— Минуточку! — фыркнул Карев, потягивая из стакана. — Последняя фраза смешная. Разве это не причина для дисквалификации?
— Наш неоценимый Вилл, — прошептал Наварро.
— Если можно приводить смешные фразы, то я тоже сыграю, — не задумываясь заявил Карев, ища взглядом какой-нибудь свободный проектор. За его спиной Мэй и Верт, забыв обо всем, тискали друг друга, и видно было, что они потеряли интерес к игре. Карев взял проектор Мэй, некоторое время разглядывал клавиши, потом принялся слагать цитату. В задымленном воздухе повисли слова: Способ от дурного запаха изо рта — немедленная смерть.
— Это очень похоже на последнее, — запротестовала Термина, красная фигура которой маячила слева. — Кроме того, ты сам это выдумал.
— А вот и нет! — победно произнес Карев. — Я слышал это в программе тривизии.
