Вадим Шефнер - Девушка у обрыва
– Не строй из себя умника! – рассердился я. – Мы с тобой в школе учимся, и незачем нам думать о том, чего не может быть.
После этой моей отповеди Андрей обиделся и долго не разговаривал со мной на отвлечённые темы. Зато он начал таскать домой всевозможные научные книги, в которых речь шла главным образом о воде. Когда мы перешли в следующий класс, Андрей стал почти все вечера проводить в Вольной лаборатории – такие лаборатории и сейчас имеются при каждой школе. Там было много всяких машин и приборов, и он возился около них, забывая даже о еде. Как это ни странно, но ни мои, ни его родители не принимали никаких мер против этого увлечения. Когда я намекал им, что Андрею это ни к чему и только идёт во вред здоровью и общей успеваемости, они мягко отвечали мне, что я чего-то недопонимаю. Однако для своего возраста я был совсем не глуп, и успеваемость моя была совсем неплохая. Что касается Андрея, то, чем дальше, тем всё выше были его успехи в области точных наук, в то время как по остальным предметам он шёл весьма посредственно. А некоторые уроки он вообще пропускал ради своих опытов, и, как ни странно, Педагоги ему это почему-то прощали. Так, на физкультуру он ходил очень редко, а на уроки плавания в школьный бассейн – ещё реже. Только подумать – он так и не научился плавать!
Несмотря на некоторые странности своего характера, Андрей был хорошим товарищем. Иногда мы с ним спорили, но почти никогда не ссорились. Раз только он вспылил из-за пустяка и даже обидел меня. Когда мы в седьмом классе проходили Теорию Эйнштейна, мне не всё было в ней понятно, и дома я прибег к помощи ЭРАЗМа [8]. Я знаю, что сейчас этот агрегат не применяется, он признан непедагогичным и давно снят с производства, но в мои юные годы некоторые ученики прибегали к его помощи. Андрей же к ЭРАЗМу относился неуважительно и даже дал ему грубую кличку «Зубрильник».
Я вложил книгу в отверстие агрегата, включил контакт, и механические пальцы начали листать страницы. ЭРАЗМ стал читать книгу вслух, пояснять её зрительно на экране и давать свои, упрощённые и доходчивые пояснения.
И вдруг Андрей, который до этого тихо сидел за своим столом, ничего не делая и уставясь в одну точку, сказал сердитым голосом:
– Да выключи ты этот несчастный зубрильник! Неужели ты не понимаешь таких простых вещей!
– Андрей, ты груб! – сказал я. – Этот прибор называется ЭРАЗМ, а никакой он не зубрильник.
– И кто придумывает названия всем этим агрегатам! – буркнул Андрей. – Тоже мне – «ЭРАЗМ»!
– Названия всем агрегатам придумывает Специальная Добровольная Наименовательная Комиссия, состоящая из Поэтов, – ответил я. – Поэтому, оскорбляя агрегат, ты тем самым оскорбляешь Поэтов, которые добровольно и безвозмездно дают названия механизмам. А поскольку я пользуюсь услугами ЭРАЗМа, то оскорбляешь и меня.
– Прости, я вовсе не хотел обидеть тебя, – проговорил Андрей. – Дай мне книгу, я поясню тебе эту главу.
Он стал втолковывать мне смысл Теории, но пояснения его были какие-то странные, парадоксальные и совсем непонятные мне. Я сказал об этом Андрею, и он искренне удивился.
– Но ведь всё это так просто. Эта книга случайно попалась мне, когда мы учились ещё во втором классе, и я ничего непонятного в ней не нашёл.
– Ты не нашёл, а я вот нахожу! – ответил я и вновь включил ЭРАЗМ.
Но эта размолвка не нарушила нашей дружбы. И когда нам исполнилось по шестнадцати лет и мы получили право пользоваться Усилительной Станцией Мыслепередач, мы с Андреем взяли общую волну и стали «двойниками» [9] по мыслепередачам. Вскоре это пришлось очень кстати – моя помощь понадобилась Андрею.
Случилось это так. Ранней весной родители наши взяли отпуск и улетели на Мадагаскар, предварительно дав нам соответствующие наставления. Андрей, пользуясь отсутствием родителей, стал до глубокой ночи пропадать в Вольной лаборатории. Он приходил туда один и проделывал опыты с водой, на которой он, как в старину говорилось, совсем помешался. Как потом выяснилось, некоторые из этих опытов были отнюдь не безопасны, и ДРАКОН [10] не раз делал Андрею замечания и даже выключал электропитание в лаборатории, дабы прервать эти опыты. За это Андрей невзлюбил ни в чём не повинного ДРАКОНа и даже дал ему нелепую кличку «Дылдон».
Однажды Андрей задержался в лаборатории что-то очень уж надолго, но я не слишком беспокоился о нём, так как был уверен, что, поскольку он производит свои опыты в присутствии дежурного ДРАКОНа, ему ничто не угрожает. И я спокойно лёг спать.
Я начал уже засыпать, как вдруг услышал мыслесигнал Андрея.
– Что случилось? – спросил я.
– Состояние опасности, – сообщил Андрей. – Иди в лабораторию. Всё. Мыслепередача окончена.
Я тотчас оделся и выбежал на улицу. У ворот меня окликнул дежурный ВАКХ [11]:
– Вы встревожены? Поручений нет?
– Благодарю вас, поручений нет, – ответил я и побежал по самосветящейся пластмассовой мостовой к школе. Улица была пустынна, только на скамейках бульвара кое-где сидели парочки. Навстречу мне попался ГОНОРАРУС [12]. Он нёс в своей пластмассовой руке букет розовых цветов, а во лбу его горела розовая лампочка. Розовый цвет означал, что родилась девочка, – ГОНОРАРУС шёл извещать об этом отца. Я едва не сшиб с ног этот агрегат, так я торопился.
Но вот и школа. На площадке перед ней днём всегда висела статуя Ники Самофракийской, причём голова её была восстановлена с помощью точнейших кибернетических расчётов. Она была отлита из нержавеющего металла и с помощью электромагнитов висела в воздухе над невысоким постаментом, как бы летя вперёд. На ночь электромагниты выключались, и статуя плавно опускалась на постамент. А утром, когда луч солнца касался включающего устройства, Ника плавно подымалась в воздух, продолжая свой полёт. В дни моей молодости было немало таких висящих в воздухе статуй. Теперь, к сожалению, от электромагнитов отказались, считая это дурным вкусом, и вновь вернулись к обычным пьедесталам. А жаль. Не слишком ли усердно нынешняя молодёжь зачёркивает творческие достижения прошлого?
В окнах большого здания Вольной лаборатории горел свет. Я вошёл в технический зал. Здесь, среди множества приборов и машин, я увидел Андрея. Он сидел на пластмассовой табуретке, и с руки его стекала кровь. Над ним, неуклюже наклонясь, стоял ДРАКОН и давал ему какие-то медицинские советы. Андрей был очень бледен. Я кинулся к аптечному шкафу, достал необходимые медикаменты и занялся оказанием помощи. Андрей был ранен в плечо и потерял много крови. Рана была небольшая, но довольно глубокая. Я залил её Универсальным бальзамом и сделал перевязку, а затем вызвал по телефону Врача.
– Что здесь произошло? – спросил я Андрея.
– Небольшой просчёт, – ответил он. – Я думал, что будет совсем другой эффект. Понимаешь, мне нужно было узнать поведение воды при некоторых особых условиях. Я переохладил её под давлением и вбрызнул в раскалённую золотую трубу. Я думал, что перепад температур…
– А вы что смотрели? – строго обратился я к ДРАКОНу. – Ведь вы должны прерывать опасные опыты!
– Опыт безопасен, – бесстрастно ответил ДРАКОН. – Опыт целесообразен, нужен, необходим, обязателен, полезен, безопасен.
– Как же он безопасен, если человека ранило! – рассердился я. – И посмотрите, что здесь делается!
Действительно, на полу лежали какие-то разбитые циферблаты, осколки плексигласа, обломки металла, лопнувшая искорёженная золотая труба с довольно толстыми стенками…
– Дылдон не виноват, – сказал вдруг Андрей. – Если кто виноват – так это я. Я доказал Дылдону, что опыт безопасен.
– Значит, ты обманул его! Пусть это не Человек, а механизм, но всё равно ты совершил обман. Обманывая механизм, ты обманываешь Общество!
– Я не обманул его, я убедил. Я внёс поправки в его электронную схему. Он даже помогал делать опыт.
– Опыты не напрасны, безопасны, оправданы, обоснованы, объективны, перспективны, – глухо забормотал ДРАКОН.
– Ну, с вами толковать – что воду в ступе толочь! – сердито сказал я.
– Воду в ступе? Толочь? Новый опыт? – заинтересовался ДРАКОН.
– Никаких опытов мы делать не будем, – ответил я. – Лучше наведите здесь порядок.
ДРАКОН поспешно нагнулся над люком мусоропровода, выдвинул из своей ноги пластмассовую лопаточку и, пританцовывая, стал сбрасывать туда осколки и обломки. Столкнув остатки искалеченной золотой трубы, он захлопнул люк.
– Всё. Могу выключаться?
– Да, – ответил я. – И скажите Людям, чтобы вас заменили. Вы неисправны.
В это время подоспел Врач.
Рана Андрея скоро зажила, остался только шрам. Самое странное, что за свою проделку Андрей, в сущности, не понёс никакого наказания. Его только на короткий срок отстранили от опытов, а потом он опять принялся за своё. Уж чего-чего, а упрямства у него хватало.
