Роман Злотников - Мерило истины
Высокий остановился.
— Пересолин! — моментально вклинился начальственным баском один из солидных мужчин. — Напоминаю, что сопротивление органам охраны порядка преследуется по закону! Прекратите творить беспредел!
— Беспредел?! — выкрикнул Евгений Петрович и взмахнул руками так, что несколько листков вылетели из его пальцев. — Это я творю беспредел?! Это ваши действия незаконны! Разбирательство еще не закончено, опти-лапги! Мы до генеральной прокуратуры дойдем!..
— Послушайте, Евгений Петрович… — начала было снова женщина, но солидный мягко положил ей руку на плечо. И продолжил сам. На этот раз в его голосе без труда прочитывалась угроза:
— На тебя уже два дела заведено, мало? Какая к черту прокуратура? О себе подумай…
Пересолин топнул ногой и оскалился. Губы его молниеносно шевельнулись, выдавив бесшумное матерное ругательство. ОМОНовцы с новой силой навалились на ворота.
* * *— Вот сволочи пиджаки… — шептал Валька, — сволочи, сволочи…
Очки его давно сползли на нос, но он не замечал этого, не поправлял их.
— Почему Евгеша с Нуржаном запретили нашим парням вмешиваться, а? — в который уже раз непонятно у кого спросил Виталик. — Да они бы этих гадов в одну минуту узелками завязали. И тачки их поганые в лепешки расплющили… Почему, а?
— Сволочи… — не слушая и не слыша его, повторил Валька так глухо, точно у него было пережато горло.
— Сволочи, — поддакнул Виталик. И в который раз ответил сам себе: — Почему? А чтобы не говорили потом, что, мол, воспитанниками прикрываются…
Оба пацаненка, Валька и Виталик, из спален, конечно, ускользнули. Как не ускользнуть, когда такое происходит! Они нашли себе удобный наблюдательный пункт на тесном подоконнике чердачного окошка.
— У меня самострел был… когда я еще дома жил, — возбужденно шептал дальше Виталик. — Такой… не на прищепке с резинкой, а с пружиной от матраса. Камнями пулялся. Знаешь, как бил? Если с земли стрелять, на четвертом этаже стекла вышибал, честно. Сейчас бы я этих пиджаков из того самострела… Забегали бы у меня.
— Сволочи…
— Ты чего как заведенный? Вальк?
Виталик толкнул было в плечо товарища, но тут же ойкнул и отдернул руку:
— Больно! Током бьешься, блин!
— Смотри! — хрипловато прошептал Валька и поправил-таки очки. — Мария показалась!
— Ага, — подтвердил Виталик, увидев, но не придав факту появления во дворе нового действующего лица большого значения. — Эх, какой у меня самострел был! Тяжелый, зато бахал, как пушка!
Пожилая полноватая женщина спустилась с крыльца главного входа в детдом и неожиданно быстрой походкой направилась к воротам, которые все так же невозмутимо удерживал закрытыми Нуржан. Навстречу к женщине кинулся от ворот Евгений Петрович:
— Мария Семеновна, я же говорил, не стоит вам здесь… Вернитесь в здание! — он предпринял неуклюжую попытку остановить ее, но она решительно от Евгения Петровича отмахнулась.
— Я хочу сделать заявление для прессы! — еще на ходу громко сказала она и, добравшись до ограды, поманила рукой, просунутой между прутьями, тонконогого телекорреспондента. — Молодой человек! Вы, с камерой… Можно вас на минуту?
— Мария Семеновна! — подбежал к ней Пересолин. — Не нужно! Какие тут заявления для прессы, они танки сейчас подгонят, с них станется…
— Немедленно отойдите от ворот! — с новой силой взвыл мегафон. — Освободите проезд для техники. Немедленно отойдите от ворот. В противном случае будет применена сила!
— Молодой человек! — повысила голос, не обернувшись к Евгению Петровичу, Мария Семеновна. — Молодой человек с телевидения!
Тонконогий в тот момент был занят интервьюированием крупной дамы в шубе. Она что-то внушительно объясняла в камеру, часто демонстрируя в кадр официального вида бумаги, густо запятнанные понизу черными и синими печатями. Услышав оклик, корреспондент дернулся было, чтобы повернуть камеру на голос Марии Семеновны, но дама по-хозяйски ухватила начавший круговое движение объектив и вернула его в исходное положение. Один солидный господин, с нескрываемым интересом разглядывавший Марию Семеновну, наклонился к стоящему рядом и о чем-то спросил. Было слышно, как тот, кому предназначался вопрос, ответил:
— Бывшая директор этой богадельни…
ОМОНовец с мегафоном, видимо, каждую секунду ожидавший, что сопротивление Нуржана вот-вот будет сломлено, устал ждать. Опустив свой душераздирающий прибор, он скомандовал:
— Второй, третий! Давай через верх!
От четверки камуфляжных, безуспешно пытавшихся распахнуть створки ворот, отделились двое. Отбежав чуть в сторону, они по очереди быстро перемахнули через ограду и бросились к Нуржану. В ту же секунду наперерез им устремилась Мария Семеновна:
— А ну, прочь отсюда!
Евгений Петрович успел перехватить Марию Семеновну, одновременно предупреждающе крикнув:
— Нуржан, сзади!
Но воспитатель Алимханов и без него заметил опасность. Не убирая рук с прутьев ворот, он встретил одного из нападавших прямым толчком ноги в корпус.
Для несильного, в общем-то толчка, эффект получился в прямом смысле выражения сногсшибательным. ОМОНовец отлетел на несколько шагов назад, рухнул спиной на землю и еще проехался на спине пару метров. Второй камуфляжный сразу передумал бросаться на Нуржана, на секунду остановился, вытащил короткую дубинку… и затоптался на безопасном расстоянии, ссутулившись, как борец перед броском.
— Прекратить сопротивление! — снова загрохотал мегафон. — Иначе будут применены спецсредства!
Солидные господа заволновались.
— Ты посмотри, что делают! — ахнула дама. — ОМОН бьют! Ну, куда ты вертишь камерой, снимай, снимай… Это ж видеодоказательство! Это ж… уголовка в чистом виде!
— Не сметь! — пронзительно закричала Мария Семеновна, вырываясь из цепких рук Пересолина. — Не сметь! Не сметь! Не сметь! Не…
Лицо ее вдруг побелело, мгновенно, целиком. И Мария Семеновна обмякла, уронив голову.
* * *— Смотри, смотри! — ошалело затараторил Виталик, схватил в горячке Вальку за руку. — Что делают, гады!
Что-то сухо и негромко треснуло. По руке Виталика метнулась вверх, к плечу голубая искорка, такая молниеносная, что ее почти невозможно было разглядеть. Виталика отбросило в сторону, он едва не сверзился с подоконника.
— Ты что делаешь?! — завопил он, тряся пострадавшей рукой, будто она была обожжена. — Совсем, что ли? Больно как!
— Это не я… — чуть слышно ответил Валька. Лицо его было бледно, на висках и на лбу проступила синяя паутина вен, которых раньше совсем не было видно. Он не отрываясь смотрел на происходившее во дворе.
— Не я! А кто? Бабушка моя? А?
— Электростатический разряд. Про статическое электричество не слышал, что ли?
* * *— «Скорую»! — крикнул Евгений Петрович. — «Скорую», быстрее!
Он держал под мышки бесчувственную, грузную, сползающую вниз Марию Семеновну.
— «Скорую»! — снова крикнул он и как-то беспомощно оглянулся.
— Симулирует! — громко предположила дама в шубе.
Нуржан все-таки обернулся на голос Пересолина. Этим тут же воспользовались ОМОНовцы. Тот второй, перемахнувший ограду, пригнувшись, подскочил к Нуржану, замахиваясь дубинкой. От первого удара, летевшего в голову, парень увернулся, и удар пришелся по плечу. Второй удар пришелся в лоб. Лицо Нуржана сразу залило кровью из рассеченной брови. Он шатнулся, чуть присел… Но все еще держал ворота.
— Что ж вы делаете?! — завопил Евгений Петрович.
Мария Семеновна открыла глаза.
— Все… в порядке… — плывущим голосом произнесла она. — Там валидол… в сумочке… в кабинете…
И глаза ее снова закрылись.
Третий удар ОМОНовцу нанести не удалось. Воспитатель Алимханов, изловчившись, сшиб его на землю подсечкой. Но второй камуфляжный, успевший подняться и добежать до Нуржана, пустил ему в окровавленное лицо струю газа из баллончика. В ту же секунду заработали дубинками перешедшие к активному наступлению ОМОНовцы по ту сторону ограды — били воспитателя по голове, по рукам, по плечам…
Нуржан повис на одной створке. Вторая широко распахнулась, впуская во двор захватчиков.
— Ребята вынуждены были действовать жестко! — держа обеими руками объектив камеры, так, чтобы, кроме ее лица, в кадр не попало ничего, кричала дама в шубе. — Преступники начали их избивать!
Никто в ту минуту, пожалуй, не заметил подлетевшую к перегородившему улицу автобусу желтую «Волгу» с шашечками такси на борту. Из «Волги», торопясь, выбрались двое: молодой человек в форме лейтенанта полиции и мужчина постарше, большой, пузатый, с пышной сивой шевелюрой, облаченный в пугающий глаз провинциального обывателя алый костюм. Оба приехавших рванули к воротам.
