Александр Розов - Футуриф. Токсичная честность.

* О нарушении полицейского запрета на мероприятия.

* Об использовании труда нелегальных иммигрантов.

* Об обнаружении нелегального трудового мигранта.

* Об аресте нелегального трудового мигранта до выяснения личности.

Приблизительно час продолжалось заполнение бланков, а затем, лейтенант и сержант доставили нелегальную трудовую иммигрантку в районное управление полиции и, по внутреннему протоколу, передали ее дежурному дознавателю. На этом их функция в стандартном деле завершилась, они вернулись в автомобиль и поехали на следующую проверяемую точку… А через час были по рации вызваны с маршрута назад приказом старшего дежурного офицера управления. Он и дознаватель встретили их в холле.

— Так, парни, — начал старший офицер, — вы по уши в дерьме. И я из-за вас тоже.

— Э… А в чем дело, шеф? — удивился лейтенант.

— Грег, объясни им, в чем дело, — сказал старший офицер, обращаясь к дознавателю.

— Парни, — произнес тот, — вы знаете, кого вы арестовали и привезли мне?

— Э… — лейтенант почесал в затылке, — …Ну, какая-то танцовщица стриптиза. Я думаю, откуда-то из Восточной Европы. Может, Сербия, Россия, или Украина.

— А откуда такая идея? — спросил дознаватель.

— Ну… Она в начале сказала слово «huy».

— Это, — добавил сержант, — значит «fuck» на славянских языках.

— А на каком языке вы с ней говорили?

— На английском, — ответил лейтенант, — голландского-то она не знает.

— Не знает? Правда? А вы проверяли?

— Э… Нет, она же сразу сказала «huy», который значит «fuck», а потом спросила… Э… Дитрих, ты помнишь?

— Да, Маркус, — сержант уверенно кивнул, — она спросила «What’s wrong?».

Старший офицер тяжело вздохнул.

— Парни, я сейчас вам объясню, что такое настоящий «huy», который значит «fuck». Эта девушка — голландка, она родилась и живет в Амстердаме, ее имя: Елена Оффенбах. Та самая Елена Оффенбах, которую в таблоидах называют «пицца-адвокат».

— Э-э…Ой… — хором выдохнули лейтенант и сержант.

— Так вот, — принял эстафету дознаватель, — сейчас она обвиняет вас по шести пунктам: превышение власти, обращение, попирающее человеческое достоинство, допрос на иностранном языке, незаконный арест, нарушение физической неприкосновенности, и угроза истязания. Она уже пишет это, и я вас спрашиваю: что будем делать?

— Э… — лейтенант снова почесал в затылке, — …Ну, может, поговорить по-человечески? Понимаете, мы же ничего плохого ей не делали. Зачем она с нами, как с врагами?

— Что скажешь, Грег? — поинтересовался старший офицер.

— Не лишено смысла, — ответил дознаватель, — я прочел ее досье. Она три года служила в военной полиции, была в горячих точках, в позапрошлом году демобилизовалась. Мне кажется, она нормальный человек, просто, ей что-то от нас надо.

— Ладно! — старший офицер кивнул, — пойдем, поговорим с ней по-человечески.

Елена Оффенбах, удобно устроившись за столом, вдохновенно работала с текстом. Уже несколько листов, заполненных ровным и аккуратным почерком, лежали справа от нее. Увидев вошедших четверых мужчин, она отложила авторучку и произнесла:

— Вот теперь все в сборе. Поговорим?

— Фрау Оффенбах, зачем вы это делаете? — выпалил лейтенант.

— Хороший вопрос, — сказала она, — давайте подумаем вместе. Я культурно отдыхала в кафешантане, но вдруг, светомузыка выключилась. Я пошла к стойке бара, узнать, что случилось. У стойки два полисмена, на английском потребовали мой ID. А я танцевала легко одетой, и мой ID лежал в сумке. Вместо того, чтобы позволить мне взять сумку, полисмены стали бомбардировать меня абсурдными вопросами, опять на английском. Я почувствовала себя, как в оккупированной зоне. На меня составили протокол, будто я нелегальная трудовая иммигрантка, и доставили сюда. Я подозреваю, что вся эта акция является заказной, и направлена против законной коммерции кафешантана «Анаконда», поэтому, я работаю над обоснованием дополнительного обвинения в коррупции.

— Но это же неправда! — с жаром заявил он.

— Что именно неправда? — поинтересовалась она.

— Все неправда! Вы изображали голую наемную танцовщицу, изображали, что не знаете голландского, изображали, что у вас нет документов, и что боитесь сообщить свое имя, гражданство и местожительство! Вы нас провоцировали!

— Вы говорите, что за час я шесть раз спровоцировала вас на прямое нарушение закона и должностных инструкций? Вас так легко на это спровоцировать?

— Нет! Черт! Меня нелегко спровоцировать. Но вы так себя вели…

— О! Лейтенант, вы вообразили, что должность в полиции дает вам право решать, какое поведение граждан — надлежащее, а какое — нет? Суду будет интересно это услышать.

— Суду? — переспросил он.

— Да, ведь функция уголовного суда — защищать общество от таких силовых эксцессов исполнительной власти. Вы не знали? Что ж, добро пожаловать в реальный мир.

— Черт вас подери… — начал лейтенант, но тут старший офицер резко оборвал его.

— Маркус! Подождите за дверью вместе с Дитрихом! А то вы сейчас наговорите….

Лейтенант и сержант молча вышли, признавая, что приказ разумный и своевременный.

Старший офицер переглянулся с дознавателем. Тот чуть заметно кивнул и сказал:

— Да, я думаю о том, же, что и ты. Проблема в «Анаконде».

— Вот-вот, — старший офицер посмотрел на Елену, — скажите, фрау Оффенбах, у вас есть контракт на защиту интересов кафешантана «Анаконда»?

— Контракта нет, но есть, знаете ли, врожденное чувство справедливости.

— Итак… — старший офицер сделал длинную паузу, — …Если справедливость, как вы ее понимаете, будет восстановлена, то мы с вами можем забыть этот инцидент. Верно?

— Я думаю, — ответила она, — это хорошая идея. Вопрос только в процедуре.

— Процедура непростая, — согласился он и повернулся к дознавателю, — Грег, давай, мы прикинем: сколько у нас времени до фиксации оперативных файлов в архиве?

— Ну, ты же знаешь, в 7:30 операторы ночной смены начинают фиксацию для передачи дневной смене. Я бы сказал: нам надо переписать все к 7:15, не позже.

— ОК, — Елена обворожительно улыбнулась, — я готова начать работу под честное слово начальника районного отдела, или его зама по лицензионному контролю.

— Нет уж, если переписывать, так лучше все сразу, — сказал старший офицер, и нажал на телефоне клавишу вызова одного из «горячих» номеров.

— Пауль, — тревожно шепнул дознаватель, — имей в виду: жена Юхана нас загрызет.

— Не беспокойся, Грег, за большую коробку клюквы в сахаре, она всех простит.

Начальник управления Юхан Зюйс, классический толстый и жизнерадостный дядька, этнический фламандец, сложил итоговые комплекты бумаг в стопки на столе, и одну стопку передвинул к старшему дежурному офицеру, сопроводив коротким приказом.

— Это в лапшерезку.

— Сделаю, шеф, — ответил тот, зацепил указанную стопку, и вышел из кабинета, а через минуту из-за тонкой стенки донеслось шуршание машины — уничтожителя бумаг.

— Вот таким образом, — заключил Зюйс и протянул Елене тонкую папку с ее комплектом документов, — перепроверьте, фрау Оффенбах, если хотите.

— Спасибо, герр Зюйс, я уже проверила. Ну, что расходимся?

— Да, — он кивнул, — если хотите, я вас подвезу. Вы ведь назад в «Анаконду», верно?

— Благодарю. Это будет так мило с вашей стороны.

— Я рад, что вы оценили, фрау Оффенбах.

Ехать было совсем недалеко, а когда Юхан Зюйс остановил машину в сорока шагах от дверей «Анаконды», то спросил:

— Вы можете уделить мне несколько минут, фрау Оффенбах?

— Да, конечно, — сказала она.

— Спасибо, — он чуть поклонился, — знаете, мне небезразличен порядок у меня на районе. Поэтому, если в каком-то кафешантане из-за эротических танцев на эстраде и опьянения галлюциногенами возникает неадекватное ажиотаж, и метание тяжелых предметов, то лицензия на такие шоу приостанавливается. По-моему, это разумно а, по-вашему?

— По-моему, все относительно, герр Зюйс.

— Относительно чего? — спросил начальник районного управления полиции.

— Относительно, например, квартала между Остаде и Виллиброрд, где находится мечеть Аррахмана. Тут недалеко. Хотите, прокатимся, глянем на экстремистов-талибов?

— Что вы! — он укоризненно развел руками, — Не надо смешивать ислам с терроризмом.

— Я не хочу смешивать, герр Зюйс, но они сами смешиваются и в Афганистане, и здесь.

— При чем тут Афганистан?

— Так, судьба меня туда занесла, а здесь я вижу те же талибские морды. Вы не встречали экстремистов в этом квартале, где им почему-то дали социальное жилье, за счет наших голландских налогоплательщиков? Поехали, я вам их покажу. Вам нравится эта идея?