Алексей Олейников - Левая рука Бога
Влетело тогда всей научной команде. А Цветков, когда его выковыряли из термопены, сказал, что всю жизнь мечтал увидеть феникса. Так категорию и назвали.
Если такая тварь вылезет в городе, замять дело уже не получится. ПОРБ и чины получат полный доступ к «Неводу».
– Можно попробовать реализовать одну гипотезу, – сказал профессор. – Мы уточнили модель, есть некоторые идеи… Возможно, мы сможем подключиться к этим управляющим леям и уменьшить область аномалии.
– Каким образом? – заинтересовался полковник. Это был бы выход, да что там, обещанный прорыв.
– Надо ввести в рабочую зону «Невода» нашего оператора. Надо перехватить контроль.
Сеносоков нахмурился.
– С этого все и началось.
– Да, но тогда у нас не было понимания внутренней структуры аномалии.
Полковник помолчал, постучал по столу пальцами.
– Вы же понятия не имеете, что будет, если мы туда посадим рыбака?
– Мы испробовали все остальное, – признался Гелий. – Если бы у нас было больше времени, месяц, два… Но неделя? Вы меня извините, Олег Геннадьевич, это нереально.
– Нет, – решил полковник. – Слишком опасно. «Невод» на пиковом режиме, в рабочей зоне рыбак не продержится и пятнадцати минут. А отходить потом будет неделю.
– Пятнадцати минут вполне достаточно, чтобы отработать гипотезу. К тому же у нас два оператора.
Да уж, профессор умел преподносить сюрпризы.
– Надо подумать.
– Время, Олег Геннадьевич, время, – напомнил профессор.
– Не стоит на меня давить, Гелий Ервандович, – сказал Сенокосов. – Вы отрабатывали тот случай с Лагутенко?
– В каком смысле?
– В прямом. Вы изучили причины его срыва? Что он там нес – что чернота живая? И что мы сейчас имеем? Получается, что Лагутенко прав, данная аномалия проявляет признаки живого существа!
– Олег Геннадьевич, я же вам говорил, вы сами себя обманываете, попадаете в плен наших визуальных моделей, – укоризненно заметил профессор. – Лагутенко бредил. В аномалии нет ничего живого, это просто устойчивая конфигурация н-поля. Если мы отключим «Невод», она тут же исчезнет. Живое не исчезает.
– Н-поле для них как кислород для нас. Если я вам перекрою кислород, вы тоже исчезнете.
Гелий Ервандович развел руками.
– Решение за вами. Но пока я вижу только один способ продвинуться в изучении аномалии – отправить оператора в рабочую зону. А времени совсем мало.
Полковник задумчиво постучал по светоплату.
– Мне надо подумать. Я в своем кабинете.
Дверь за ним закрылась.
– А если он прав? – неожиданно спросил Ерохин.
– Иван, и ты туда же? – изумился Гелий. – Ладно, этот чекист, он ничего не смыслит в теории н-поля, но ты же мой лучший аспирант!
– Профессор, я тут набросал модель, – Ерохин вывел на экран визуализацию. – Я подумал по-другому, как вы учили – надо смотреть на проблему с разных сторон. Помните, Лагутенко говорил еще кое-что? Пятеро создадут одного?
Профессор рассеянно кивнул, изучая модель.
– Так вот, как нам известно, в режиме взаимодействия с н-полем оператор частично теряет способность рассуждать логически. Его как бы затягивает в психоформу, он на время забывает привычный язык и начинает говорить образами. Помните, Цветков Гомера километрами цитировал? Когда пытался вытащить сторукого?
– И какое отношение это имеет…
– Вот я и подумал, что, если Лагутенко хотел сказать что-то, но у него не было другого способа, кроме как выдавать такие смутные пророчества?
– О чем речь, Паша? Ближе к делу, у нас очень мало времени.
– О проблеме «левиафана», Гелий Ервандович, – сказал Ерохин. – Вы же помните, мы пришли к выводу, что потенциал человеческого мозга недостаточен, чтобы создавать тульп… то есть психоформы высших категорий первого класса. Ни «василиска», ни тем более «левиафана» вытянуть ни один рыбак не сможет, потому что требуется гениальный мозг, чтобы воплотить настолько высокоорганизованную психоформу.
– И ты решил, что психоформу первой категории можно создать опосредованно? – догадался Гелий. – С помощью более низких категорий?
– Да, речь идет о коллективной ловле! – загорелся Ерохин. – По моим прикидкам, чтобы воплотить психоформу класса «левиафан» требуется не менее пяти операторов с психоформами второго класса. Понимаете? Пятеро создадут одного, вот о чем говорил Лагутенко. Если есть опасность, что появится «левиафан», то…
Гелий подошел, положил руку на плечо.
– Ты, Иван, эти выкладки, пожалуйста, никому не показывай пока. Это требует серьезной проверки. Не надо поднимать панику раньше времени.
– Да, но…
– Ты понимаешь, что будет, если ты расскажешь о своей теории Сенокосову? Этот паникер тут же зарубит проект. И мы останемся ни с чем.
Ерохин заморгал.
– У нас очень мало времени, – повторил профессор. – Скоро сюда пожалуют китайцы, и наш Сенокосов очень хочет законсервировать проект. У нас несколько дней, чтобы получить уникальные данные, а ты тратишь время на сторонние теории. Гипотеза очень интересная и мы обязательно к ней вернемся, но сейчас у нас другая задача. Ты понимаешь, Иван, другая! Поэтому убирай свою модель и займись расчетом управляющих лей. Нам нужно понять, как управлять аномалией, в этом ключ!
Ерохин хмуро кивнул, свернул модель.
– Иван, я тебя выцарапал у ПОРБ, – напомнил Гелий. – С твоей биографией участника протестных акций тебе наука вообще не светила. Ты понимаешь, что надо быть осторожным? Время сейчас такое.
– Понимаю, профессор. Спасибо вам.
Ерохин прильнул к пульту, некоторое время молчал, потом сказал:
– Я вот еще подумал…
Гелий закатил глаза.
– Иван, что еще?
– Я запустил расчет, не волнуйтесь. Хотел сказать, я проанализировал профиль Дениса Ярцева. Ну, двойной пик, помните?
– Ты узнал причину сбоя?
– Это не сбой, профессор, – Ерохин повернулся в кресле. – Это другой тип рыбака!
– В каком смысле? – профессор даже забыл на время об аномалии, присел на другое кресло.
– Условно говоря, наших операторов можно назвать творцами, да? – заговорил Ерохин возбужденно. – Авторами? Они же лепят тульп, вытаскивают их из несуществования. У нас вся программа обучения в «Новой заре» на развитие креативных способностей направлена. Когда творец создает свое произведение, он погружается в него полностью, как бы теряет себя. А суда по психоотклику Ярцева, он способен сохранять контроль. Отрицательный пик не дает ему вытянуть тульпу высшего класса, тормозит его, но при этом дает возможность оставаться в сознании. Понимаете? Тульпа его не затягивает. Если остальные операторы – это авторы, то его можно сравнить с редактором. Он одновременно и вовлечен в процесс творения, и способен от него отстраиваться.
– Очень любопытная теория, – сказал Гелий. – Знаешь, Иван, когда мы уладим ситуацию с аномалией, надо этим Ярцевым плотно заняться. Если ты прав, то открываются интересные перспективы.
* * *– Ты спишь?
Цветков вздохнул, открыл глаза.
– Нет, Андрюша. Ты когда-нибудь видел, чтобы люди спали в позе лотоса?
Лагутенко пожал плечами – дескать, всего от тебя можно ожидать.
Цветков снова закрыл глаза, положил руки на колени ладонями вверх, задышал ровно, спокойно…
– А зачем?
Геннадий сел на кровати.
– Чтобы достичь внутреннего покоя, Андрюш, которого ты меня успешно лишаешь. Зачем ты меня его лишаешь?
Лагутенко застенчиво улыбнулся, обхватил руками костлявые плечи, прислонился к стене. Лицо у него было усталое, на висках блестели лепестки «паутинки».
«На пиковом режиме “Невода” использовать “паутинку” все равно что под зонтиком от цунами прятаться, – подумал Геннадий. – Эта фигня помогает только таким дуболомам, как Сенокосов. А нас сносит…»
– Спать боюсь, – признался Лагутенко. – Тяжело. На груди как будто кто-то сидит, давит. Просыпаюсь, пошевелиться не могу. Такая жуть накатывает…
– Что, брат, стучится? – посочувствовал Цветков. – И ко мне. Линять надо, Андрюха. Залезли мы со своими куцыми мозгами в такое дерьмо, что половником не расхлебаешь.
– Куда бежать? – с тоской спросил Лагутенко. – Домой? Братья пишут, что батя заговорился от водяры, работу ищет. Маме уже лучше, лекарства помогли, которые я проплатил. Если договор разорву, что с ними будет? Все как раньше? Некуда бежать, Гена.
– Бежать всегда есть куда, – убежденно сказал Цветков. – Если не можешь наружу, беги внутрь.
Лагутенко шевелил пальцами ног и отрешенно смотрел на них, словно видел впервые, словно это были не его ноги, а отдельные живые существа, отделенные от него краем смятого одеяла.
«Надо на Гелия нажать, пусть даст человеку отпуск, – подумал Цветков. – Домой смотается, мать увидит, еще раз себя уверит, что все это не зря. Должен же быть у человека какой-то смысл…»
