Дмитрий Леонтьев - Горящее небо
— Я пришёл к тебе с угодным твоему народу делом, — глухо сказал римлянин, с ненавистью и презрением глядя на стоящего перед ним проповедника. — Ты не только отказался помочь им, ты оскорбил ещё и меня, потому что, по твоему разумению, я не укладываюсь в избранное тобой учение… Это было бы правильно, если б было истинно. И даже я — я! — пал бы к твоим ногам, если б увидел тому подтверждение, а я ещё ни перед кем не выказывал таких почестей — ни перед богами, ни перед людьми… А теперь я вижу, что ты просто лжец, мечтающий влезть в число праведников, пока ваши разжиревшие священнослужители увлечены междоусобицами и накоплением богатств. Я приходил к тебе как друг, а ухожу врагом. Но нам ещё предстоит встретиться, проповедник. И будет очень плохо, если ты окажешься по другую сторону в этот миг… Тогда тебе не помогут даже творимые тобой чудеса.
— Мне нечего бояться. Пока не пришёл Мой час, Я буду нести Его слово, лечить больных и утешать страждущих. Ты не имеешь власти надо Мной. И Я не боюсь твоих угроз.
— Ты не первый, от кого я слышу подобное… Что ж, ты сам избрал свой путь. Но врагам вместе не идти одной дорогой. Кому-то придется остаться на ней навек, а кому-то следовать дальше. Наши пути пересеклись, и ты стал мне врагом. Посмотрим, насколько далеко пройдём мы вместе. От сюда и до конца…
* * *…делай то, что должен…
Ученик только крепче сжал зубы и, завороженно глядя на Учителя, молчал.
— Иди и делай своё дело! — повторил Учитель, твердо глядя в его глаза.
Под этим взглядом ученик поднялся и, пошатываясь словно под тяжестью непосильной ноши, вышел на улицу.
— Куда он его послал? — спросил Пётр Марка.
— Не знаю. Наверное, купить что-нибудь к празднику. Я бы ему не доверил и лепты, а учитель доверяет ему все наши деньги. Он слишком добр, забывая о его прошлом.
— Иуда видит, что ему доверяют, и это позволяет ему удерживать себя от себя же самого. К тому же он предан учителю. Никто никогда не говорил ему доброго слова, а среди нас он как равный.
— И всё же я не доверяю ему. Прошлое — это как печать, его уже не смоешь. Рано или поздно он себя покажет в истинном свете.
— Учитель говорит, что никогда не поздно измениться, свернув с неправедного пути, может быть, и Иуда…
Под шум голосов спорящих и болтающих учеников Учитель долго смотрел вслед Иуде, потом глубоко, словно через силу, вздохнул и прошептал:
— Горе тебе, Иуда, Симонов из Кариота… Ныне прославится Сын человеческий, и свершится начертанное. И хоть иду Я по собственной воле, но горе тому, кем Я предаюсь. Во веки веков будет лежать на тебе печать предателя…
— О чем ты говоришь, учитель? — спросил сидящий рядом Пётр.
— Это последняя чаша вина, которую Я пью вместе с вами. Следующую чашу вместе с вами Мне пить в царстве Отца моего… Недолго Мне осталось быть с вами…
— Куда же ты уходишь? — удивился Пётр. — Я хочу пойти с тобой.
— Сейчас ты не можешь идти со Мной. Твой час ещё не пришёл. Когда придет ваше время, пойдёте и вы этой дорогой. И встретимся мы в конце пути, и отдохнём, и порадуемся делам нашим…
— Почему?! — отшатнулся осознавший смысл его слов Пётр. — Почему Ты так говоришь? Я не отступлю от Тебя ни на шаг. Если нам и предстоит умереть, то умрём вместе. Мне не жить без Тебя. Я душу свою положу за Тебя!
— Душу свою за меня положишь? — тихо переспросил проповедник. — Все вы отречетесь от меня в эту ночь, в страхе за свои жизни бежав прочь. Сказано: «Поражу пастыря, и овцы рассеются». Но Я вернусь. Я не брошу вас, вам ещё предстоит окрепнуть духом… Сейчас вам тоже требуются доказательства, чтобы поверить, — вот в чём беда… Вам тоже нужны доказательства того, что Я несу порученное Мне Отцом Моим…
— Не надо нам доказательств, — сказал Филипп. — Не надо, мы верим… Покажи нам Отца, и довольно с нас…
— Сколько времени Я с вами, Филипп? И ты не видишь Меня? Видевший Меня, видел и Отца. Пройдёт совсем немного времени, и вы поверите. Поверите и укрепитесь. А Я не оставлю вас. Не бойтесь.
— Я не боюсь, — сказал Пётр. — Если все и предадут Тебя, то я не предам. Если все и сбегут, то я не сбегу…
— А ты, Пётр, отречешься от Меня трижды за эту ночь… Но не смущайся. Твоё время и твоя сила ещё впереди. Ты сможешь победить себя, Я знаю. Я буду беречь вас. И Я буду просить за вас у Отца Моего. Сейчас Я уйду, но не печальтесь. В этом нет ужаса. Я иду к Тому, кто любит Меня. Я иду подготовить место и для вас. После ваших трудов мы соединимся, и Он возлюбит и вас…
— Вот теперь мы верим, — воскликнул Иоанн. — Теперь мы слышим, что Ты говоришь прямо и понятно, без притч, потому и понимаем Тебя…
— Верите? — грустно улыбнулся проповедник. — Скоро наступит час… Он уже настал, и вы рассеетесь, оставив меня одного… Но Я буду не один. Отец Мой не оставит Меня в сей час. Этот час ужасен, но он велик! И в скорби, и в горе мужайтесь: в этот час Я победил мир. Пока ещё вы ищете в учении Моем для себя. Вы хотите ловить помногу рыбы и ходить по воде, как и Я, хотите знать будущее, творить чудеса, проповедовать, ходить из селения в селение и искать любви большей, чем людская. Вы хотите, чтоб вас уважали и слушали, хотите быть здоровыми и жить долго и не бояться сильных мира сего… Даже Меня вы любите за то, что Я учу вас, любите за что-то, а не просто так… Но придет время, и вы будете искать в учении Моем для других. И в сердце своём вы будете искать для других, и жизнь свою положите за тех, кого никогда не видели. И будете раздавать любовь свою более себя, и к престолу Отца Моего уже не вернется лишь искра Его, данная вам. Чем больше вы отдаёте людям, тем больше к вам возвращается. Даже Я имею жизнь вечную не оттого, что Мессия, а оттого, что — Любовь… А сейчас то, что предназначено Мне, подходит к концу…
— У нас есть два меча… — начал было Пётр, но Учитель резко поднялся и вскинул вперёд руку:
— Довольно!.. Теперь Мне нужно побыть одному. Ждите, пока Я буду молиться за вас и за Себя…
Он вышел в ночь и побрёл, погруженный в свои мысли. И каждый шаг давался Ему нелегко, потому что каждый Его шаг был шагом ожидания. Он шел и вдыхал наполненный ароматами смол и хвои воздух. Он гладил ладонями стволы деревьев и нежился щекой о мягкие, душистые листья. Он смотрел на звёзды и улыбался им, прощаясь. А потом Он остановился, опустился на колени и коснулся руками холодной земли, словно пытаясь навек запомнить нежность покрывавшей её травы.
— Отец! — прошептал он. — Отец, душа Моя скорбит смертельно… О, если б возможно было выбрать иной путь. Если б Ты пронес эту чашу мимо Меня!.. Впрочем, важно не то, что хочу Я, а то, что хочешь Ты. Тебе ведомы все пути, и раз Ты даешь именно этот, значит, он — единственный… Но молю Тебя: укрепи Меня, потому что тоска и ужас завладели сердцем Моим. Я один среди них. Я донёс до них то, что Ты поручил Мне, теперь они остаются в мире, а Я должен вернуться к Тебе… Но неужели это — единственная дорога?.. Я верю в Тебя и в любовь Твою, но Я тоскую и плачу, стоя перед началом дороги к Тебе. Я оставляю их, а ведь они ещё слабы и неразумны, они ещё не осознали, что им дано. Но они уже не такие, как все. Мир возненавидит их, потому что они не от мира сего, как и Я… За них Я отдаю Себя, чтобы увидели они истину и уверовали… Молю Тебя — храни их. Открой им Свою любовь, и пусть войдет она в их сердца…
— Так вот что ты задумал! — раздался за его спиной насмешливый голос. Римлянин стоял, привалившись плечом к дереву, и с улыбкой наблюдал за коленопреклоненным пророком.
— Это опять ты, подкрадывающийся со спины и выступающий из мрака? — горько спросил проповедник. — Ты опять пришёл хулить Меня и издеваться надо Мной?.. Отойди. Твой час ещё не настал. Дай Мне побыть одному. Я должен побыть один сейчас…
— Да, тебе стоит помолиться. Потому что, чтобы свершилось то, что ты задумал, требуется воистину чудо… Так вот, значит, почему ты отклонил моё предложение… Ты хочешь осуществить пророчество вашего Писания, говорящего о приходе и гибели Мессии? Я читал эти строки. У тебя ничего не получится — слишком сложно. Но признаюсь: задумано неплохо. Ты только что отправил своего ученика — как его? — Иуду из Кариота к первосвященникам. Да, они с удовольствием примут его донос на тебя и начнут судебное разбирательство. Но ведь этого недостаточно. Я плохо разбираюсь в вашем Писании, но я прочитал в нём столько пророчеств, столько необходимых условий, что… Неужели ты всерьёз рассчитываешь на это? Не забывай: смертную казнь может утвердить лишь римская власть. А её-то и представляют те, кто послал меня к тебе. Ты опозоришься. А я помогу тебе в этом. Жертва Иуды будет напрасна. Он навсегда останется лишь жалким предателем и сребролюбцем, а цель не будет достигнута, и предсказание не исполнится.
— Что тебе надо? Зачем ты пришёл насмехаться надо Мной в этот день? Откуда столько зла в тебе?..
— Откуда?! Я ненавижу лжецов, обманом поднимающихся на вершину славы, по головам своего народа и своих друзей. Ты убеждаешь всех, что ты — праведник?! Но мы-то с тобой знаем истину! Ты знаешь, и я знаю. Все, что ты говоришь о себе, — ложь! Ложь от первого до последнего слова! Где ты видел непорочное зачатие? Поверь моему опыту — так не бывает. Какие чудеса ты творил?! Где они?! Они прошли, и нет среди воскрешённых тобой и излеченных тобой заступников за тебя. А новые чудеса ты совершать не хочешь… Почему? Я отвечу: потому что не можешь. Я думал, что это не столь уж и важно, раз твоё учение может послужить для пользы людей, но оказалось, что не люди тебя заботят, а только личная слава. И знаешь, что я делаю? Я не стану мешать тебе покончить жизнь самоубийством. Отнюдь. Я помогу тебе. Но только знай — жертва твоя будет напрасна. Ты умрешь как лжец, а не как Мессия. Я даже позабочусь для утверждения тебе смертного приговора, но я же и приложу все силы, чтобы не дать тебе осуществить слова пророчества. А требований к его исполнению много. И если не будет выполнено хоть одно-единственное, ты умрёшь как лжец… Как ты думаешь, неужели мне не удастся воспрепятствовать исполнению хоть одного пророчества?
