Леон де Винтер - Право на возвращение

— На пять минут, — встрял Балин.

— Можно, я пойду прогуляюсь? — спросил Икки.

— Мы живем в свободной стране, — напомнил Балин.

Икки, с трудом скрывая изумление, поднялся, обогнул перегородку и направился к выходу:

— Принести тебе чего-нибудь, Брам?

— Капучино. А тебе, Ицхак?

Балин отрицательно покачал головой.

— Среднюю или большую?

— Среднюю.

Один из охранников распахнул перед ним дверь, и Брам увидел за стеклом размытый силуэт Икки, поспешно направляющегося в сторону кафе.

— Брам, да, — заметил Балин. — Это твое голландское имя.

— Эйб в Америке, — отозвался Брам.

— Абрахам.

— Полное имя по голландским документам — Абрахам. А в Яффе — Ибрагим.

— Ты хорошо справляешься с работой здесь. Жаль, что бросил преподавать.

— Я специализировался в неверном направлении, — ответил Брам.

— По истории Ближнего Востока. Здорово тут у тебя.

— Можно усадить еще человек пятьдесят.

— У вас так много дел?

— Чем дольше работаешь, тем больше их становится.

— И ты работаешь волонтером в «Давидовом шите».

— Да.

Они замолчали, глядя друг на друга.

— Чем я могу быть тебе полезен? — спросил Брам.

— Ничем особенно. Я хотел спросить тебя о Хаиме Плоцке.

— Плоцке?

— Утром я навещал раненых, тех, кто мог говорить. И Плоцке, конечно.

— Он дежурил, когда я проезжал в Яффу. Ты хочешь знать, для чего я туда ездил?

— Зачем? Я и так знаю.

— Я должен радоваться этому? — сердито спросил Брам.

— Да. Гораздо хуже будет, если я не буду знать цвета трусов, которые на тебе надеты. Если мы не будем делать свою работу как следует, можно закрывать лавочку.

— Это-то понятно.

Балин усмехнулся, пытаясь показать Браму, что пришел с самыми дружескими намерениями.

— Какие-то проблемы с Плоцке?

— Никаких, но он вбил себе в голову странные вещи, которые меня беспокоят.

— Ты хочешь сказать: он считает, что никакой ракеты не было?

— Именно. Он сказал мне, что обсуждал с тобой свою, так сказать, теорию.

Они помолчали.

— И что ты хотел услышать от меня?

— Что ты уверен: он несет чушь.

— Я так ему и сказал.

Балин кивнул:

— Я знаю.

— Ракета — она ракета и есть, — сказал Брам, и подумал — интересно, зачем шеф Шабака лично принимает меры к замалчиванию рассказа Плоцке?

— Подобная история, — небрежно уронил Балин, — может вызвать беспокойство, если заживет, так сказать, своей жизнью. Мы не можем себе этого позволить.

— Я ни с кем не собирался ее обсуждать.

— Ты меня успокоил, — откликнулся Балин, протягивая Браму руку. — Договорились?

— Договорились.

И они пожали друг другу руки, скрепляя договор.

— Да, еще кое-что, — сказал Балин.

Брам выжидательно смотрел на него. Балин никогда не заходил с единственной карты, но, подобно фокуснику, выхватывал все новые и новые буквально из воздуха.

— У тебя ведь есть собственный банк данных?

— Да. Мы завели его четырнадцать лет назад.

— И есть доступ к другим банкам данных?

— Ты имеешь в виду такие же бюро в других странах?

— Да или нет?

— Мы можем официально войти в большинство банков данных. И они к нам. Такова договоренность.

— У них такие брандмауэры понастроены, надо убить несколько дней, чтобы только туда забраться.

Брам понял, что они пытались кракнуть какой-то банк данных. Какое это имеет отношение к истории Плоцке?

— Вы не могли бы нам помочь? — продолжил Балин.

— Мы? Помочь вам? Потрясающе! Ты хочешь сказать, мы круче Шабака?

— Вы заняты, черт побери, целыми днями этим дерьмом, правда же? У вас есть свои методы, свои контакты.

— За компом сидит Икки, он этому учился. Я его дел почти не касаюсь.

— Окажи нам кавод, — попросил Балин.

— Всегда, если смогу, но у нас уговор со всеми подобными клубами: вся информация конфиденциальна.

— Конфиденциальность — мое ремесло, Ави.

— Конечно. Но я могу действовать ровно до тех пор, пока это не опасно для моих контактов.

— Я тоже, Ави, но иногда приходится вести опасную игру, чтобы предупредить более серьезные потери.

— Ты точно знаешь, чего добиваешься?

— Точнее не бывает. Ну?

Брам пожал плечами:

— Что мы должны сделать?

— Поискать кое-что в ваших банках данных, вот и все.

Ни следа угрозы не проскользнуло в его позе, ни в голосе, но не имело смысла торговаться с Шабаком: Балин всегда ухитрялся получить то, что просил.

— Полная конфиденциальность, да, Брам?

— Зачем мне с тобой ссориться, Ицхак?

— Затем, что я надел не тот галстук.

На Балине был темно-красный галстук в черную точечку.

— Сколько их у тебя?

— Я думаю, сотни четыре.

— И как ты в них не путаешься?

— Раскладываю по спектру: красный, оранжевый… и так далее, до фиолетового.

— Ицхак, — сказал Брам, — зачем я тебе понадобился? Неужели я могу сделать что-то такое, чего не можешь ты?

Балин прошелся по залу, гордо поскрипывая дорогими английскими башмаками ручной работы. Потом, глядя в пол, словно боялся свалиться в яму, вернулся к окошечку кассы и, перегнувшись через барьер, придвинулся поближе к Браму.

— Начинай искать в ваших файлах, банках данных, не знаю, как вы их там называете. Четыре имени: Аделман, Броди, Френкель, Колберг. Мы ищем юношу, возраст от двадцати до двадцати четырех. Еврея. Я получил разработку от наших профайлеров[69] — девять к десяти, что все это полная херня, тем не менее: мы ищем юношу, пережившего в детстве катастрофу. Возможно, он потерял родителей, ушел из дома или что-то в этом роде. Существует высокая вероятность того, говорят наши гении, что его когда-то объявляли в розыск, но потом перестали искать. Что мы знаем? Очень мало. Аделман, Броди, Френкель или Колберг. Мальчик, из которого легко может получиться радикал. Возможно, он ушел из дома, когда был маленьким, и его родители обращались в полицию. Он ненавидел отца — все они ненавидят своих отцов, любой хулиган, любой начинающий преступник. Big deal.[70] — Балин замолчал.

— И что? — спросил Брам. — Теперь, значит, мы должны…

— Да, — кивнул Балин. — Мы не можем найти его в своих банках данных.

— Вы ищете Даниела Леви? Который взорвался на блокпосту?

Балин скептически посмотрел на него, потом во взгляде его мелькнула досада, словно он пожалел, что доверился Браму.

И он сказал:

— Аделман, Броди, Френкель, Колберг. Результаты сообщишь.

Он хлопнул на прощанье ладонью по барьеру и медленно направился к выходу, а эскорт устремился следом, привычно ощупывая взглядами пустые стены и потолок бывшего банка, словно за ними притаились снайперы.

Икки входил в «Банк» с двумя кружками кофе, когда Браму позвонила Эва.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — отозвалась она.

Икки поставил кофе перед Брамом и уселся за свой компьютер.

— Я сегодня свободна, и я слышала прогноз, — сказала Эва, — сегодня должно быть очень тепло. Ты занят?

— Я сейчас в «Банке». Мы должны кое-что обсудить.

Он отвернулся от Икки, встал и пошел, прижимая телефон к уху, вдоль касс к одному из пыльных окон, сквозь которое просвечивал бесцветный, расплывчатый силуэт перекрестка.

— Я очень странно себя чувствую, — сказала она. — Как-то пусто внутри. Напряжение, в котором я жила все эти годы, исчезло. Осталась пустота, и мне от этого больно. Странно, да? И еще, я хотела поблагодарить тебя.

— За что?

— Теперь я могу по-настоящему освободиться, я ведь и раньше знала, что ничего не выйдет, но — против всякой логики, где-то в глубине, остается дурацкая надежда.

— Ты обманывала меня, — сказал он.

— Мне очень жаль, мне хотелось бы, чтобы все было по-другому.

В чем он ее, собственно, винит? Она подарила ему многие часы нормальных человеческих чувств. Тепло своего тела. Притворяясь, что продает свою любовь, она возвратила ему то, что он утратил, — возможность жить и любить женщину.

— Брам, слушай, что мне пришло в голову. Странная фантазия, но… Пошли на пляж? Я думаю, теперь я смогу. Пошли? Нет, я должна сказать это по-другому. Брам, если ты пойдешь, я пойду с тобой. Я думаю, что сегодня я смогу пойти. С того самого дня я ни разу не была на пляже. Помоги мне, Брам. Пожалуйста, если ты не очень занят, пойдем вместе, а? Мне кажется, это было бы хорошо. Пожалуйста, Брам, не говори, что это странно.

— Нет, — сказал Брам, — я не считаю это странным.

— Тогда увидимся? В три перед отелем, ладно?

— Ладно, — согласился он.

— Я захвачу чего-нибудь поесть. Устроим пикник.

— Почему бы нет?